«»Пожар» Валентина Распутина» Страница 1
Сочинение-рассуждение ЕГЭ по тексту В. Г. Распутина
В приведенном отрывке из текста Валентина Григорьевича Распутина поднимается важная, злободневная и актуальная во все времена проблема отношения человека к природе. Несомненно, на эту тему можно и нужно много рассуждать, ведь бережное отношение к природе – прямая обязанность каждого из нас. В. Распутин рассказывает нам о красоте такого чуда природы, как Байкал. Державная красота, заповедный воздух, чудодейственная вода – все это бесценное богатство Байкала. Но получать от всего вышеперечисленного пользу люди смогут лишь тогда, когда
перестанут засорять воду и воздух, губить все живое вокруг Байкала.
Авторская позиция мне ясна, она заключается в мысли о том, что безвозмездно будет дарить природа свою красоту и богатство людям лишь тогда, когда они научатся все это ценить и беречь. Я полностью согласна с В. Г. Распутиным и считаю, что взаимоотношения “человек-природа” очень важны и мы – люди должны делать со своей стороны все, чтобы эти отношения сохранить.
Проблема отношения человека к природе – важная проблема любого времени. На эту тему рассуждали многие писатели и поэты. Например, в романе Л. Н. Толстого “Война и мир” тема
природы занимает далеко не последнее место, об этом рассуждали многие герои романа.
Вспомним Наташу Ростову и ее размышления о красоте летней ночи. Девушка любила природу и понимала, что все вокруг: и небо, и звезды, и кусты, и деревья – это чудо. Также в жизни Андрея Болконского произошла “встреча” с природой, а точнее с небом, лицом к лицу.
Будучи раненым, лежа на земле, он, глядя на небо, понял, как оно прекрасно, как прекрасно все вокруг. Это подтолкнуло героя сделать шаг навстречу к новой жизни, любви, счастью. В жизни каждого человека природа играет важную роль.
Она учит нас ценить красоту и жизнь, любить и радоваться. Каждый человек, любящий природу, обязательно будет счастлив. Вспомним роман И. С. Тургенева “Отцы и дети”. Евгений Базаров – нигилист, он отрицает любовь, искусство, красоту природы.
Герой говорит: “Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник”.
Он видит окружающий мир только как объект для изучения. Но герой, отвергая красоту природы, искусство и прочее отверг и любовь, и поэтому был несчастен. Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что необходимо ценить природу, обдуманно использовать ее дары.
И только тогда, когда мы будем разумно использовать природные ресурсы и бережно любоваться ее красотой, она будет нам помогать.
Байкал, Байкал… В. Г. Распутин
Один из первых восхищенных отзывов о Байкале из русских людей оставил протопоп Аввакум. При возвращении из даурской ссылки «неистовому» протопопу пришлось летом 1662 года переправляться с восточного берега моря-озера на западный, и он пишет о Байкале:«…Около ево горы высокие, утесы каменные и зело высоки, — двадцеть тысящ верст и больши волочился, а не видал таких нигде. Наверху их полатки и повалуши, врата и столпы, ограда каменная и дворы, — все богоделанно. Лук на них ростет и чеснок, — больши романовского луковицы, и сладок зело.
Там же ростут и конопли богорасленныя, а во дворах травы красныя — и цветны и благовонны гораздо. Птиц зело много, гусей и лебедей по морю, яко снег, плавают. Рыба в нем — осетры и таймени, стерледи, и омули, и сиги, и прочих родов много. Вода пресная, а нерпы и зайцы великия в нем, во окиане-море большом, живучи на Мезени, таких не видал. А рыбы зело густо в нем: осетры и таймени жирни гораздо, — нельзя жарить на сковороде: жир все будет. А все то у Христа тово-света наделано для человеков, чтоб, успокояся, хвалу богу воздавал».«Святое море», «святое озеро», «святая вода» — так называли Байкал с незапамятных времен и коренные жители, и русские, пришедшие на его берега уже в XVII веке, и путешествующие иноземцы, преклоняясь пред его величественной, неземной тайной и красотой. Это поклонение Байкалу и диких людей, и людей для своего времени просвещенных было одинаково полным, захватывающим, несмотря на то, что у одних прежде всего затрагивало мистические чувства, а у других — эстетические и научные.
Человека всякий раз брала оторопь при виде Байкала, потому что он не вмещался ни в духовные, ни в материалистические представления человека: Байкал лежал не там, где что-то подобное могло бы находиться, был не тем, что могло бы в этом и любом другом месте быть, и действовал на душу не так, как действует обычно «равнодушная» природа. Это было нечто особое, необыкновенное и «богоделанное».Со временем Байкал обмерили и изучили, применив для этого в последние годы даже и глубоководные аппараты. Он обрел определенные размеры и по ним стал сравним: его сравнивают то с Каспием, то с Танганьикой. Вычислили, что он вмещает в себя пятую часть всей пресной воды на нашей планете, объяснили его происхождение, предположили, как могли зародиться в нем нигде больше не существующие виды животных, рыб и растений и как сумели попасть в него виды, существующие за многие тысячи километров в других частях света. Не все эти объяснения и предположения согласуются даже и между собой. Байкал не столь прост, чтобы так легко можно было лишить его таинственности и загадочности, но тем не менее, как это и должно быть, по своим физическим данным он поставлен на соответствующее ему место в ряду величин описанных и открытых.
И он стоит в этом ряду… потому лишь, что сам-то он, живой, величественный и нерукотворный, ни с чем не сравнимый и ни в чем нигде не повторимый, знает свое собственное извечное место и свою собственную жизнь.Как и с чем действительно можно сравнить его красоту? Не станем уверять, что прекраснее Байкала нет ничего на свете: каждому из нас люба и мила своя сторона, и для эскимоса или алеута, как известно, его тундра и ледяная пустыня есть венец природного совершенства и богатства. Мы с рождения впитываем в себя воздух, соли и картины своей родины, они влияют на наш характер и в немалой степени организуют наш жизненный состав. Поэтому недостаточно сказать, что они дороги нам, мы — часть их, та часть, которая составлена естественной средой; в нас обязан говорить и говорит ее древний и вечный голос. Бессмысленно сравнивать, отдавая чему-либо предпочтение, льды Гренландии с песками Сахары, сибирскую тайгу со среднерусской степью, даже Каспий с Байкалом, можно лишь передать о них свои впечатления.
