Почему произошел раскол в либеральном движении какие слои населения: почему произошел раскол в либеральном движении?какие слои населения были разочарованы

Разделяй и властвуй. Новая власть в Литве хочет поссорить русских и поляков

За последние два десятилетия раскол пережили все партии, претендовавшие на власть. Теперь настал черед маленькой, но монолитной ИАПЛ-СХС, которая начала набирать силу во время работы в правящей коалиции с СКЗЛ

После громких угроз «убивать по одному в год» в адрес поляков из «команды Томашевского», раздавшихся из уст шоумена, экс-спикера Сейма Арунаса Валинскаса, президент Литвы Гитанас Науседа решил встать грудью на защиту литовских поляков. Но только тех, кто уже давно сам ненавидит лидера ИАПЛ-СХС Вальдемара Томашевского и постоянно пытается расколоть не только партию, но и ее политическое содружество с русскими в лице «Русского альянса». 

В современной Литве этот принцип широко используется в противовес идеологии СССР, где все национальности жили «в братской семье народов». Мастерски владеет принципом «разделяй и властвуй» духовный лидер консерваторов Витаутас Ландсбергис. Еще на заре создания «Саюдиса», путем подковерных интриг против организаторов, Витаутасу Ландсбергису удалось захватить не только руководство этой организацией, но и стать впоследствии «первым фактическим руководителем» независимой Литвы в должности председателя Верховного совета.

На протяжении 30 лет новейшей истории все политические партии пережили периоды раскола. И лишь одна партия укреплялась и совершенствовалась. Это детище Витаутаса Ландсбергиса – «Союз Отечества – Христианские демократы Литвы».

Примечательно, что расколы происходили в партиях, которые стремительно набирали рейтинги среди избирателей и готовы были потеснить консерваторов на политическом олимпе. Достаточно вспомнить стремительный взлет «Движения либералов» накануне выборов 2016 года. И тут вдруг поймали на взятке лидера партии Элигиюса Масюлиса. В результате на политической арене появилась «чистенькая» Партия свободы во главе с энергичной Аушрине Армонайте. Сегодня – это третья сила в новой правящей коалиции.

А во время правления аграриев-соцдемов сокрушительному расколу подверглась некогда монолитная Социал-демократическая партия Литвы (СДПЛ), созданная ныне покойным первым президентом Литвы Альгирдасом Бразаускасом. Грех говорить, но благо он не дожил до такого позора, когда в Литве появились две партии с почти одинаковой аббревиатурой – СДПЛ Гинтаутаса Палуцкаса и СДРПЛ Гедиминаса Киркиласа.    

За последние два десятилетия раскол пережили все партии, претендовавшие на власть, – Партия национального возрождения Арунаса Валинскаса, Партия труда Виктора Успасских.

Да и в ряды пока еще правящего «Союза крестьян и зеленых Литвы» (СКЗЛ) под руководством Рамунаса Карбаускиса была внесена нешуточная смута. За предательство однопартийцев спикер Сейма Викторас Пранцкетис получил «высокое место» в рядах «Движения либералов». Руку к расколу СКЗЛ приложил и молодой и строптивый экс-председатель парламентского Комитета по национальной безопасности и обороне (КНБО) Витаутас Бакас. Все это в конце концов привело к поражению аграриев на прошедших выборах.

И вот теперь настал черед маленькой, но монолитной ИАПЛ-СХС, которая начала набирать силу во время работы в правящей коалиции с СКЗЛ.

Удар был нанесен с двух сторон. Сначала измазали в грязи вплоть до публичной порки единственную представительницу «Русского альянса» в Сейме Ирину Розову. Не хватило только времени, чтобы довести дело до логического конца – до импичмента депутату Розовой лишь за то, что случайно оказалась ни в то время, ни в том месте – на форуме православных политиков в Грузии.

А затем вплотную взялись за лидера ИАПЛ-СХС, европарламентария Вальдемара Томашевского. Ему вспомнили все. И георгиевскую ленточку, приколотую к лацкану единожды 9 мая 2012 года, и критические высказывания в адрес патриарха и консерваторов, и опрометчивые призывы к невмешательству во внутренние дела соседей – белорусов, в то время как лидера белорусской оппозиции Светлану Тихановскую в Вильнюсе принимали на самом высоком уровне.

Травить «неправильных» поляков и русских предоставили право «журналисту»-террористу Андрюсу Тапинасу. Ему было позволено все – от откровенного вранья и подтасовки фактов до призывов и указаний, за какого «правильного» кандидата надо голосовать. И все это притом, что ни Тапинас, ни его Laisves TV не были зарегистрированы в ГИК как участники выборной кампании. А уже после того, как грязное дело было сделано Тапинасом и ИАПЛ-СХС осталась за бортом нового Сейма, к травле подключился лично резидент Гитанас Науседа.

Еще во время голосования во втором туре в одномандатном округе Новая Вильня президент только что фамилию кандидата не назвал, комментируя свое волеизъявление на избирательном участке.

«Жизнь становится все проще и проще. В первом туре я еще подумал, а сейчас даже не было, о чем думать <…> Прежде всего на то (обращал внимание. – Sputnik), чтобы этот человек (кандидат. – Sputnik) действительно служил Литве, чтобы его честность, порядочность не вызывали сомнений. В таком случае политические представления, идеологии являются вторичными. Еще я убежден в том, что Литву можно любить и быть и консерватором, и социал-демократом, и либералом, и находясь в другой партии», – сказал Науседа журналистам после голосования.

Напомним, что во втором туре в округе, где живет президент, против консерватора Моники Навицкене выступала кандидат от ИАПЛ-СХС Ромуальда Пошевецкая. И неужели кто-то подумал, что Науседа проголосовал за Пошевецкую?

И вот теперь глава литовского государства перешел к открытой поддержке политических противников ИАПЛ-СХС в среде литовских поляков. На официальном уровне он провел онлайн-конференцию с представителями «польской общины», дискуссионного клуба и учеными Литвы польского происхождения – всех тех, кто выступает за ассимиляцию поляков в литовское общество. Обсуждался широкий спектр вопросов и подготовленная активистами стратегия «Вильнюсский край – 2040». Напомним, что именно в Вильнюсском крае компактно проживает почти все польское нацменьшинство Литвы. А это без малого почти шесть процентов населения страны (около 200 тысяч человек).

«Самое важно то, что этот документ является открытым и поощряет к диалогу. Я предлагаю продолжать дискуссии и внутри польской общины, и с литовскими государственными органами по совершенствованию и реализации этой стратегии <…> Национальные меньшинства не являются нашей проблемой. Это наше богатство, которым мы должны дорожить и которое мы должны защищать», – приводят литовские СМИ цитату из пресс-релиза администрации президента Литвы.

Видимо, уже в ближайшее время вокруг «правильных» поляков начнут создавать ореол радетелей за права нацменьшинств. Им выделят гранты на расширение имеющихся и создание новых СМИ на польском языке, помогут всеми государственными ресурсами в организации культурных и массовых мероприятий. А главное, что для официальной Варшавы будет создана колоритная картинка того, с какой любовью литовская власть во главе с консерваторами относится к местным полякам, которые никогда не пойдут на политическое сотрудничество с русскими Литвы под лозунгом «Вместе – мы сила!».

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.

США стали страной престарелых лидеров, раскалывающих народ пополам — Российская газета

Прокатившееся по США цунами беспорядков на расовой почве, подобных которым страна не видела со смерти Мартина Лютера Кинга в 1968 году, постепенно сходит на нет. Но то, как отреагировали на этот кризис власть имущие, не оставляет сомнений, что такие кадры из Америки мир увидит еще не раз. Стареющая и физически, и идеологически правящая элита азартно раз за разом пытается подчинить любой общественный кризис своей игре в борьбе за власть, не решая, а усугубляя болезненные для американцев проблемы.

Виноват? Он же памятник!

Под влиянием беспорядков, спровоцированных смертью темнокожего Джорджа Флойда от рук полицейских в Миннеаполисе, развернулась новая атака на памятники. Ее зачинщики — леворадикальные активисты. Но углубляющийся раскол американского общества ведет к тому, что и верхушка Демократической партии, более умеренная по взглядам, все чаще идет на поводу у наиболее крикливой части электората. Хотя та и является меньшинством.

Президента Дональда Трампа принято называть популистом, но его оппоненты ничем не лучше. Умеренность, вдумчивость и терпимость сегодня явно не в моде. Увы для рядовых американцев, если судить по истории, то война с памятниками, названиями городов и улиц и прочей памятью о прошлом обычно разворачивается в тех странах, где на другое у правителей способностей не хватает.

Жертвами погромщиков стали сразу несколько статуй мореплавателя и первооткрывателя Америки Христофора Колумба (1451-1506). В Бостоне вандалы изрисовали и обезглавили его фигуру, после чего власти решили демонтировать ее. В Ричмонде протестующие снесли памятник мореплавателю своими силами. Повергнутую под ликующие крики статую били ногами, плевали в нее. Еще один монумент Колумбу погромщики разрушили в Сент-Поле на глазах бездействовавших полицейских. Первооткрыватель в последние годы попал в прицел радикальных левых активистов, которые клеймят его «колонизатором» и «убийцей». И наверху к ним прислушиваются. Мэр Бостона Марти Уолш заявил, что власти могут «пересмотреть историческую роль» Колумба.

Еще горячее споры о символах конфедерации рабовладельческих штатов Юга, уступивших силам Севера в Гражданской войне (1861-1865). В США насчитывается около полутора тысяч статуй и других знаков в память о конфедератах, в основном в штатах на юго-востоке страны. Спикер Палаты представителей Нэнси Пелоси вновь призвала демонтировать из здания Капитолия 11 статуй конфедератов. Губернатор штата Вирджиния Ральф Нортэм объявил, что собирается снести памятник командующему южан генералу Роберту Ли (1807-1870), простоявший в Ричмонде около 130 лет.