Всё это прекрасно своей красотой и удивительно своей жизнью. Чаще всего попытки сравнения в таких случаях происходят от нашего нежелания или неумения увидеть и почувствовать единственность и неслучайность картины, трепетного и тревожного ее существования.И все-таки у Природы как целого, как единого творца есть свои любимцы, в которые она при строительстве вкладывает особенное старание, отделывает с особенным тщанием и наделяет особенной властью. Таков, вне всякого сомнения, и Байкал. Не зря его называют жемчужиной Сибири. Не будем сейчас говорить о его богатствах, это отдельный разговор. Байкал славен и свят другим — своей чудесной животворной силой, духом не былого, не прошедшего, как многое ныне, а настоящего, не подвластного времени и преобразованиям, исконного величия и заповедного могущества, духом самородной воли и притягательных испытаний.Вспоминаю, как мы с товарищем моим, приехавшим ко мне в гости, долго шли и далеко ушли по берегу нашего моря по старой Кругобайкальской дороге, одном из самых красивых и ярких мест южного Байкала.
Был август — лучшее, благодатное время на Байкале, когда нагревается вода и бушуют разноцветьем сопки, когда, кажется, даже камень цветет, полыхая красками; когда солнце до блеска высвечивает внове выпавший снег на дальних гольцах в Саянах, которые представляются глазу во много раз ближе, чем они есть в действительности; когда уже и впрок запасся Байкал водой из тающих ледников и лежит сыто, часто спокойно, набираясь сил для осенних штормов; когда щедро играет подле берега под крики чаек рыба и когда на каждом шагу по дороге встречается то одна ягода, то другая — то малина, то смородина, красная и черная, то жимолость… А тут еще и день выдался редкостный: солнце, безветрие, тепло, воздух звенит, Байкал чист и застывше-тих, далеко в воде взблескивают и переливаются красками камни, на дорогу то пахнёт нагретым и горчащим от поспевающего разнотравья воздухом с горы, то неосторожно донесёт прохладным и резким дыханием с моря.Товарищ мой уже часа через два был подавлен обрушившейся на него со всех сторон дикой и буйной, творящей пиршественное летнее торжество красотой, дотоле им не только не виданной, но даже и не представляемой.
Повторяю, что она была в самом расцвете и самом разгаре. Прибавьте к нарисованной картине еще горные речки, с шумом (так и хочется сказать: с хрустальной торжественной музыкой) сбегающие в Байкал, к которым мы раз за разом спускались испробовать водицы и посмотреть, с каким таинством и с какой самоотверженностью вливаются они в общую материнскую воду и затихают в вечности; прибавьте сюда еще частые тоннели, аккуратные и со вкусом отделанные, кажущиеся естественными, которых здесь ненамного меньше, чем километров по этой дороге, и над которыми то торжественно и строго, то причудливо, словно с только что окончившей игру вольностью, высятся скалы.Всё, что отпущено человеку для впечатлений, в товарище моем было очень скоро переполнено, и он, не в состоянии уже больше удивляться и восхищаться, замолчал. Я продолжал говорить. Я рассказывал, как, впервые попав в студенческие годы на Байкал, был обманут прозрачностью воды и пытался рукой достать с лодки камешек, до которого затем при замере оказалось больше четырех метров.
Товарищ принял этот случай безучастно. Несколько уязвленный, я сообщил, что в Байкале удается видеть и за сорок метров — и, кажется, прибавил, но он и этого не заметил, точно в Москве-реке, мимо которой он ездит в машине, такое возможно сплошь и рядом. Только тогда я догадался, что с ним: скажи ему, что мы за двести-триста метров в глубину на двухкопеечной монете читаем в Байкале год чеканки, — больше, чем удивлен, он уже не удивится. Он был полон, как говорится, с крышкой.Помню, его доконала в тот день нерпа. Она редко подплывает близко к берегу, а тут, как по заказу, нежилась на воде совсем недалеко, и, когда я, заметив, показал на нее, у товарища вырвался громкий и дикий вскрик, и он вдруг принялся подсвистывать и подманивать, словно собачонку, нерпу руками. Она, разумеется, тотчас ушла под воду, а товарищ мой в последнем изумлении от нерпы и от себя опять умолк, и на этот раз надолго.Я даю это ничего не значащее само по себе воспоминание для того лишь, чтобы иметь возможность процитировать несколько слов из большого и восторженного письма моего товарища, которое он послал мне вскоре после возвращения домой с Байкала.
«Силы прибавились — это ладно, это бывало, — писал он. — Но я теперь духом поднялся, который оттуда, с Байкала. Я теперь чувствую, что могу немало сделать, и, кажется, различаю, что нужно делать и чего не нужно. Как хорошо, что у нас есть Байкал! Я поднимаюсь утром и, поклонясь в вашу сторону, где батюшка-Байкал, начинаю горы ворочать…»Я понимаю его…А ведь он, товарищ мой, видел только маленький краешек Байкала и видел его в чудесный летний день, когда все вокруг благодарствует покою и солнцу. Он не знает, как в такой же точно день, когда светит солнце и недвижен почти воздух, Байкал может бушевать, казалось бы, ни с чего — словно взбученный изнутри. Смотришь, и не веришь своим глазам: тишь, безветрие и грохот воды — это за многие и многие километры дошел сюда из района шторма вал.Он, товарищ мой, не попадал ни под сарму, ни под култук, ни под баргузин. Так называются ветры, которые мгновенно, с сумасшедшей силой налетают из речных долин и способны натворить на Байкале немалые беды, поднимая порой волну до четырех и шести метров.
Байкальский рыбак не станет, как поется в песне, просить: «Эй, баргузин, пошевеливай вал…»Он не видел северного Байкала во всей его суровой и первозданной красоте, среди которой теряешь и ощущение времени, и меру дел человеческих, — так щедро и царственно властвует здесь над чистой водой древности сияющая вечность. В последние годы, впрочем, человек и тут торопится наверстать свое, укорачивая на привычный ему манер и царственность, и вечность, и покой, и красоту.Он не бывал в бухте Песчаной, где солнечных дней в году гораздо больше, чем на прославленных южных курортах, и не купался в Чивыркуйском заливе, где вода летом нагревается ничуть не меньше, чем в Черном море.Он не знает зимнего Байкала, когда вычищенный ветрами прозрачный лед представляется настолько тонким, что под ним, как под увеличительным стеклом, живет и шевелится вода, на него боязно ступить, а между тем под ногами может быть и метр и больше толщины; не слышал он, товарищ мой, с каким гулом и треском разрывает Байкал, пошевеливаясь, под весну этот лед широкими бездонными трещинами, через которые ни пройти ни проехать, а затем, снова сойдясь, возводит над ними великолепные громады голубых торосов.
Он не попадал в волшебную сказку: то мчится навстречу тебе с распущенным белоснежным полотнищем парусник; то повиснет в воздухе, плавно снижаясь и как бы приноравливаясь, где лучше сесть, средневековый красавец замок; то широкой, полосой плывут с высоко и гордо поднятыми головами и совсем близко наплывают на тебя лебеди… Это миражи на Байкале, обычное здесь явление, с которыми связано немало прекрасных легенд и поверий.Он, товарищ мой, много чего не видел, не слышал, не испытал, а лучше сказать, не увидел, не услышал и не испытал почти ничего. И мы, живущие подле Байкала, не можем похвалиться, что знаем его хорошо, потому что узнать и понять его до конца невозможно — на то он и Байкал. Он постоянно разный и никогда не повторяет себя, каждое мгновение он меняется в красках и оттенках, в погоде, движениях и духе. О, дух Байкала — это нечто особенное, существующее, заставляющее верить в старые легенды и с мистической опаской задумываться, насколько волен человек в иных местах делать все, что ему заблагорассудится.
И все-таки, побывав очень недолго и увидев ничтожно мало, товарищ мой имел возможность если не понять, то почувствовать Байкал. Чувство в таких случаях зависит от нас, от нашей способности или неспособности принять в себя духовное зерно.Байкал, казалось бы, должен подавлять человека своим величием и размерами — в нем всё крупно, всё широко, привольно и загадочно — он же, напротив, возвышает его. Редкое чувство приподнятости и одухотворенности испытываешь на Байкале, словно в виду вечности и совершенства и тебя коснулась тайная печать этих волшебных понятий, и тебя обдало близким дыханием всесильного присутствия, и в тебя вошла доля магического секрета всего сущего. Ты уже тем, кажется, отмечен и выделен, что стоишь на этом берегу, дышишь этим воздухом и пьешь эту воду. Нигде больше не будет у тебя ощущения столь полной и столь желанной слитности с природой и проникновения в нее: тебя одурманит этим воздухом, закружит и унесет над этой водой так скоро, что ты не успеешь и опомниться; ты побываешь в таких заповедных угодьях, которые и не снились нам; и вернешься ты с удесятеренной надеждой: там, впереди, обетованная жизнь…А очищающее, а вдохновляющее, а взбадривающее и душу нашу, и помыслы действие Байкала!.
. Ни учесть, ни пометить его нельзя, его опять-таки можно только почувствовать в себе, но с нас достаточно и того, что оно существует.Вернувшись однажды с прогулки, Л. Н. Толстой записал:«Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в человеке чувство злобы, мщения или страсти истребления себе подобных? Всё недоброе в сердце человека должно бы, кажется, исчезнуть в прикосновении с природой — этим непосредственным выражением красоты и добра».Старое, извечное несоответствие наше той земле, на которой мы живем, и ее благодати, старая наша беда.Природа сама по себе всегда нравственна, безнравственной ее может сделать лишь человек. И как знать, не она, не природа ли, и удерживает в немалой степени нас в тех более или менее разумных пока еще рамках, которыми определяется наше моральное состояние, не ею ли и крепится наше благоразумие и благодеяние?! Это она с мольбой, надеждой и предостережением денно и нощно глядит в наши глаза душами умерших и неродившихся, тех, кто был до нас и будет после нас.
И разве все мы не слышим этот зов? Когда-то эвенк на берегу Байкала, перед тем как срубить для надобности березку, долго каялся и просил прощения у березки за то, что вынужден ее погубить. Теперь мы стали иными. И все-таки не оттого ли и в состоянии мы удержать занесенную уже не под березкой, как двести и триста лет назад, а над самим батюшкой Байкалом равнодушную руку, что возвращаем ему сторицей вложенное в нас природой, в том числе и им?! За добро добром, за милость милостью — по извечному кругу нравственного бытия…Байкал создан, как венец и тайна природы, не для производственных потребностей, а для того, чтобы мы могли пить из него вволю воду, главное и бесценное его богатство, любоваться его державной красотой и дышать его заповедным воздухом. Он никогда не отказывался помогать человеку, но только в той мере, чтобы вода оставалась чистой, красота непогубленной, воздух незасоренным, а жизнь в нем и вокруг него — неиспорченной.Это прежде всего необходимо нам.Байкал, Байкал…Он давно уже стал символом наших отношений с природой, и оттого, быть или не быть в чистоте и сохранности Байкалу, зависит ныне слишком многое.
Это явилось бы не еще одним пройденным и покоренным рубежом, а рубежом последним: за Байкалом нет ничего, что могло бы неразумно рьяного в своей преобразовательной деятельности человека остановить.Трудно удержаться, чтобы не повторить вслед за моим товарищем: как хорошо, что у нас есть Байкал! Могучий, богатый, величественный, красивый многими и многими красотами, царственный и неоткрытый, непокоренный — как хорошо, что он у нас есть!***«Человека всякий раз брала оторопь при виде Байкала, потому что он не вмещался ни в духовные, ни в материалистические представления человека: Байкал лежал не там, где что-то подобное могло бы находиться, был не тем, что могло бы в этом и любом другом месте быть, и действовал на душу не так, как действует обычно «равнодушная» природа. Это было нечто особое, необыкновенное и «богоделанное».***«У природы есть свои любимцы, которые она при создании отделывает с особым тщанием и наделяет особенной властью. Таков, вне всякого сомнения, и Байкал… Славен и свят Байкал – своей чудесной животворной силой, духом не былого, не прошедшего, как многое ныне, а настоящего, не подвластного времени и преобразованиям, исконного величия и заповедного могущества».