Когда интернет пестрит кадрами того, как толпы безнаказанно крушат памятники, а третье лицо в государстве их поддерживает, может сложиться впечатление, что это действительно наболело для общества. Но все не совсем так. Последний опрос общественного мнения HuffPost/YouGov выявил, что только треть американцев поддерживает снос статуй конфедератам, в то время как в полтора раза больше граждан (49 процентов) — против. Даже среди афроамериканцев за демонтаж памятников южан высказывается только половина.

Ключевым фигурам демократов — Джо Байдену, Нэнси Пелоси и Чаку Шумеру — на троих более двух столетий, почти столько же, сколько самой Америке

Решения, игнорирующие молчаливое большинство, только усугубляют раскол в обществе. Именно так летом 2017 года полыхнули столкновения в Шарлотсвилле, где власти решили демонтировать статую генерала Ли, чем разозлили ультраправых.

Но политиков это не останавливает. Они все чаще ставят во главу угла не Америку, а только свою партию, свой электорат, свои интересы, игнорируя вторую половину и словно умышленно раскалывая страну пополам. В накаленной идеологической войне здравый смысл отступает на второй план.

Вслед за памятниками набирают силу предложения о переименовании военных баз на территории США, которые названы в память о полководцах конфедератов. Трамп выступает против, но в пику ему мэр-демократ Вашингтона назвал одну из прилегающих к Белому дому улиц лозунгом движения «Жизни черных имеют значение» (англ. «Black Lives Matter»), под которым проходили протесты. Мэр Нью-Йорка Билл де Блазио, тоже демократ, подхватил идею, пообещав сделать проезды с таким названием в каждом районе города. В университетах требуют сбивать с памятных табличек имена меценатов, чье состояние было основано на рабовладении.

Современную расовую цензуру не прошел культовый для Америки оскароносный фильм «Унесенные ветром». На фоне протестов стриминговый сервис HBO Max временно удалил кинокартину 1939 года из каталога доступных фильмов за пропаганду расизма, пообещав вернуть ее, но с дополнительными комментариями. А ведь когда-то фильм воспринимался совсем иначе: за роль в нем актриса Хэтти МакДэниел стала первой темнокожей, получившей «Оскар».

Но если губернатор Вирджинии объясняет снос памятника генералу конфедератов тем, что в 2020 году нельзя относиться «с почетом к системе, которая основывалась на купле и продаже взятых в рабство людей», то, пожалуй, недалеко и до развенчания отцов-основателей Америки, о чем еще три года назад предупреждал Дональд Трамп. Ведь те в духе времени поголовно были рабовладельцами. Тогда уж следует достать из национальных архивов и предать огню оригинальную конституцию США, в тексте которой, например, запрещалось отменять рабство. Или, если по рецепту Пелоси крушить памятники конфедератам в Капитолии из-за того, что «они оскорбляют высшие идеалы», то почему бы не снести и сам Капитолий — он ведь построен трудом рабов. Как и весь исторический центр столицы, включая Белый дом. К слову, погромщики в Вашингтоне пытались прорваться к Белому дому, а затем подожгли и изрисовали епископальную церковь Святого Иоанна, которую традиционно посещают президенты США на утро перед инаугурацией.

Фото: REUTERS

А вот еще одна говорящая за себя инициатива борцов за историческую справедливость: журнал The New York Times Magazine в прошлом году уже запустил «Проект 1619», цель которого — вести истинный отсчет истории Америки не с создания ее как государства, а с того момента, как на континенты стали привозить чернокожих рабов.

Лидеры демократов идут на поводу у наиболее крикливой части электората, которая является меньшинством. Но меньшинством агрессивным

Но разве вся эта война с собственной историей поможет решить проблему расовой дискриминации? Как она улучшит жизни темнокожих американцев?

Тем не менее, крайне спорная мода навязывать современные оценки прошлым событиям стала характерным для прогрессивных идеологов приемом решения своих задач. Так было с движением #MeToo, вокруг которого левые сформировали такую токсичную атмосферу, что любых обвинений в неуместных по нынешним меркам мужских прикосновениях 30-40-летней давности даже без всяких доказательств было достаточно, чтобы поставить крест на карьере. Помогло ли это восстановить справедливость? В отдельных случаях — возможно, да, хотя логика подсказывает, что большинство таких историй остались нерассказанными, а потому «правосудие» вышло избирательным.

Еще больше эту «справедливость» подорвали явные двойные стандарты. Ведь взволновавшая общественность тема сразу превратилась в оружие политтехнологов. Например, пару лет назад Трамп предложил в Верховный суд кандидатуру консерватора Бретта Кавано. В процессе утверждения Кристин Форд обвинила его в домогательствах в подростковом возрасте, не представив существенных доказательств помимо своих показаний. Тогда либералы требовали принять на веру ее слова и отказать Кавано в номинации, ведь того требовал принцип движения #MeToo: верить пострадавшей стороне. Но когда в начале этого года под обвинения в домогательствах попал Джо Байден, которого демпартия избрала своим кандидатом на президентские выборы, либеральные голоса словно поперхнулись. А несколько симпатизирующих демократам комментаторов бросились дискредитировать обвинившую его Тару Рид, до кучи прилепив уже традиционные в местной политике подозрения в ее симпатиях к Кремлю.

На поводке у меньшинства

Войной с памятниками реакция на сотрясавшие США беспорядки не ограничилась. Но и другие меры, которые предлагают политики, заигрывая с взбунтовавшимся темнокожим электоратом, вызывают сомнения.

Группы активистов завалили конгрессменов требованиями сократить финансирование полиции в качестве меры борьбы с насилием правоохранителей. И демократы готовы сказать «да»: Пелоси и лидер демократов в сенате Чак Шумер представили в Конгрессе проект реформы, которая запретит полицейским удушающие приемы, ужесточит их ответственность за произвол против подозреваемых. В Миннеаполисе власти согласились вовсе расформировать полицию в ее нынешнем виде. В Сиэтле правоохранителям запретили применять спецсредства. Власти нескольких штатов и городов, возглавляемых демократами, уже объявили о сокращении бюджета полиции.

Фото: AP Photo/Frank Franklin II

Избавит ли это Америку от будущих беспорядков такого рода? Вряд ли. Проблема расовой дискриминации и насилия в полиции есть, но это только часть той социальной напряженности, что привела к хаосу.

Начать с того, что урезать полицию в Америке, где у населения на руках около 300 миллионов огнестрела, а вооруженное насилие в разы выше, чем в других развитых странах — идея по меньшей мере спорная и требующая обсуждения, а не показушных решений на эмоциях. Ведь в США не редкость всевозможные дружины и соседские дозоры, когда вооруженные граждане берут на себя поддержание порядка в своем районе. Такие дружины, кстати, выходили на улицы и во время нынешних погромов в тех кварталах, где полиция не справлялась. Если на улицах станет меньше полиции, не исключено, что роль таких дозоров вырастет. Но если полицейские хоть как-то обучены применять силу, то волонтеры действуют на свое усмотрение, а стереотипов в отношении темнокожих у них не меньше, чем у силовиков. Вспомнить 2012 год, когда такой самопровозглашенный дозорный Джордж Циммерман заподозрил в воровстве и застрелил темнокожего подростка Трейвона Мартина. Или совсем свежий случай. В штате Джорджия отставной полицейский и его сын, оба белые, застрелили пробегавшего мимо темнокожего Ахмада Арбери, заподозрив, что он вор, скрывающийся с места преступления. Такие стычки способны взорвать общество не хуже инцидентов с полицией.

Во-вторых, народные избранники-демократы тут вновь явно идут на поводу у крикливого меньшинства. Когда сенатор-республиканец Том Коттон на страницах The New York Times предложил использовать войска против вандалов и погромщиков, поднялся скандал, а редактор рубрики мнений был вынужден уволиться, поскольку публикацию такой точки зрения либеральные активисты и журналисты посчитали неприемлемой. Но вся эта покорность демократов и левой прессы по отношению к погромщикам вряд ли по нраву молчаливому большинству, которое, как оказывается, поддерживает предложение сенатора.

В какой-то степени демократы, возможно, делают это умышленно. Анархия на улицах обычно бьет по престижу действующей власти, а потому может помочь им победить Трампа на выборах в ноябре. Но дальновидной такую логику не назовешь. Ведь социальные проблемы, спровоцировавшие погромы, остаются нерешенными. А значит, неизбежны новые и более жестокие беспорядки, ведь погромщики привыкают к безнаказанности, к тому, что могут добиться желаемого грубой силой при попустительстве властей, неважно от какой партии. В своей игре политики будто готовы сжечь хоть всю страну, не замечая, что кадры с ее улиц напоминают «горячие точки», а не «град на холме», которым Америка хочет казаться.

Наконец, зацикленность именно на полицейском насилии игнорирует другие проявления системного расизма в США. Взять крупные компании, чьи либеральные руководители сыпят возвышенными лозунгами и хэштегами о расовом равенстве в соцсетях. В высокотехнологичной Microsoft доля темнокожих сотрудников — всего 4,4 процента. В компании Amazon, чей глава Джефф Безос владеет газетой The Washington Post, среди менеджеров темнокожих около 8 процентов, а вот в логистических центрах и службе доставки, где преобладает низкоквалифицированая рабочая сила, они составляют примерно 60 процентов сотрудников. Чернокожие недовольны такими барьерами не меньше, чем грубостью полиции.

Некоторые, впрочем, чересчур усердствуют, что не способствует полноценной и равноправной интеграции афроамериканцев в работу. Uber Eats объявила, что не будет брать плату за доставку со всех ресторанов, которыми владеют чернокожие. В приложении можно будет специально отфильтровать такие рестораны. А компания Adidas пообещала в обязательном порядке заполнять 30 процентов рабочих мест афро- и латиноамериканцами. Что это, если не искусственное деление по расовому признаку, от которого прогрессивная Америка так стремится избавиться?