***«Лучшее благодатное время на Байкале – август, когда нагревается вода и бушуют разноцветные сопки, когда, кажется, даже камень цветет, полыхая красками; когда солнце до блеска высвечивает внове выпавший снег на дальних гольцах в Саянах, которые представляются глазу во много раз ближе, чем они есть в действительности; когда уже и впрок запасся Байкал водой из тающих ледников и лежит сыто, часто спокойно, набираясь сил для осенних штормов…».***«Синева Черного моря, студеная прозрачность карельских озер, альпийские луга Кавказа, скалистые утесы мурманских фиордов, лед и торосы полярного моря, теплый уют закрытых зеленью бухт, сверкающие под яркими лучами летнего солнца снежники, пестрые ковры лесных и луговых цветов, мрачные холодные пещеры и шумящие водопады, голубые пятна горных озер, золотые песчаные пляжи и снежные вершины – все поражает взоры в этой причудливой композиции природы Байкала. И нигде вы не увидите такой голубой небесной сини и таких облаков, как над Байкалом…».***«Сколько бы ни бывал на Байкале, как бы хорошо ни знал его, каждая новая встреча неожиданна… Всякий раз приходится, опять и опять словно бы приподнимать себя на некую высоту, чтобы оказаться с ним рядом, видеть его и слышать его, ощутить его всем существом.
Он наполнят все ваши чувства разом: и зрение, и слух, и осязание, и обоняние и даже вкус!».***«Байкал… На планете он один – неповторимый, величественный сфинкс, к разгадке которого мы только приблизились. Более двух десятков миллионов лет над его просторами встает и садится солнце, замерзают и тают его чистые воды, а Небеса шлют ему свое вечное благословение. Он уже был, когда человечество пребывало в младенческом состоянии и он еще будет, когда закончится эра человеческого века…».»
Сочинение ЕГЭ «Проблема необходимости переселения на новое место жительства»
Сочинение-рассуждение ЕГЭ по тексту В. Г. Распутина
В приведенном отрывке из текста Валентина Григорьевича Распутина поднимается важная, злободневная и актуальная во все времена проблема отношения человека к природе. Несомненно, на эту тему можно и нужно много рассуждать, ведь бережное отношение к природе – прямая обязанность каждого из нас. В. Распутин рассказывает нам о красоте такого чуда природы, как Байкал.
Державная красота, заповедный воздух, чудодейственная вода – все это бесценное богатство Байкала. Но получать от всего вышеперечисленного пользу люди смогут лишь тогда, когда
перестанут засорять воду и воздух, губить все живое вокруг Байкала.
Авторская позиция мне ясна, она заключается в мысли о том, что безвозмездно будет дарить природа свою красоту и богатство людям лишь тогда, когда они научатся все это ценить и беречь. Я полностью согласна с В. Г. Распутиным и считаю, что взаимоотношения “человек-природа” очень важны и мы – люди должны делать со своей стороны все, чтобы эти отношения сохранить. Проблема отношения человека к природе – важная проблема любого времени. На эту тему рассуждали многие писатели и поэты. Например, в романе Л. Н. Толстого “Война и мир” тема
природы занимает далеко не последнее место, об этом рассуждали многие герои романа.
Вспомним Наташу Ростову и ее размышления о красоте летней ночи. Девушка любила природу и понимала, что все вокруг: и небо, и звезды, и кусты, и деревья – это чудо.
Также в жизни Андрея Болконского произошла “встреча” с природой, а точнее с небом, лицом к лицу.
Будучи раненым, лежа на земле, он, глядя на небо, понял, как оно прекрасно, как прекрасно все вокруг. Это подтолкнуло героя сделать шаг навстречу к новой жизни, любви, счастью. В жизни каждого человека природа играет важную роль.
Она учит нас ценить красоту и жизнь, любить и радоваться. Каждый человек, любящий природу, обязательно будет счастлив. Вспомним роман И. С. Тургенева “Отцы и дети”. Евгений Базаров – нигилист, он отрицает любовь, искусство, красоту природы. Герой говорит: “Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник”.
Он видит окружающий мир только как объект для изучения. Но герой, отвергая красоту природы, искусство и прочее отверг и любовь, и поэтому был несчастен. Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что необходимо ценить природу, обдуманно использовать ее дары.
И только тогда, когда мы будем разумно использовать природные ресурсы и бережно любоваться ее красотой, она будет нам помогать.
«Пожар» Валентина Распутина (стр. 2 из 3)
Когда Иван Петрович заскочил в крайний продовольственный склад, там полыхало вовсю. Над щелястым потолком гудело страшно; несколько потолочных плах возле стены сорвало, и в проём рвался огонь. Иван Петрович не бывал внутри складов, он поразился изобилию всего: на полу немалой горой были навалены пельмени, рядом валялись колбасные круги, в тяжёлых кубах стояло масло, там же в ящиках стояла красная рыба. Куда же это всё уходило подумал Иван Петрович. Запахиваясь телогрейкой и приплясывая от жара, Иван Петрович выбрасывал к двери круги колбасы. Там, во дворе, кто-то подхватывал их и куда-то относил.
Жар становился всё нестерпимей. Никто, похоже, больше не тушил – отступились, а только вытаскивали, что ещё можно было вынести. Иван Петрович подумал, склады не спасти, но магазин отстоять можно. Вдруг Иван Петрович увидел, Бориса Тимофеича, который ругался с архаровцем. Но он помешал этой потасовке.
Как-то раз Иван Петрович разговаривал с Борисом Тимофеевичем.
Борис Тимофеевич заговорил о плане и тут Иван Петрович взорвался: “План, говоришь? План?! Да лучше б мы без него жили!.. Лучше б мы другой план завели – не на одни только кубометры, а и на души! Чтоб учитывалось, сколько душ потеряно…” Борис Тимофеевич с ним не согласился. Но Иван Петрович был устроен по-другому, под ежедневным давлением в нём словно бы сжималась какая-то пружина и доходила до такой упругости, что выдерживать её становилась невмоготу. И Иван Петрович поднимался и, страшно нервничая и ненавидя себя, начинал говорить, понимая, что напрасно.
Из первого продовольственного склада огонь вытеснили полностью. Перешли во второй. Когда Иван Петрович в первый раз заскочил сюда, тут уже было накалёно и дымно, но всё-таки без огня сносно. Здесь было людно. По цепочке передавались ящики с водкой. Откуда-то доносились крики Вали-кладовщицы, умоляющей вынести растительное масло. Оно стояло в железной бочке, Иван Петрович с трудом повалил её, но выкатить не смог. Тогда он выхватил кого-то из цепочки, и они вместе выкатили бочку.
Иван Петрович возвратился за второй бочкой, но его напарник вернулся в цепочку. Пытаясь отыскать его он заметил, что по цепи передаются не только ящики, но и раскупоренные бутылки. И опять Иван Петрович уронил бочку с маслом, кто-то помог ему, но когда выкатили, оказалось, что бочка была без пробки, а в склад уходил извивающийся след масла. Афоня Бронников сказал Ивану Петровичу, что нужно спасать муку. За третьим складом в низкой постройке держали муку и сахар. Мука была свалена в бесформенную кучу. Иван Петрович взвалил на себя первый попавшийся мешок и вынес его. Свалил, вместе с Сашкой Девятым, связь забора и положили по откосу на дорогу, получился мост. Затем оторвали ещё одну и положили рядом. Иван Петрович решил найти Алёну.
Иван Петрович вспоминает, как справляли два года назад тридцатилетие совместной жизни. Взяли отпуск и поехали по своим детям. Старшая дочь жила в Иркутске, она лежала в больнице и они долго там не задержались. Сын Борис жил в Хабаровске, женился. Борис с невесткой просили переезжать к ним.
А когда вернулись, продолжали работать и жить. В последнем году стало совсем невмочь – с тех пор как утвердилась новая бригада архаровцев. А когда они палисадник перед избой разворотили, тогда Иван Петрович написал заявление об увольнении. Спасение было одно: уехать.
Теперь только таскай и таскай. Иван Петрович стягивал мешок и уносил его. Поначалу, выносивших муку было человек десять. Но потом их стало четверо: Афоня, Савелий, Иван Петрович, да кокой-то полузнакомый парень. Потом подстроился Борис Тимофеич. Иван Петрович решил брать поочерёдно: раз мука, раз крупа. Когда сил не осталось он остановился у постройки. Это была баня Савелия, в неё он таскал мешки с мукой, ещё он увидел старуху, которая подбирала со двора бутылки – и уж, конечно не пустые. На середине двора Иван Петрович увидел Мишу Хампо. Он был парализован с детства и плетью таскал правую руку. “Хампо-о! Хампо-о-о!” единственное, что он мог сказать. Миша Хампо жил один. Жену свою похоронил давно, племянник уехал на Север.
Силы он был могучей и одной левой привык делать всё, что угодно. Хампо был прирождённый сторож.
Всё чаще и дотошней, решившись на переезд, стал раздумывать Иван Петрович: что надо человеку, чтобы жить спокойно? И он решил: достаток, работа и нужно быть дома. Афоня уговаривает Ивана Петровича остаться, но он его не слушает
Выбрасывали мешки за дверь, а Иван Петрович оттаскивал их к забору. Кто-то пьяным голосом позвал его, но он не откликнулся. Всё чаще стали задерживаться мужики – чтоб хватануть воздуха. Иван Петрович стоял ни рук, ни ног не чувствуя.
Успели всё из последнего склада вытащить. Дядя Миша увидел, как двое играли в мяч из цветных тряпок. И только он это увидел, как на него обрушился удар, это был Соня. Его били несколько архаровцев. Когда Иван Петрович увидел, что на снегу в обнимку лежат Соня и Хампо, они оба были уже мёртвы, а в пяти метрах валялась колотушка.
Воротившись с пожара, Иван Петрович даже не прилёг. Он посидел, посмотрел в окно, как несёт с берега дым.
На следующий день Иван Петрович ушёл из посёлка.
И ему казалось, что он вступает в одиночество. И что молчит, не то встречая, не то провожая его, земля.
5. Характеристики главных героев
Центральный персонаж повести – шофер Иван Петрович Егоров. Но главным героем можно назвать саму действительность: и многострадальную землю, на которой стоит Сосновка, и бестолковую, временную, а потому изначально обреченную Сосновку, и самого Егорова как неотъемлемую часть этого посёлка, этой земли – тоже страдающего, сомневающегося, ищущего ответ.
Он устал от неверия, он понял вдруг, что ничего не сможет изменить:видит, чтовсе идётне так, что рушатся основы, и не может спасти, поддержать. Больше двадцати лет прошло с тех пор, как приехал Егоров сюда, в Сосновку, из родной своей затопленной Егоровки которую вспоминает теперь каждый день. За эти годы на его глазах, как никогда ранее, развивалось пьянство, почти распались былые общинные связи, люди стали, словно чужими друг другу, озлобились.
Пытался Иван Петрович противостоять этому – сам едва жизни не лишился. И вот подал заявление об уходе с работы, решил уехать из этих мест, чтоб не травить душу, не омрачать ежедневным огорчением оставшиеся годы.
Огонь мог перекинуться на избы и выжечь посёлок; об этом в первую очередь подумал Егоров, бросившись к складам. Но в других головах были и другие мысли. Скажи кто о них Ивану Петровичу полтора десятка лет назад – не поверил бы. Не уложилось бы в его сознании, что люди на беде могут нажиться, не боясь потерять себя, своё лицо. Он и сейчас не хотел в это верить. Но уже – мог. Потому что всё к этому шло. Сама Сосновка, ничем уже не похожая на старую Егоровку, располагала к тому.