Белый дом престарелых

Глядеть на это грустно: неужели эти лидеры и их скудные идеи — это все, что способна выжать из себя страна инноваторов, которой Соединенные Штаты без сомнения являются? «У Америки проявляется явный склероз. Она чем-то напоминает мне брежневские времена в СССР, страной правит поколение 70+, а система парализована», — такую нелестную оценку американскому руководству в недавнем интервью для «РГ» озвучил один из авторитетных экономистов Джеффри Сакс. Речь шла о том, почему США не справились с коронавирусом, но эти слова в той же степени применимы и к расовым беспорядкам, ведь в основе этих кризисов лежат одни и те же системные изъяны и неспособность изжившего себя поколения политиков исправить их.

Читая американскую прессу, может сложиться впечатление, что каждый гражданин одержим идеями защиты всевозможных расовых, сексуальных и прочих меньшинств. Но в погоне за ними демократы подрастеряли поддержку молчаливого белого большинства. А оно в 2016 году основательно проучило верхушку «партии ослов», усадив в Белый дом Дональда Трампа и одарив большинством в обеих палатах конгресса его союзников-республиканцев. Голосование в пользу несистемного кандидата было очевидным сигналом: американцы требуют обновления.

Политическую систему Соединенных Штатов не без оснований принято хвалить за способность к самокоррекции, прежде всего путем походов к избирательным урнам. Пока же поколение политиков, которому давно пора на пенсию, наотрез отказывается уступать место на сцене, цепляется за власть, тем самым тормозит обновление системы.

Ключевым фигурам демократических праймериз (Джо Байден, Майкл Блумберг, Берни Сандерс) на троих больше двух столетий, почти столько же, сколько самой Америке как государству. И эта геронтократия самым прямым образом влияет на качество управления страной, на то, как она справляется с кризисами.

Байден, в 2018 году сам назвавший себя «машиной оплошностей», не дает поводов сомневаться в правдивости этой шутки. Почти любое появление 77-летнего политика не обходится без очередного неловкого эпизода, а интернет полон подборок на эту тему. Только за пару месяцев 2020 года Байден отличился бессчетное число раз: на предвыборном митинге в Калифорнии перепутал свою жену с сестрой; в Южной Каролине перепутал должность, на которую выдвигается, назвав себя претендентом в сенаторы; на другом выступлении цитировал общеизвестный фрагмент Декларации независимости США и сбился, заключив: «Да вы сами знаете». Несколько раз «сонный Джо», как его называет Трамп, путал штаты, в которых выступал, а в прямом эфире «зависал», теряя мысль. В недавнем интервью CNN о коронавирусе он без конца трогал лицо и кашлянул в кулак, так что даже ведущему пришлось напомнить, что правильный способ — кашлять в локоть.

В удачных для Байдена ситуациях это выглядит комично, а в неудачных — заставляет даже его союзников закатывать глаза. Недавно кандидат, отработавший восемь лет в статусе «вице» у первого темнокожего президента США, решил разыграть расовую карту. Ведь афроамериканцы — важная часть электората демократов, чья поддержка обеспечила Байдену победу на праймериз. «Если вам трудно решить, за кого вы — за меня или за Трампа, то вы не черный», — сказал Байден в эфире популярной у темнокожих американцев радиопрограммы, за что сразу напоролся на обвинения в расизме.

В результате даже левые комментаторы стали подшучивать, что его единственный шанс на выборах — уйти на карантин и не появляться на публике ближайшие полгода. Либеральный The Atlantic признал в статье под заголовком «Оставайся живым, Джо Байден»: «Все, что демократам нужно от лидера гонки, это его физическое присутствие». В штабе Байдена косвенно признают, что его программа на выборы сводится к лозунгу «против Трампа» и обещанию уйти сразу после окончания первого срока, поскольку на этом его миссия будет исчерпана. С такой идейной дряхлостью шансы Байдена на выборах выглядели не очень оптимистичными, но охватившие Америку кризисы могут сыграть ему на руку.

Не свежее выглядит другой предводитель — 80-летняя спикер Нэнси Пелоси, бессменно возглавляющая демократов в нижней палате с 2007 года. Когда конгрессмены перед недавним заседанием в знак солидарности с протестующими встали на колени, Пелоси потом не смогла самостоятельно подняться на ноги. А когда в начале года демонстративно разорвала перед камерами текст обращения Трампа к нации, журналисты по снимкам заметили, что листы для спикера надорвали заранее.

Фото: twitter.com / GlobalNews

Демократический истеблишмент превозносит стратегические таланты Пелоси, которая стала первой женщиной-спикером Палаты представителей в истории США. Но последние годы заставляют усомниться в ее интеллектуальной форме.

Раздутая демпартией и либеральной прессой русофобия наделала много шума, а кое-кто даже построил на этом карьеру. Один мой знакомый журналист в Вашингтоне за время предвыборной кампании-2016 получил аж два повышения в должности, а его газета, комментируя назначение, тогда поясняла, что отмечает именно его вклад в журналистские расследования о «российском влиянии». Газета The New York Times словила за это несколько Пулитцеровских премий.

Если судить по результатам, то все это выглядит политической пирамидой, которая несла ее авторам одно поражение за другим. Расследование спецпрокурора Роберта Мюллера закончилось ничем. Инициированный Пелоси импичмент Трампа, которого левые активисты требовали с самой зари его правления, провалился, не получив значимой поддержки американской общественности, для которой, согласно соцопросам, вся эта история по важности — тема десятая.

Но Пелоси живет в собственной реальности, которая зачастую не пересекается с проблемами рядовых американцев. Когда пандемия ударила по США всей силой и заперла граждан по домам, спикер, самоизолировавшаяся в своем особняке в Калифорнии, стала виртуальным гостем одного из телешоу. Она охотно показывала ведущему свой дом, похваставшись полной морозилкой дорогого мороженого в дизайнерском холодильнике, стоимость которого пресса оценила в 25 тысяч долларов. Нет, никто не спорит, что третье лицо в госиерархии США имеет право на хороший дом. Но напоказ кичиться своим благополучием по телевидению в тот момент, когда десятки миллионов ее сограждан лишились работы и средств к существованию, больницы переполнялись заболевшими, а морги — телами умерших? Не того ждешь от лидера партии, которая позиционирует себя защитником малоимущих.

Когда Пелоси поддерживает идеи по снижению финансирования полиции, ей бы не помешало подумать, кто помешает вандалам вынести ее дизайнерские холодильники, случись новые погромы. Хотя либералы и придумали для мародерства на улицах США романтичный термин «лутинг», это не восстание темнокожих против Трампа, а восстание бедняков против богачей без всякой идеологической или партийной подоплеки.

В этом недавно убедился либеральный телеканал CNN, чей офис в Атланте толпа темнокожих погромщиков крушила с тем же куражом, что и полицейские участки. Другой пример — вошедшие в моду надписи в духе «Владелец — чернокожий» на витринах магазинов и ресторанов, которыми их владельцы пытались защититься от погромщиков. Помогало далеко не всегда.

74-летний глава Белого дома тоже выглядит не только неспособным, но и не желающим распутывать этот клубок противоречий. Дональд Трамп, чей избиратель в большинстве своем — белый американец, практически игнорирует «цветные» меньшинства и их проблемы. Он наотрез отказывается от любых жестов солидарности, предпочитая делать вид, что проблемы вообще не существует. Модное в эти дни преклонение колена в знак солидарности с протестующими против расизма и полицейского насилия вызывает у него откровенное раздражение. Трамп даже заявил, что перестанет смотреть матчи по американскому футболу, если спортсмены продолжат вставать на колено во время гимна, подражая бывшему игроку Колину Капернику. Тот в 2016 году несколько раз во время гимна повторял этот жест Мартина Лютера Кинга.

Рецепт Трампа прост — экономический рост должен осчастливить всех. Здравое зерно в этом есть, ведь большинство американцев так или иначе выигрывает от роста экономики. Но, как всегда, дьявол в деталях. А они в том, что исповедуемый им «дикий капитализм», минимизирующий роль государства и социальные расходы, никак не сглаживает контрасты в обществе, разрыв между богатыми и бедными только увеличивается. И когда очередной рост сменяется очередным падением, рана дает о себе знать с новой силой. Что и произошло сейчас, когда пандемия подсекла экономический рост и выбила из рук Трампа его главный предвыборный козырь, спутав все карты в гонке за Белый дом.

Вот и получается, что стареющее поколение лидеров, каждый из которых преследует только интересы отдельной группы, а не всего народа, усиливает вражду и взаимную неприязнь двух Америк. Глядя на обоих претендентов на Белый дом, напрашивается вывод, что желаемого американцами обновления и оздоровления их внутренней политики придется ждать еще по меньшей мере четыре года, за которые народное недовольство прокатится по улицам еще не раз.

Ему не дали уехать пьяным

Утихнувшие было погромы вспыхнули в Алтанте с новой силой после того, как полицейские застрелили при задержании темнокожего Рейшарда Брукса. Сам инцидент полностью попал на видеокамеры. Полицейских вызвали из-за того, что мужчина заснул за рулем своего автомобиля и перекрыл выезд с парковки. Приводим сжатую версию диалога полицейского с Бруксом:

Полицейский: Сэр, как дела? Вы припарковались на проезде. Все нормально?

Брукс: Я сплю.

Полицейский: Приятель, что такое? Трудный день или как?

Брукс: Сейчас я припаркуюсь.

Полицейский: Скорая не нужна, просто устал? Отъезжай в сторону и поспи.

(Брукс паркует машину и снова отключается).

Проснувшись, Брукс подтвердил, что выпивал, а проверка на алкотестер показала, что выпивал много. Когда полицейские решили его задержать, Брукс стал сопротивляться, выхватил у них электрошокер и, попробовав применить его, бросился убегать. Те открыли огонь и застрелили Брукса. Споры о том, стоило ли стрелять в спину, оставим американцам, но отметим, что, если бы не своевременное вмешательство полицейских, засыпавший прямо во время разговора Брукс преспокойно перемещался бы по городу на машине. В заключение: после публикации полной записи инцидента полицейский был уволен, а начальник полиции Атланты Эрика Шилдс подала в отставку.

Сиэтл устроил «парад суверенитета»

Активисты протестного движения «Жизни черных имеют значение» буквально захватили центр Сиэтла (столица штата Вашингтон). Возникший в городе хаос усугубляет очевидная разбалансировка системы американского госуправления: пока президент-республиканец Дональд Трамп требует зачистить город от «внутренних террористов», избранные от демократической партии мэр Сиэтла и губернатор штата решают свои политические задачи, подыгрывая протестующим.

Фото: REUTERS/Lindsey Wasson

В рамках «деэскалации круга конфликта», как назвала произошедшее мэр города Дженни Деркан, протестующие захватили район «Кэпитал хилл» и находящийся там полицейский участок, который правоохранители добровольно оставили. Вывеску «Департамент полиции Сиэтла» перекрасили в «Департамент народа Сиэтла». Отвоеванные от контроля властей шесть кварталов получили название «автономная зона Кэпитал хилл» (Capitol Hill Autonomous Zone или CHAZ). На захваченной территории установлены металлические заграждения и КПП. В «лучших традициях Майдана» активисты выставили палатки и перекрыли движение, требуя расовой справедливости и расформирования полиции.

Подготовил Александр Гасюк

В ХХ веке Латинская Америка увлеклась идеями социализма. Они принесли народам войну, террор и голод: Политика: Мир: Lenta.ru

«Лента.ру» продолжает цикл статей о судьбе коммунистических режимов в разных регионах планеты. Прошлый материал был посвящен политическому портрету Владимира Ленина и попыткам большевиков экспортировать революцию в Европу. На этот раз речь пойдет о том, как в XX веке народы Латинской Америки пытались построить социалистические государства. Победа кубинской революции стала примером для соседей, но борьба за идеалы социализма обернулась массовыми убийствами, голодом и полным разочарованием в коммунистической идее.

«Капитализм отвратителен. Он несет лишь войну, лицемерие и соперничество». Эти слова кубинского революционера Фиделя Кастро о ненавистном ему строе стали гимном борьбы латиноамериканских марксистов. Мысли о справедливом устройстве общества проникли в регион задолго до этого.

Материалы по теме

00:02 — 14 марта 2020

Кровавая утопия

Народы Азии поверили в мечту о коммунизме. Она принесла им диктатуру, войны и страдания

00:01 — 7 ноября 2020

Идеи социализма в странах Латинской Америки начали распространяться в конце XIX века. В основном их проводниками становились европейские рабочие-иммигранты. В ряде стран были созданы и действовали социалистические партии, которые пропагандировали марксизм и призывали трудящихся включиться в политическую борьбу. Наиболее массовой и влиятельной стала Социалистическая партия Аргентины, образованная в 1896 году и вошедшая во Второй интернационал.

Однако Октябрьская революция 1917 года в России перевернула все. В зависимости от отношения к ней левые в регионе разделились на коммунистическое и социал-демократическое направления и перешли к открытой вражде друг с другом. Первые пришли к власти в трех странах — Кубе, Никарагуа и Гренаде.

Фидель Кастро и его сторонники, 1957 год

Фото: CBS Photo Archive / Getty Images

Именно крупнейшему острову Карибского бассейна было суждено стать главным символом борьбы за ценности равенства. За победу революции на Кубе Фидель Кастро и его товарищи сражались против авторитарного режима Фульхенсио Батисты пять с половиной лет. Начало борьбы отсчитывается с 26 июля 1953-го, когда группа повстанцев атаковала военные казармы Монкады в Сантьяго. Тогда все закончилось разгромом нападавших — из 166 человек 61 был убит, более 50 захвачены.

Кастро оказался под следствием. В политической культуре закрепилось последнее слово команданте в суде. Сначала он рассказал об ужасах диктаторского правления: 90 процентов кубинских детей заражены паразитами, 700 тысяч человек не имеют работы, каждый третий крестьянин не может написать свое имя. При этом в речи Кастро не было ни слова, которое отсылало бы к идеологии социализма, — это было скорее националистическое выступление. Фидель закончил фразой, позже ставшей культовой: «История меня оправдает». Но судьи его тогда не оправдали. Кастро получил 15 лет тюрьмы, из которых отсидел только два года и вышел в 1955-м по амнистии.

В июне того же года Фидель и его брат Рауль уже оказались в Мехико, где познакомились с молодым аргентинцем, будущей легендой всего коммунистического движения Эрнесто Че Геварой. Вместе они сформировали левое «Движение 26 июля». Правда, единственным выходцем из рабочего класса среди первых его лидеров был Камилло Сьенфуэгос.

Кубинцы собираются на улицах Гаваны перед приходом в город Кастро и его бойцов

Фото: Lee Lockwood / The LIFE Images Collection via Getty Images / Getty Images

Кубинцев по-настоящему зажигала риторика Кастро. Главным лозунгом революции стал «Родина или смерть!» («Patria o muerte!»). Именно под этим девизом сторонники Кастро пришли к победе: вооруженная борьба за власть на Кубе завершилась 1 января 1959 года, на острове была объявлена социалистическая республика.

Новое правительство отменило действовавшую конституцию и свободные выборы. Кастро так описывал свою победу: «Я начинал революцию, имея за собой 82 человека. Если бы мне пришлось повторить это, мне бы хватило пятнадцати или даже десяти. Десять человек — и абсолютная вера».

То, что мы сделали, должно научить нас, что невозможного нет. Ведь то, что казалось невозможным вчера, стало возможным сегодня. И поэтому ничто не покажется нам невозможным завтра

Фидель Кастро

В первое время после революции отношения Кубы и США были хорошими — их даже прозвали медовым месяцем: Кастро несколько раз приезжал к соседям с визитом. Однако в мае 1959 года на острове был принят закон об аграрной реформе, по которому была произведена национализация земель, находившихся в иностранной собственности, и установлен максимально возможный размер частной собственности. В результате земельные наделы получили более 100 тысяч крестьян. Потом Кастро объявил о национализации крупных предприятий и банков. Это серьезно повлияло на американский капитал в стране и ухудшило отношения с Вашингтоном.

В то же время Кастро начал сближаться с советскими коммунистами, что тоже вызвало резкое недовольство в США. В результате американцы в 1960-м наложили на Кубу торговое эмбарго, а в 1961 году разорвали с ней дипломатические отношения. США даже попытались свергнуть ставший неугодным им режим, но операция провалилась.

Все это лишь укрепило власть революционеров и помогло им начать репрессии. Тысячи кубинцев были арестованы, для защиты достижений революции была создана специальная милиция. Известно, что в это время Че Гевара лично совершал убийства, причем делал это целенаправленно и хладнокровно. Уничтожались все, кто могли стать противниками власти. Кроме того, товарищ Че открыл знаменитый исправительно-трудовой лагерь на полуострове Гуанаакабибес: туда отправляли «сомнительных личностей», совершивших «преступления против революционной морали» — гомосексуалов и тех, кто не поддерживал идеологию Кастро.

Материалы по теме

00:01 — 14 июня 2018

Красный зверь

Че Гевара убивал детей, насиловал женщин и дико вонял. Романтикой и не пахло

00:02 — 20 октября 2020

60 лет одиночества

Санкции США против Кубы — самые долгие в истории. За что Америка наказывает Остров свободы?

Впоследствии кубинский лидер назначил Че Гевару министром промышленности страны. Однако это решение оказалось губительным для экономики — революционер так и не смог стать управленцем. Кастро был недоволен деятельностью Че, а его антисоветские заявления лишь подливали масла в огонь. Вскоре Фидель устал от соратника и отправил его делать революцию в Боливии, где Че и погиб в 1967-м.

В 1962 году Куба оказалась местом, где вполне могла начаться Третья мировая война: тот год запомнился событиями, которые закрепились в истории под названием Карибский кризис. После решения США разместить ракеты в Турции СССР ответил аналогичными мерами на Кубе, неподалеку от американских границ. Вашингтон расценил эти действия как непосредственную угрозу национальной безопасности и выдвинул ультиматум: либо ракеты немедленно выводятся, либо они будут уничтожены вместе с советским персоналом и всем островом. Мир без преувеличения стоял на пороге ядерной войны, однако в последний момент советский и американский лидеры Никита Хрущев и Джон Кеннеди договорились о приемлемых условиях разрешения конфликта. Ракеты с Кубы были выведены.

Эрнесто Че Гевара, 1961 год

Фото: AP

В 1965 году «Движение 26 июля» было переименовано в Коммунистическую партию Кубы. К тому времени страна уже принимала активное участие в зарубежных конфликтах — гражданской войне в Анголе и Сандинистской революции в Никарагуа. Кроме того, под опеку Острова свободы попала Гренада. В разное время Куба поддерживала повстанцев и марксистские режимы Латинской Америки (Пуэрто-Рико, Гватемала, Боливия, Перу, Бразилия, Аргентина), Африки (Алжир, Эфиопия) и Азии и оказывала гуманитарную помощь этим странам. Советский Союз, в свою очередь, заваливал Кубу деньгами: к примеру, именно Москва покупала большую часть выращиваемого на острове сахарного тростника. Фидель возглавил новое объединение независимых государств — Движение неприсоединения.