Продовольственный склад горел вовсю, “сбежался едва не весь поселок, но не нашлось, похоже, пока никого, кто сумел бы организовать его в одну разумную твёрдую силу, способную остановить огонь”. Словно бы и впрямь совсем никому ничего не надо. Иван Петрович, да его приятель ещё по Егоровке Афоня Бронников, да тракторист Семён Кольцов – вот и все почти, кто прибежал тушить.
Остальные – как бы тушить, а больше помогали именно пожару, ибо тоже разрушали, находя в этом свое удовольствие и свою корысть.
Внутренний, никому из окружающих не видимый пожар в душе героя пострашнее того, который уничтожает склады. Одежду, продукты, драгоценности, прочие товары можно затем восполнить, воспроизвести, но вряд ли когда-либо оживут угасшие надежды, начнут вновь плодоносить с такой же щедростью выжженные поля былой доброты и справедливости.
Иван Петрович чувствует в себе страшное разорение потому, что не смог реализовать данную ему созидательную энергию, — в ней, вопреки логике, не было потребности, она наталкивалась на глухую стену, оказывавшуюся её принимать. Поэтому и одолевает его разрушительный раздор с самим собой, что душа возжаждала определённости, а он не смог ей ответить, что для него теперь – правда, что – совесть, ибо и сам он, помимо своей воли выдернутый, вырванный с корнем из микромира Егоровки.
Пока Иван Петрович и Афоня пытались спасти муку, крупу, масло, архаровцы первым делом набросились на водку.
Кто-то пробежал в новых валенках, взятых на складе, кто-то натягивал на себя новую одежду; Клавка Стригунова ворует драгоценности.
“Что ж это делается-то, Иван?! Что делается?! Всё тащат!” – в испуге восклицает жена Егорова, Алёна, не понимающая, как вместе с пожаром могут дотла сгорать и такие человеческие качества, как порядочность, совесть, честность. И если б только архаровцы волокли всё, что на глаза попадётся, но ведь и свои, сосновские, тоже: “Старуха, за которой ничего похожего никогда не водилось, подбирала выброшенные со двора бутылки – и, уж конечно не пустые”; однорукий Савелий таскал мешки с мукой прямиком в собственную баню.
Что ж это делается? Мы почему такие-то? — вслед за Алёной мог бы воскликнуть, если б умел говорить, дядя Миша Хампо. Он словно перешёл в “Пожар” из “Прощания с Матёрой”, — там его звали Богодулом. Не зря автор подчёркивает это, называя старика “духом егоровским”. Он так же, как и Богодул, почти не говорил, был так же бескомпромиссен и предельно честен.
Он считался прирождённым сторожем – не потому, что любил работу, а просто “так он выкроился, такой из сотни сотен уставов, недоступных его голове, вынес первый устав: чужого не трожь”. Увы, даже дяде Мише, который как самую большую беду воспринимал воровство, пришлось смириться: сторожил он один, а тащили почти все. В поединке с архаровцами дядя Миша удушил одного из них, Соню, но и сам был убит колотушкой.
Писатели, живущие на Байкале, и писатели, описывающие Байкал
Антон Чехов: Байкал на перекрестке прозы и поэзии
Начать, пожалуй, рассказ о писателях, обратившихся к Байкалу в своей прозе и письмах, следует, пожалуй, с Антона Павловича Чехова . Его определение Иркутска, где он ненадолго останавливался во время поездки на Сахалин в 1890 году, — «довольно европейский город» — стало легендой.
Исследователи творческого наследия писателя считают описание Байкала в его письмах одним из лучших произведений эпистолярного жанра.
Первое байкальское письмо Антона Павловича датировано 13 июня и отправлено со станции Лиственничная его матери Евгении Яковлевне, сестре Марии и брату Михаилу.
«Мы ехали на Байкал по берегу реки Ангары, которая вытекает из Байкала и впадает в Енисей. Посмотри на карту. Берега живописные. Горы повсюду; они густо покрыты лесами. Погода была изумительная, тихая, солнечная и теплая; Я ехал и почему-то чувствовал, что необыкновенно здоров; Мне было так хорошо, что я не мог описать это. Вероятно, это было связано с моим пребыванием в Иркутске и с тем, что берег Ангары напомнил мне Швейцарию. Я увидел что-то новое и уникальное. Мы ехали вдоль берега, дошли до устья и повернули налево; там мы увидели берег Байкала, который в Сибири называют «морем». Это было похоже на зеркало. Противоположный берег, конечно, было не видно: расстояние составляло 96 километров. Берега высокие, крутые, каменистые, заросшие лесом; справа и слева в море вдаются мысы, они напоминают Аю-Даг или Тохтабель в Феодосии. Место похоже на Крым. Станция Лиственичная, расположенная у воды, поразительно похожа на Ялту; если бы дома были белыми, сходство с Ялтой было бы полным.
Только на горах нет домов, ибо они слишком круты и не предназначены для строительства домов…»
В тот же день Чехов написал письмо архитектору Ф.О. Шехтель:
«Вы никогда не получали писем с побережья Байкала. Итак, я пишу вам. Я пишу это письмо, сидя на берегу Байкала и ожидая, когда корабль проявит ко мне милосердие и перевезет меня дальше. Я прибыл сюда во вторник, а пароход отойдет в пятницу. Дождь идет, над озером туман, есть нечего; тараканов и клопов полно, прощай, милый дядя!»
И еще письмо (из письма родственникам от 20 июня):
«Путешествие по Байкалу оказалось замечательным, я его никогда не забуду. Только одно было не очень хорошо: мы заняли места в 3-м классе, а вся палуба была занята лошадьми для перевозки грузов — звери бушевали как угорелые. Эти лошади придавали моему путешествию особую атмосферу: казалось, что я плыву на разбойничьем корабле. Охранник в Клюеве согласился довезти наш багаж до вокзала; он ехал, а мы шли пешком за фургоном по живописнейшему побережью.