Дела Кубы резко ухудшились после прихода к власти в СССР Михаила Горбачева. Москва фактически отказалась поддерживать экономику Кубы, значительно снизился товарооборот между государствами

Вместе с американскими санкциями это привело к дефициту продуктов, а затем и к полноценному кризису. В начале 1990-х ВВП Кубы рухнул на 30 процентов, что не могло не привести к серьезному недовольству населения и массовым протестам. От полной экономической катастрофы страну спасла богатая нефтью дружественная Венесуэла. Этот кризис показал, что романтический запал социализма на Кубе иссяк, и ей жизненно необходимы реформы: остров не смог обойтись без малого и среднего бизнеса.

Эпоха Фиделя Кастро закончилась 19 февраля 2008 года, когда он объявил об уходе в отставку с поста председателя Госсовета и главнокомандующего войсками, передав власть брату Раулю. В 2016 году Фидель умер в возрасте 90 лет. Символично, что за год до этого его страна подписала соглашение о торговле с США.

Материалы по теме

00:01 — 10 октября 2018

00:03 — 5 августа 2019

Армия белых халатов

Кубинские врачи лечат людей и защищают режим. Вместо благодарности их обманывают и убивают

По данным американских правозащитных организаций, за то время, что Фидель находился у власти, в тюрьмы и концентрационные лагеря в стране попало больше политических заключенных (в процентном отношении к численности населения), чем при правлении Адольфа Гитлера и Иосифа Сталина. Были годы, когда в тюрьмах по политическим мотивам одновременно находились 100 тысяч человек; по разным подсчетам, были убиты и казнены до 14 тысяч человек.

Одним из главных достижений времен Фиделя на Кубе до сих пор считают успехи в медицине: подготовка высококлассных врачей, самая низкая младенческая смертность в западном полушарии и продолжительность жизни больше, чем в США. Кубинские доктора работают более чем в 60 странах мира, в основном в Африке и Латинской Америке. Считается, что их труд приносит в казну как минимум 6,3 миллиарда долларов. Это и поныне главный источник валюты для Кубы, с которым не может сравниться даже туризм.

Считается, что Фиделя Кастро в последние годы постигло разочарование: революционные идеалы померкли, страна двигалась совсем в другую сторону, однако противостоять этому процессу оказалось уже некому.

В 2019 году на Кубе была принята новая конституция. В ней по-прежнему закреплены руководящая роль Коммунистической партии и социалистическая идеология государства, однако документ впервые с 1960 года признает отказ от курса на построение коммунизма и вводит ограниченное понятие частной собственности. Также на Кубе появился пост президента (вместо председателя Госсовета), который может руководить всего два пятилетних срока. Сейчас этот пост занимает Мигель Диас-Канель, который не принимал непосредственного участия в Кубинской революции в силу возраста — он родился в 1960 году.

Американские студенты в кубинском медицинском университете, 2006 год

Фото: Joe Raedle / Getty Images

Вторым после Кубы примером прихода радикально левых сил к власти в Латинской Америке стала Сандинистская революция (по имени видного революционера 1920—1930-х годов Аугусто Сезара Сандино) в Никарагуа, завершившаяся в июле 1979 года свержением проамериканского режима Анастасио Сомосы. Тогда лидером местных красных стал Даниэль Ортега. В Соединенных Штатах победа революционных сил была воспринята как страшное геополитическое поражение, сравнимое с потерей влияния на Кубе.

Вдохновленные революцией на Острове свободы, сандинисты вели партизанскую войну против диктатуры Сомосы 17 лет — с 1962 по 1979 год. За это время погибло более 50 тысяч никарагуанцев, более 150 тысяч человек стали беженцами.

После победы сандинисты отобрали имущество семьи Сомосы и поддерживавших его людей. Они также сделали упор на аграрную реформу и ликвидацию безграмотности, создали систему медицинской помощи для малообеспеченных слоев населения. В системе власти при этом возрастала роль армии.

В марте 1979 года оппозиция воспользовалось отсутствием Гейри в стране — он находился в Нью-Йорке — и совершила переворот. Защитить режим не смогла и «Банда мангустов»

Само по себе оно не представляло серьезной опасности, но оказалось проблемным вкупе с американской блокадой и экономическими трудностями, которые вызывали массовое недовольство населения. Не помогли сандинистскому социалистическому правительству и примерно 700 советских военных, оказывавших помощь в борьбе в течение десяти лет. Инструкторы из СССР, в частности, обучали никарагуанцев обращению с советской техникой, приемам диверсионной и партизанской борьбы. Сначала диверсантов готовили в Крыму, но потом решили, что делать это на месте проще и дешевле.

В конце 1980-х годов между противоборствующими сторонами было заключено мирное соглашение, согласно которому в Никарагуа проводились свободные парламентские и президентские выборы, была объявлена демобилизация контрас (наемников США) и сокращение вооруженных сил. Победу на парламентских выборах одержала коалиция УНО, в составе которой были самые разные политические элементы — от коммунистов прокитайского толка до наследников сомосовской Либеральной партии. Так в стране наступил конец единовластию сандинистов.

Даниэль Ортега и его сторонники, 1984 год

Фото: Jeff Robbins / AP

Левое движение на крошечном острове Гренада зародилось в 1960-е. В то время в стране идеи о справедливости после колониализма были разбавлены негритюдом — идеологией о самодостаточности черной расы с лозунгами о силе темнокожих (Black Power) и растафарианством.

Это левое культурное сообщество в итоге переросло в политическое и привело к образованию в 1973-м из множества отдельных групп марксистской партии «Совместные усилия в области социального обеспечения, образования и освобождения — Новое движение ДЖУЭЛ». У организации было два секретаря-координатора, но явным лидером считают учившегося в Лондоне на юриста Мориса Бишопа.

Изначально партия пыталась мирными методами бороться с авторитарным режимом премьер-министра Эрика Гейри и выдвинула ему обвинения в преступлениях социально-экономического и политического характера. В ответ полиция при поддержке криминальной группировки «Банда мангустов» жестко разгоняла акции протеста и нападала на оппозиционеров. Изменить ситуацию не получилось и на выборах 1976-го: результаты были сфальсифицированы в пользу действующих властей. После этого движение ДЖУЭЛ сделало ставку на насильственные методы борьбы и даже создало собственные боевые группы.

Проблемой для нового режима стало сопротивление контрас — вооруженных отрядов наемников из Гондураса и Коста-Рики, которых спонсировали США

Пост главы революционного правительства занял лично Бишоп. Он взял в свои руки еще и посты министров обороны, безопасности и информации. Место первого вице-премьера занял ярый сталинист Бернард Корд.

«Партия считала социализм единственным решением наших проблем», — подчеркивал Бишоп после переворота. И на стотысячной Гренаде внедрили привычные механизмы: однопартийный режим с запрещенной оппозицией, все реальные решения оставались за ЦК партии и Политбюро. Любопытно, что страна все это время оставалась в Британском Содружестве, и на острове оставался представитель королевы Елизаветы II — генерал-губернатор Пол Скун.

Под контроль правительства было переведено выращивание мускатного ореха, переработка тропических фруктов и рыболовство — то, на чем специализировалась экономика Гренады. Впрочем, в отличие от многих похожих режимов, здесь все-таки оставались признаки советской новой экономической политики (НЭП) — больше половины экономики оставалось в частных руках. При этом инфраструктура и банки безоговорочно ушли под контроль государства. Главным элементом новой политики стала невиданная прежде в Карибском море милитаризация: гренадские Народно-революционные вооруженные силы по численности значительно превысили армии и полиции всех соседних островов вместе взятых.

Свержение режима Гейри и введение социальных программ поначалу вызвало большой энтузиазм у населения. Однако последовавшие централизация власти, государственный статус одной идеологии и запрет оппозиции довольно скоро спровоцировали недовольство. Для его подавления правительство Бишопа сформировало аппарат политических репрессий, главную роль в котором играло армейское «Управление специальных расследований».

Один из бойцов-сандинистов в городе Хинотега, 1978 год

Фото: Shepard Sherbell / Corbis via Getty Images

Дружественные Куба, СССР и ГДР ожидаемо помогали победившим «красным» маленькой Гренады. Это казалось разумным — как минимум из-за удачного географического положения страны недалеко от США. В связи с этим правительство Бишопа получало немалые субсидии и кредиты. Благодаря этим средствам неграмотность в стране снизилась в семь раз, почти в каждом селении появились медпункты.

Материалы по теме

00:01 — 12 ноября 2019

00:01 — 3 февраля 2019

Однако к осени 1983 года Гренада оказалась в трудном социально-экономическом положении. Бишоп пошел на негласный контакт с Международным валютным фондом, чтобы получить заем, и задумался о нормализации отношений с США. Среди членов правительства острова произошел раскол.

Группа во главе с заместителем премьера Бернардом Кордом пыталась убедить Бишопа поделиться властью, однако он отказался. 13 октября 1983 года Корд при поддержке сторонников из фракции OREL (входила в ДЖУЭЛ) совершил переворот, взял власть в свои руки, посадив Бишопа под домашний арест.

Это привело к крупным народным выступлениям по всей стране, и в ходе одной из этих акций Бишоп был освобожден. Затем при невыясненных обстоятельствах Бишопа привезли в штаб армии — форт Руперт, где вместе с соратниками расстреляли.

После этого власть в стране взял так называемый революционный военный совет во главе с генералом Хадсоном Остином. Новые власти управляли страной всего шесть дней, прежде чем в Гренаду вторглись США: американцы решили воспользоваться нестабильностью и кровопролитием, чтобы положить конец провокациям (прежде всего со стороны Фиделя Кастро, который время от времени отправлял в Гренаду своих военных). Советский Союз не стал защищать социалистов, а мировое сообщество ограничилось стандартным устным осуждением в ООН.

Американские войска во время вторжения на Гренаду, 1983 год

Фото: Сlaude Urraca / Sygma via Getty Images

Приход к власти в Латинской Америке президентов и правительств социалистической ориентации с конца 1990-х получил название «левого поворота». В первую очередь социалистами называли себя те, кто выстраивал свою политику на яром антиамериканизме. Но политика в этих странах базируется в первую очередь на боливаризме (местный демократический социализм) и элементах национализма.