Ты сделал ошибку, Левитан, отказавшись пойти со мной. Лесная дорога устроена так: справа лес, ведущий к горе, слева лес, спускающийся к Байкалу. Какие овраги, какие скалы здесь можно увидеть! Байкал имеет нежный, теплый цвет. Кстати, на улице было очень тепло…»
В тот же день Чехов прислал еще два письма. Антон Павлович писал своему другу, писателю-юмористу И.А. Лейкин: «Я послал вам письмо из Иркутска. Вы получили это? С того времени прошло больше недели, за эту неделю я пересёк Байкал и проехал Забайкалье. Байкал прекрасен, и сибиряки не зря называют его не озером, а морем. Вода необычайно прозрачна, так что сквозь нее видно, как сквозь воздух; цвет его мягкий, бирюзовый, приятный глазу. Берега гористые, покрытые лесом; территория вокруг дикая, непроходимая. Местная фауна богата: в тайге живет много медведей, соболей, диких козлов и всяких зверей, которые поедают друг друга. Два дня я жил на берегу Байкала. Когда я плыл, было тихо и жарко. Забайкалье великолепно. Это смесь Швейцарии, Дона и Финляндии».
Следующие строки русский драматург адресовал поэту А.Н. Плещеев: «Меня впечатлило Забайкалье, через которое я проехал: это дивный край. Вообще говоря, сибирская поэзия начинается с Байкала, а проза предшествует озеру».
Валентин Распутин: Сияние Байкала
Валентин Распутин — один из главных байкальских писателей, который не только посвятил озеру много трогательных слов, но и провел большую часть своей жизни на его берегу.
В своем очерке «Байкал, Байкал…» Валентин Григорьевич писал:
«Байкал, казалось бы, должен подавлять человека своим величием и размерами — все велико, широко, свободно и загадочно в этом озере, однако, напротив, озеро возвышает человеческий разум. Редкое чувство приподнятости и одухотворенности приходит к вам на Байкале, как будто вы прикоснулись тайной печатью этих магических понятий в силу вечности и совершенства этого места, ощутили близкое дыхание всемогущего присутствия, впитали в себя долю волшебная тайна всех вещей. Ты уже как будто отмечен и избран за то, что стоишь на этом берегу, дышишь этим воздухом и пьешь эту воду.
Нигде больше у вас не будет ощущения такой полной и желанной связи с природой и погружения в нее: вас опьянит этот воздух, у вас закружится голова, и вас унесет над этой водой так скоро, что вы не успеете прийти в себя; вы посетите заповедные зоны, о которых и не мечтали; и ты вернешься с надеждой, удесятеренной: жизнь обетованная будет ждать там, впереди тебя…»
Вот описание озера из рассказа «Новая профессия», представляющего образец прекрасной классической русской прозы:
«Итак, Байкал продолжал погружаться в сияние, а не во мрак, в остывающий, угасающий свет. Алеша шел, а огромное водное полотно справа переливалось изобилием, «перелистывало» краски: секунду назад оно было оранжевым и ослепительным, играя с зарей, потом стало фиолетовым, отбрасывая длинные туманные тени, потом изумрудным. , сверкающими вспышками, то становилось всё глубже и ярче…»
Описание Байкала Валентином Распутиным якобы не выдумано, потому что он жил в так называемом «Байкальском Переделкино» — в «Поселке писателей» в порту Байкала, напротив истока Ангары.
Деревня писателей
Поэт Владимир Скиф написал книгу о писателях, поэтах, художниках, которые стали селиться на берегу озера в середине 60-х годов ХХ века. Свою книгу он назвал «Байкальское Переделкино», хотя на самом деле это поселение называлось просто и незатейливо — «Писательская деревня». Сибирский писатель Глеб Пакулов был одним из первых, кто поселился в месте, где начинается знаменитая Кругобайкальская железная дорога. Вскоре к нему присоединились писатели Владимир Жемчужников и Нелли Матханова, а затем Валентин Распутин купил дом в порту Байкал по адресу: улица Вокзальная, 1. Это произошло в начале 1970-е годы: в это время писатель создал романы, принесшие ему всемирную известность: «Живи и помни» и «Прощание с Матёрой»; он писал их, уединившись от мира в своем байкальском доме. Позднее Валентин Григорьевич подарил этот дом Владимиру Скифу — они были родственниками (их жены были сестрами). Вот слова, которые он написал по этому поводу:
«Сергей Иоффе тоже жил на Байкале, здесь он написал свои лучшие книги.
И это были не только сборники стихов, но и ряд книг, большинство из которых были представлены очерками о русских поэтах.
Известный отечественный драматург Александр Вампилов не только жил в Деревне писателей со своим другом Глебом Пакуловым. Волею судьбы и Байкала его лодку перевернуло на том месте; в результате он скончался.
Частыми гостями Деревни писателей были Виктор Петрович Астафьев с супругой, Евгений Иванович Носов, Николай Воронов, Геннадий Машкин, Станислав Китайский, Валерий Хайрюзов, Борис Лапин и многие другие.
Виктор Астафьев утверждал, что Байкал его влекло так же, как и родное село Овсянка, что несколько дней, проведенных на Байкале, позволили ему вдоволь отдохнуть от будней, зарядиться силами.
Скиф также указывает на выдающегося русского писателя и поэта Леонида Ивановича Бородина, написавшего уникальные автобиографические воспоминания о Байкале в книге «Год чуда и горя». Детство провел на Байкале. И даже когда Леонид Бородин стал главным редактором московского журнала, он никогда не забывал Байкал, справедливо полагая, что Озеро дает ему достаточно сил, чтобы пережить тяготы судьбы, которые ему пришлось пережить: аресты, обвинения в антисоветской пропаганда и, как следствие, одиннадцать лет лагерей.
..
Еще два известных сибирских писателя — Анатолий Байбородин и Михаил Просекин — жили и работали на другом конце Кругобайкальской железной дороги, в поселке Култук.