Знаковой победой в этом направлении стал триумф Уго Чавеса на президентских выборах в Венесуэле в 1998 году. В разное время левые реформаторы стояли во главе Гайаны, Бразилии, Чили и Боливии. Они выступали за расширение и воплощение социальных программ с бесплатным образованием и медициной, увеличение количества рабочих мест, предоставление земли беднякам, национализацию природных ресурсов. Но в 2010-х большинство из них потеряли власть — Латинская Америка снова откатилась вправо и практически полностью отказалась от радикально левых идей.

Социальная стратификация и «правый экстремизм» в JSTOR

Более 50 лет Британский журнал социологии представляет мейнстрим социологического мышления и исследований. Постоянно высоко оценивается ISI по социологии, этот престижный международный журнал публикует социологические стипендия высочайшего качества по всем аспектам дисциплины от ученых со всего мира. Британский журнал социологии выделяется стремлением к совершенству и учености ассоциируется со своим домом в Лондонской школе экономики и политических наук.http://www.interscience.wiley.com

Wiley — глобальный поставщик контента и решений для рабочих процессов с поддержкой контента в областях научных, технических, медицинских и научных исследований; профессиональное развитие; и образование. Наши основные предприятия выпускают научные, технические, медицинские и научные журналы, справочники, книги, услуги баз данных и рекламу; профессиональные книги, продукты по подписке, услуги по сертификации и обучению и онлайн-приложения; образовательный контент и услуги, включая интегрированные онлайн-ресурсы для преподавания и обучения для студентов и аспирантов, а также для учащихся на протяжении всей жизни. Основанная в 1807 году компания John Wiley & Sons, Inc. уже более 200 лет является ценным источником информации и понимания, помогая людям во всем мире удовлетворять их потребности и воплощать в жизнь их чаяния. Wiley опубликовал работы более 450 лауреатов Нобелевской премии во всех категориях: литература, экономика, физиология и медицина, физика, химия и мир. Wiley поддерживает партнерские отношения со многими ведущими мировыми сообществами и ежегодно издает более 1500 рецензируемых журналов и более 1500 новых книг в печатном виде и в Интернете, а также базы данных, основные справочные материалы и лабораторные протоколы по предметам STMS.Благодаря растущему предложению открытого доступа, Wiley стремится к максимально широкому распространению и доступу к публикуемому нами контенту и поддерживает все устойчивые модели доступа. Наша онлайн-платформа, Wiley Online Library (wileyonlinelibrary.com), является одной из самых обширных в мире междисциплинарных коллекций онлайн-ресурсов, охватывающих жизнь, здоровье, социальные и физические науки и гуманитарные науки.

Популистский вызов либеральной демократии

Для тех, кто верит в либеральную демократию, отрезвляет обзор событий последней четверти века.Двадцать пять лет назад либеральная демократия шла полным ходом. Берлинская стена пала; распался Советский Союз; новые демократии появлялись по всей Европе, и Россия, казалось, тоже находилась в переходном периоде. Режим апартеида в Южной Африке шатался. Несмотря на то, что правительство Китая жестоко подавляло демократическое движение, можно было поверить в то, что более образованный и процветающий китайский средний класс в конечном итоге (и непреодолимо) потребует демократических реформ. Либеральная демократия, казалось, победила не только на практике, но и в принципе.Это была единственная легитимная форма правления. Альтернативы не было.

Сегодня глобальная сцена совсем другая. Либеральная демократия сталкивается с множеством внешних вызовов — от этнонациональных автократий, от режимов, утверждающих, что они основаны на Слове Божьем, а не на воле народа, от успеха сильной меритократии в таких местах, как Сингапур, и, что не в последнюю очередь, от удивительных экономические достижения рыночно-ленинской системы Китая.

Но есть еще и внутренний вызов либеральной демократии — вызов со стороны популистов, стремящихся вбить клин между демократией и либерализмом.Они заявляют, что либеральные нормы и политика ослабляют демократию и вредят людям. Таким образом, следует отказаться от либеральных институтов, которые мешают людям действовать демократическим путем в собственных интересах. Это проблема, на которой я хочу сосредоточиться.

Есть также внутренний вызов либеральной демократии — вызов со стороны популистов, которые стремятся вбить клин между демократией и либерализмом. Они заявляют, что либеральные нормы и политика ослабляют демократию и вредят людям.

По всей Европе и Северной Америке давно установившиеся политические договоренности столкнулись с восстанием.Его вехи включали голосование по Brexit; выборы в США в 2016 году; удвоение поддержки Национального фронта Франции; рост движения пяти звезд против истеблишмента в Италии; вступление в Бундестаг ультраправой Альтернативы для Германии; движение традиционных правых партий к политике крайне правых с целью обеспечить победу на парламентских выборах в Нидерландах в марте 2017 года и в октябре 2017 года в Австрии; безоговорочная победа популистской партии ANO на парламентских выборах Чешской Республики в октябре 2017 года; и, что наиболее тревожно, закрепление в Венгрии самопровозглашенной «нелиберальной демократии» премьер-министра Виктора Орбана, которая, похоже, становится образцом для правящей польской партии «Право и справедливость», а также, по мнению некоторых ученых, для повстанческих партий в Западной Европе. .Этот бунт ставит под угрозу предположения, которые сформировали движение вперед либеральной демократии в 1990-е годы и продолжают руководить основными политиками и политиками из левоцентристских и правоцентристских групп.

Когда несколько лет назад я начал писать об этом зарождающемся восстании, я считал, что в его основе лежит экономика. Я утверждал, что современная либеральная демократия основана на негласном соглашении между народами, с одной стороны, и избранными представителями вместе с неизбираемыми экспертами, с другой. Люди будут подчиняться элитам до тех пор, пока они будут обеспечивать устойчивое процветание и неуклонно повышать уровень жизни.Но если элиты перестанут эффективно управлять экономикой, все ставки потеряны.

Это соглашение начало ослабевать по мере роста конкуренции со стороны развивающихся стран, которые оказывали давление на политику, направленную на защиту граждан развитых демократий от рисков рынка труда. Эрозия производственного сектора и урбанизация возможностей — смещение экономического динамизма от небольших сообществ и сельских районов к горстке столичных центров — дестабилизировали географические регионы и политические структуры. Неравенство выросло. Оказалось, что глобализированная экономика служит интересам большинства людей в развивающихся странах и элите в развитых странах, но не интересам рабочего и среднего классов в развитых странах, которые так хорошо преуспели в течение трех десятилетий после мировой войны. II.

На этом фоне Великая рецессия, начавшаяся в конце 2007 года, представляла собой колоссальный провал в управлении экономикой, а неспособность политических лидеров восстановить энергичный рост усугубила преступление.По мере того, как экономика боролась и сохранялась безработица, группы и регионы, которым не удалось восстановиться, утратили доверие к основным партиям и существующим институтам, что подпитывает популистский подъем, который перевернул политику США, угрожает Европейскому Союзу и ставит под угрозу само либеральное управление в некоторых из новых демократий. .

Однако в последние годы я пришел к выводу, что это лишь часть правды. Структурное объяснение, которое ставит экономику в основу и рассматривает другие вопросы как производные инструменты, искажает более сложную реальность.

Соединенные Штаты, Великобритания и Европейский Союз не смогли справиться с волнами иммиграции способами, которые нуждались в общественной поддержке. Иммигранты не только конкурировали с давними жителями за рабочие места и социальные услуги, они также рассматривались как угроза устоявшимся культурным нормам и общественной безопасности. Поствыборный анализ показывает, что опасения по поводу иммиграции в значительной степени повлияли на референдум о Брексите, президентские выборы в США в 2016 году и успехи крайне правых партий по всей Европе.

В правительстве, средствах массовой информации и крупных мегаполисах технологические изменения стимулировали рост и консолидацию меритократии, основанной на образовании, что привело к появлению нового классового разделения. Для граждан с менее формальным образованием, особенно в сельской местности и небольших городах, доминирование этой новой элиты привело к чувству маргинализации. Слишком часто люди, которые преуспели в этой меритократии, рассматриваются как имеющие чувство превосходства над своими согражданами. Отрицание равного достоинства и ценности других обречено на провал: оскорбление даже больше, чем вред, разжигает негодование, одну из самых опасных политических страстей.

В связи с этими событиями, разделение между гражданами по географическому признаку, уровню формального образования и системам ценностей становится более резким. Сторонники динамизма и разнообразия все чаще сталкиваются со сторонниками стабильности и однородности, бенефициарами технологических изменений и теми, кто пострадал в результате экономических сдвигов.Как ярко выразился британский аналитик Дэвид Гудхарт, демократические граждане делятся на «Anywheres» (люди, чья идентичность являются профессиональными и которые могут использовать свои навыки во многих местах, дома и за границей) и «Somewheres» (люди, чья идентичность строго определена. привязаны к определенным местам). ¹ Получение высшего образования не только расширяет экономические возможности, но и полностью меняет мировоззрение человека.

Как я писал в «Журнале демократии» в апреле 2017 года, «предпочтение элит открытого общества сталкивается с растущими требованиями общества.. . экономическая, культурная и политическая закрытость ». ² Слишком часто либеральная демократия смешивается с распространением культурного либерализма, противоречащего обычаям и религии. Сочетание экономических неурядиц, демографических изменений и вызовов традиционным ценностям заставило многих менее образованных граждан почувствовать, что их жизнь находится вне их контроля. Национальные и международные управляющие институты, которые, как они думали, могли вмешаться, чтобы помочь, казались застывшими или безразличными. В Соединенных Штатах партизанская поляризация заблокировала систему, препятствуя прогрессу в решении важнейших вопросов.В Европе противоположный феномен — дуополия левоцентристов и правоцентристов, в результате которой важные вопросы не обсуждались, — имел примерно такой же эффект.

В свете этой очевидной неспособности решать растущие проблемы правительства на Западе сталкиваются с растущим общественным гневом. Многие граждане, чья уверенность в будущем пошатнулась, вместо этого стремятся к воображаемому прошлому, которое восставшие политики обещали восстановить. По мере роста спроса населения на сильных лидеров растущие политические деятели начинают ставить под сомнение ключевые либерально-демократические принципы, такие как верховенство закона, свобода прессы и права меньшинств.Кажется, открывается дверь для возврата к формам авторитаризма, которые многие списывают как пережитки прошлого.

Что такое либеральная демократия?

Чтобы прояснить, что эти события могут означать для либеральной демократии, полезно провести различие между четырьмя концепциями — республиканским принципом, демократией, конституционализмом и либерализмом.

Под республиканским принципом я подразумеваю народный суверенитет. Согласно этому принципу, люди являются единственным источником легитимности, и только они могут правомерно санкционировать формы правления.Эта идея лежит в основе самого американского из всех документов, Декларации независимости, в которой, как известно, утверждается, что «правительства устанавливаются среди людей, получающих свои справедливые полномочия с согласия управляемых». ³ В соответствии с Декларацией Джеймс Мэдисон написал: «Мы можем определить республику как существующую. . . правительство, которое получает все свои полномочия прямо или косвенно от огромной массы народа ». ⁴

Демократия на самом базовом уровне требует как равенства всех граждан, так и гражданства в целом.Общество, в котором все граждане равны, но только 10 процентов всех взрослых являются гражданами, сегодня не считается демократией. Вместе с равным и инклюзивным гражданством другой ключевой опорой демократического управления является правление большинства. Это означает, во-первых, что общественные решения принимаются популярным большинством граждан, все голоса которых учитываются одинаково; во-вторых, демократическое принятие решений распространяется на максимально широкий круг общественных вопросов. Мажоритарный подход ограничен только императивом сохранения свобод и полномочий — свободы слова, собраний и печати, среди прочего, — необходимых гражданам для влияния на общественные решения.

В этой концепции демократии, не изменяемой никакими прилагательными, нет ничего недемократического в решениях большинства, которые систематически ставят в невыгодное положение конкретных людей и группы или нарушают права на неприкосновенность частной жизни. При желании демократическая общественность может принять максиму о том, что лучше, если десять виновных будут освобождены, чем один невиновный человек будет признан виновным — но не менее демократично, если она придерживается противоположной точки зрения. Не является недемократическим само по себе проведение судебного разбирательства в том же порядке, что и законодательные.Афинское собрание, осудившее Сократа, возможно, ошибалось, но оно было полностью демократическим.

Третья концепция, конституционализм, обозначает базовую, устойчивую структуру формальной институциональной власти, обычно, но не всегда кодируемую в письменной форме. Эта кодифицированная структура является «базовой» в том смысле, что она обеспечивает основу для ведения общественной жизни. И она «долговечна», потому что обычно включает в себя какой-то механизм, который усложняет изменение самой структуры, чем изменение или отмену решений, принятых в ней.

Помимо организации власти, конституции также устанавливают границы для институтов, которые ею обладают. Эти ограничения могут быть горизонтальными, как знакомые «разделение властей» и «система сдержек и противовесов». Они также могут быть вертикальными: через федерализм государственная власть разделена между разными уровнями юрисдикции (национальным, региональным и т. Д.). Эти ограничения не обязательно ограничивают общественную власть в целом. Если национальное правительство имеет ограниченные полицейские полномочия, но подчиненные юрисдикции свободны регулировать то, что национальное правительство не может, то в принципе нет ничего вне досягаемости правительства.Вот почему решение ограничить государственную власть во всех ее аспектах отмечает границу между конституционализмом в целом и конкретным типом конституционализма, который мы называем либеральным.

Это подводит нас к четвертой и последней концепции: либерализму. Бенджамин Констант провел известное различие между «свободой древних» и «свободой современных». Для древних свобода означала «активное участие в коллективной власти», то есть в прямом самоуправлении. Однако огромный размер современных политических сообществ делает это невозможным даже для сообществ, основанных на республиканских принципах.Таким образом, можно сделать вывод, что свобода современных людей заключается в выборе представителей посредством свободных и справедливых выборов, в которых все могут участвовать на равных условиях. Но это только часть истории. Фактически, Констан представляет «мирное пользование личной независимостью» как современную альтернативу прямому участию в правительстве. ⁵ Исключение большинства граждан в большинстве случаев из прямого самоуправления открывает широкую сферу неполитической жизни — экономической, социальной, культурной и религиозной, — которую граждане ожидают вести на своих собственных условиях.

Теперь мы подошли к основной идее либерализма: признание и защита сферы, находящейся вне законной досягаемости правительства, в которой люди могут пользоваться независимостью и конфиденциальностью. В этом духе Декларация независимости США не только ссылается на республиканский принцип, но и ограничивает его. Если все люди наделены «определенными неотъемлемыми правами», которые правительства не создают, а отдельные лица не могут сдаться, тогда республиканский принцип может разрешать только те формы правления, которые поддерживают эти права.Декларация напоминает нам, что правительства созданы для того, чтобы «защищать эти права», а не переопределять или ограничивать их.

Теперь мы можем дать более точную характеристику либеральной демократии. Этот тип политического строя основан на республиканском принципе, принимает конституционную форму и включает в себя гражданский эгалитаризм и мажоритарные принципы демократии. В то же время он принимает и обеспечивает соблюдение либерального принципа, согласно которому законные рамки государственной власти ограничены, что влечет за собой некоторые ограничения или отклонения от принятия мажоритарных решений. Либеральный порядок может использовать такие приемы, как требования о наличии квалифицированного большинства или даже правила о единогласии, чтобы ограничить власть большинства, или он может использовать конституционные суды, изолированные от прямого общественного давления, для охраны периметра, за пределы которого даже сверхквалифицированное большинство не может выйти.

Как популизм бросает вызов либеральной демократии?

Эти различия также проливают свет на популистский вызов либеральной демократии. Популизм — это не просто, как полагают некоторые наблюдатели, эмоциональное выражение разочарования по поводу несбывшихся экономических ожиданий, негодования против фальсифицированных правил и особых интересов и страха перед угрозами физической и культурной безопасности.Даже если ему не хватает формальных теоретических основ или канонических текстов, которые определяли великие «измы» двадцатого века, популизм, тем не менее, имеет четкую структуру.

Даже если ему не хватает формальных теоретических основ или канонических текстов, которые определяли великие «измы» двадцатого века, популизм, тем не менее, имеет последовательную структуру.

Таким образом, может показаться, что целью современного популизма является то, что многие ученые и, по крайней мере, один национальный лидер (Орбан) называют «нелиберальной демократией», — система управления, способная преобразовывать предпочтения народа в государственную политику без препятствий, которые мешали либеральной демократии. демократии от эффективного реагирования на насущные проблемы.С этой точки зрения популизм представляет собой угрозу не для демократии как таковой, а, скорее, для доминирующего либерального варианта демократии. Из наших четырех ключевых концепций популизм принимает принципы народного суверенитета и демократии, которые понимаются просто как осуществление мажоритарной власти. Однако он скептически относится к конституционализму, поскольку формальные, ограниченные институты и процедуры мешают большинству реализовать свою волю. Он еще более смутно относится к либеральной защите отдельных лиц и групп меньшинств.

Действительно, некоторые обозреватели утверждают, что популизм в таком понимании не лишен достоинств: он представляет собой «нелиберальный демократический ответ на недемократический либерализм», ⁶ и, таким образом, является не столько атакой на демократию, сколько исправлением ее дефицита. Эти наблюдатели утверждают, что элиты, сняв с общественной повестки дня такие важные вопросы, как экономическая, денежно-кредитная и регулятивная политика и поручив их институтам, изолированным от общественного контроля и влияния, вызвали именно народное восстание, которое теперь угрожает их подавить.

Но остановиться на этом — значит оставить половину истории невысказанной — на мой взгляд, более важную половину. Поскольку популизм исходит из республиканского принципа народного суверенитета, он сталкивается с вопросом, заложенным в этом принципе: кто такие люди? Когда мы говорим «мы», что мы имеем в виду?

Это может звучать как абстрактный теоретический вопрос. Это совсем не так.

Сегодня под «мы, народ» понимаются все граждане, независимо от религии, нравов и обычаев, а также продолжительности гражданства.Народ — это совокупность людей, имеющих общий гражданский статус. Однако в период основания Соединенных Штатов преобладало более глубокое понимание. В «Федералисте 2» Джон Джей писал: «Провидению было приятно передать эту единую связанную страну одному объединенному народу — народу, произошедшему от одних и тех же предков, говорящему на одном языке, исповедующему одну религию, привязанному к одним и тем же принципам правления, очень похожи по своим манерам и обычаям ». ⁷ Мы можем задаться вопросом, к чему это привело афроамериканцев, не говоря уже о католиках и тех, для кого немецкий был языком повседневной жизни.Чем, если вообще, отличалось представление Джея об американском народе от понимания народа в сегодняшней венгерской конституции, в преамбуле которой «признается роль христианства в сохранении государственности», и «наш король Святой Стефан» восхваляет Венгрию «Частью христианской Европы» и говорит о «продвижении и защите нашего наследия, нашего уникального языка [и] венгерской культуры»? ⁸

Исторически сложилось так, что правые популисты подчеркивали общую этническую принадлежность и общее происхождение, в то время как левые популисты часто определяли людей в терминах классов, исключая тех, кто обладает богатством и властью.Недавно в публичные дебаты вошло третье определение — народ в противоположность культурной элите. В своей версии для США это определение устанавливает «реальных людей», которые едят гамбургеры, слушают кантри и западную музыку и смотрят Duck Dynasty, против «глобалистских» снобов, которые делают то, что PBS, NPR и New York Times сочтут изысканным.