Пауло Коэльо и другие
Всемирно известный автор «Алхимика» Пауло Коэльо посетил Байкал в мае 2006 года.
Во время пресс-конференции он сказал, что одно из самых незабываемых впечатлений от его двухнедельной поездки на Транссибе купался в ледяном Байкале, где чувствовал силу русского духа:
«Приехав на Байкал, мне вдруг захотелось шагнуть в воду. Я не знаю, какая у него была температура, но, наверное, около четырех градусов. Когда я погрузился в него, я почувствовал, что погрузился в самое сердце России. У меня было невероятное ощущение его силы и мощи».
В 2010 году в рамках года Франции в России Байкал посетила делегация французских писателей. Писательница Сильви Жермен сказала:
«Я не помню, кто сказал, что писатели дружат с природой. Однако Байкал вызывает не просто чувство дружбы, а чувство, которое можно испытывать к живому существу, к человеку.
Это ощущение объясняется великолепием и величием озера».
Великолепие и величие… Пожалуй, это определение как нельзя лучше описывает Байкал. Эти две вещи объясняют его силу и вдохновение, которым озеро щедро делится с творческими людьми и всеми, кто готов воспринять эту энергию творчества.
Сибирь в огне: Рассказы и очерки Валентина Распутина
Рекс
50 отзывов7 подписчиков
28 июня 2021После месяца наслаждения Валентин Григорьевич Распутин работ ( надо наверстать упущенное по тем ), я в восторге от этого сына Аталанки (в Иркутске), который так и остался в Иркутске, в Сибири, на всю жизнь. ( Даже когда он посетил США в 1985 году, он решил остаться в аграрном штате Канзас на Среднем Западе ).
Хотя Сибирь в огне , это четвертая его книга, которую я прочитал, это мой первый обзор его книги, я хочу начать с той самой цитаты, которую он дал The New York Times от 22 декабря 1985 г.
» Наша профессия требует мужества, и каждая книга — это победа мученика, который с большим трудом отбирает каждое слово, чтобы в нем единым росчерком пера и судьбы светились совесть и правда.»
Хоть Распутин и признанный поклонник Федора Достоевского и Ивана Бунина , « Деревенская проза » из Распутина рассказы текут с предельной простотой и чеховской бережливостью. Сюжеты просты, персонажи немногочисленны, обстановка родная, деревенская и сильно отражает правду и совесть той самой земли, которую он проецирует своим синглом 9.0077 взмах пера и судьба . Как он сам цитирует Льва Толстого в одном из очерков: « Художник есть художник только потому, что он видит вещи такими, какие они есть, а не такими, какими он хочет их видеть,
В рассказах и очерках, вышедших из-под пера этого Сына Сибири, мы неумолимо переносимся в целебную Сибирь, собирая ягоды в тайге над Байкалом, или наблюдая течение реки Ангары, или с благоговением наблюдая за всем, что происходит в местных колхозах и стать свидетелем тех самых событий, которые открываются перед нами.
Если бы для вас Сибирь означала только ГУЛАГи и концлагеря и все негативное, то вы гарантированно лишитесь всех этих воспоминаний, впитывая эту увлекательную
С очень небольшим количеством персонажей, без заумных сюжетов, событий происходит в мире Распутина. Дилемма, проблема, трагедия, разлука… Что бы это ни было, бывает . И так же, как могучая река Ангара, жизнь движется по . Как сказал бы Гераклит : « Все течет (panta rhei) ».
Это составляет основу 6 рассказов
Василий и Василиса (1966) — прекрасно представляет моральную дилемму отчужденной пожилой пары: быть в состоянии защитить свою человечность , не теряя ее из-за отвращения к другому.
4 звезды .
Уроки французского (1973) — это замечательная полуавтобиографическая история о собственном учителе французского языка Распутина и ее сострадательном альтруизме, из-за которого она в конечном итоге попадает в беду. Несмотря на пронзительный финал, плюсом этой сказки является то, что спустя несколько десятков лет автору удалось лично встретиться со своим учителем.
Живи и люби (1981) — замечательная сказка о взрослении подростка, отправившегося собирать ягоды в глубине тайги над озером Байкал. Меня это по-настоящему увлекло ( так же, как Уроки французского ) в каком-то смысле, я опосредованно перенесся на Байкало-Амурскую магистраль (БАМ) Транссибирской магистрали, на озеро Байкал, и на ту ужасную ночь в тайге, собирая ягоды по возвращении. 5 звезд .
«Что мне сказать вороне» (1981) — снова полуавтобиографический, философский взгляд на Распутина как на любящего и заботливого отца своей маленькой дочери (
4,5 звезды .
Огонь (1985) — свидетельство мужества Распутина. Это новелла , в отличие от остальных 5 рассказов. В лесозаготовительном поселке на одном из складов вспыхивает пожар. Это все, что ему нужно, чтобы соткать реалистическую историю, в которой запечатлены моменты беспомощности разрушающегося города, а Распутин обеспечивает моральный компас с экологически сознательным рвением, которое мгновенно переносит нас в
Тетушка Улита (1985) — чрезвычайно короткий рассказ о двух старушках из его деревни, со своей народной мудростью и болтовней. 3 звезды .
Остальные 6 эссе сами по себе великолепны. Естественно, на первый план выходят склонные мысли Распутина о родной земле, экосистеме, окружающей среде, лесах и т. д. Его перо истекает любовью и заботой о своей земле. То, что он думал о пагубных последствиях человеческой жадности, таких как массовая индустриализация без плана защиты находящегося под угрозой исчезновения Байкальского региона и т.
Твоя Сибирь и Моя (1984) — 5 звезд
Как они оказались в Иркутске? (1984) — 4 звезды
Байкал (1981) — 5 звезд
Что у нас есть: Байкальский пролог без эпилога (1987) —
Твой сын, Россия, и наш страстный брат: О Василии Шукшине (1984) — 5 звезд
Правда Александра Вампилова (1977) — 5 звезд .
Причина, по которой я люблю Валентина Распутина, заключается в его абсолютной целостности с землей и дом он так любит: Сибирь.
Leave A Comment