Когда популисты проводят различие между «народом» и «элитой», они изображают каждую из этих групп как однородную. У людей один набор интересов и ценностей, у элиты — другой, и эти два набора не только различны, но и принципиально противоположны.Разделения бывают как моральными, так и эмпирическими. Популизм понимает элиту как безнадежно коррумпированную, а людей как неизменно добродетельную — это означает, что нет причин, по которым люди не должны управлять собой и своим обществом без институциональных ограничений. А лидеры популистов заявляют, что только они представляют народ, единственную законную силу в обществе.

Когда популисты проводят различие между «народом» и «элитой», они изображают каждую из этих групп как однородную. У людей один набор интересов и ценностей, у элиты — другой, и эти два набора не только различны, но и принципиально противоположны.

При таком подходе возникают очевидные трудности. Во-первых, он разделяет по определению. В контексте народного суверенитета разделение населения страны на людей и других подразумевает, что некоторые части населения, поскольку они на самом деле не являются частью народа, не заслуживают участия в самоуправлении. Таким образом, лица, не входящие в круг очарованных людей, могут быть исключены из равного гражданства, нарушая принцип включения, который необходим для демократии.

Во-вторых, популистское определение народа по своей сути противоречит фактам. По словам Яна-Вернера Мюллера, ведущего исследователя популизма, популисты «говорят и действуют так, как если бы люди могли выработать единое суждение, единственную волю и, следовательно, единый и недвусмысленный мандат». ⁹ Но, конечно, не могут. В условиях даже частичной свободы разные социальные группы будут иметь разные интересы, ценности и происхождение. Множественность, а не однородность, большую часть времени характеризует большинство народов.

Популизм — враг плюрализма и, следовательно, современной демократии. Применение предположения о единообразии к реальности разнообразия не только искажает факты, но и повышает характеристики одних социальных групп по сравнению с другими. В той степени, в которой это происходит, популизм становится угрозой демократии, которая, как выражается Мюллер, «требует плюрализма и признания того, что нам нужно найти справедливые условия совместной жизни свободных, равных, но также неизмеримо разнообразных граждан». ¹⁰ Что бы ни было возможно в классических республиках, никакая форма политики идентичности не может служить основой современной демократии, которая стоит или падает с защитой плюрализма.

Столь же контрфактическим является утверждение, что люди одинаково добродетельны. Конечно, нет. Политические движения, основанные на этой предпосылке, неизбежно терпят поражение, но не раньше, чем разочарование уступает место жестокому поиску скрытых врагов. Лидеры-популисты атакуют «врагов народа» в моралистических терминах, считая их коррумпированными, своекорыстными и склонными к заговорам против простых граждан, часто в сотрудничестве с иностранцами. Популизм требует постоянной борьбы с этими врагами и силами, которые они представляют.

Таким образом, презумпция монополии народа на добродетель подрывает демократическую практику. Принятие решений в условиях разнообразия обычно требует компромисса. Однако, если одна группа или партия считает, что другая олицетворяет зло, ее члены, вероятно, будут презирать компромиссы как позорные уступки силам тьмы. Короче говоря, популизм ввергает демократические общества в бесконечную серию морализированных конфликтов с нулевой суммой; это угрожает правам меньшинств; и это позволяет властным лидерам демонтировать контрольно-пропускные пункты на пути к автократии.

Насколько серьезна угроза?

С одной стороны, сейчас не время для самоуспокоенности. Либеральная демократия сталкивается с очевидными и настоящими опасностями. С другой стороны, я должен подчеркнуть менее модный момент: сейчас не время для паники. Лучшая позиция — это забота, основанная на реальности, настолько оторванная от страха и дурных предчувствий, насколько мы можем справиться.

Лучшая позиция — это озабоченность, основанная на реальности, настолько отстраненная от страха и дурных предчувствий, насколько мы можем справиться.

История предлагает ценное средство коррекции миопии.Недавнее исследование политики после финансовых кризисов за последние 140 лет выявило закономерную закономерность: партии большинства сокращаются; укрепляются ультраправые партии; усиливаются поляризация и фрагментация; возрастает неопределенность; и управлять становится труднее. ¹¹ Историки экономики говорят нам, что последствия финансовых кризисов, в отличие от циклических рецессий, обычно проходят через десятилетие или более. Лишь в этом году семьи среднего класса в Соединенных Штатах восстановили уровень дохода, которым они пользовались до начала Великой рецессии в конце 2007 года.Они еще не вернули то богатство, которое они потеряли за этот период. Отставание в Европе еще хуже.

Мы также можем получить представление и некоторую степень утешения из международного опроса, опубликованного всего пару месяцев назад. Хотя широко распространено недовольство тем, как функционируют демократические институты в странах Европы и Северной Америки, включенных в опрос, средний уровень поддержки представительной демократии в этих странах составляет 80 процентов. Напротив, только 13% поддерживают систему, в которой сильный лидер может принимать решения без вмешательства законодательной власти или судов.Еще меньше поддержки военного правительства. Тем не менее, хотя общественность не отказывается от представительной демократии, она готова рассмотреть другие формы принятия решений. Семьдесят процентов поддерживают референдумы, на которых граждане голосуют напрямую по основным национальным вопросам, а 43 процента считают, что разрешение экспертам принимать решения о том, что лучше для их стран, имеет смысл. ¹²

За последний год я был частью двухпартийной группы по изучению избирателей, которая занималась изучением не только президентских выборов 2016 года, но и взглядов американцев на их демократическую систему. Новости в основном хорошие. 78% респондентов считают, что демократия предпочтительнее любой другой формы правления, а 83% считают, что жить в демократической системе очень важно. Тем не менее, 23 процента открыты для сильного лидера, которому не нужно беспокоиться о Конгрессе и выборах, а 18 процентов поддержат военное правление. Открытость недемократическим альтернативам была наиболее ярко выражена среди избирателей, сочетающих экономический либерализм и культурный консерватизм — политический профиль, наиболее характерный для У.С. народники. Это также было очевидно среди избирателей, которые предпочитают одну основную культуру культурному разнообразию, считают, что европейское наследие важно для того, чтобы быть американцем, и придерживаются крайне негативных взглядов на мусульман. Почти половина избирателей, которые поддерживали Барака Обаму в 2012 году, но перешли на Дональда Трампа в 2016 году, отдавали предпочтение сильному, ничем не обремененному лидеру и отказывались одобрять демократию как лучшую форму правления. ¹³

Неясно, представляют ли эти результаты разрыв с прошлым.Общая поддержка лидера, который может действовать бесконтрольно со стороны Конгресса и судов, не выше, чем два десятилетия назад. Читатели, знакомые со стипендией Сеймура Мартина Липсета, вспомнят похожие темы в его тексте 1970 года «Политика безрассудства» и в работе, которую он проделал об авторитаризме рабочего класса в 1950-х годах. ¹⁴ Тем не менее, есть основания для беспокойства, не в последнюю очередь потому, что наша система позволяет возбужденным политическим меньшинствам оказывать непропорциональное влияние.

На практике не каждое проявление популизма угрожает либеральной демократии.Хотя голосование по Brexit как политическое решение, принятое на референдуме, подняло некоторые вопросы с точки зрения парламентского суверенитета, его результат в конечном итоге зависел от политических соображений. В системах с сильными либерально-демократическими институтами все еще могут иметь место споры о торговле, иммиграции и даже о национальном суверенитете. В конечном итоге попытки вывести такие вопросы за пределы политической борьбы ослабят либеральную демократию в большей степени, чем когда-либо могли быть активные дебаты.

Но иногда популистский вызов действительно угрожает либеральной демократии.Если не остановить попытки подорвать свободу прессы, ослабить конституционные суды, сосредоточить власть в руках исполнительной власти и маргинализировать группы граждан на основе этнической принадлежности, религии или национального происхождения, то это подорвет либеральную демократию изнутри. Венгерский лидер Виктор Орбан откровенно заявляет о своей антипатии к либерализму. Страна, породившая движение «Солидарность», следует его примеру. Мы не осмеливаемся игнорировать эти события, которые вполне могут быть предвестниками худшего.Как однажды сказал Авраам Линкольн, когда тучи кризиса сгустились: «Если бы мы могли сначала узнать, где мы находимся и куда мы стремимся, мы могли бы лучше судить, что и как делать». ¹⁵

Что делать?

В оставшемся пространстве я могу лишь указать на элементы либерально-демократического ответа на популистский вызов. ¹⁶

1) Защитники либеральной демократии должны неуклонно сосредоточиваться на выявлении угроз либеральным институтам и противодействию им.Независимая судебная система, свобода прессы, верховенство закона и защищенное пространство для гражданских ассоциаций (светских и религиозных) представляют собой первую линию защиты от нелиберализма, и они должны быть защищены. В то же время необходимы политические реформы, чтобы восстановить способность либерально-демократических институтов действовать эффективно. Gridlock расстраивает обычных граждан и делает их более открытыми для лидеров, которые готовы нарушать правила, чтобы добиться цели.

2) Мы должны различать политические споры и угрозы на уровне режима.Популистские партии часто поддерживают такие меры, как торговый протекционизм и выход из международных институтов, которые бросают вызов установленным договоренностям, но не самой либеральной демократии. Точно так же важно различать либеральный элемент либеральной демократии и то, что часто называют культурным либерализмом. Либеральные демократы могут придерживаться различных взглядов по таким вопросам, как аборты, однополые браки, местные традиции и религия, оставаясь при этом верными своим политическим убеждениям.

3) Либеральные демократы должны мириться с национальным суверенитетом. Политические лидеры могут отстаивать право своих стран ставить свои интересы на первое место, не угрожая либерально-демократическим институтам и нормам. Опять же, это политический спор внутри либеральной демократии, а не о либеральной демократии. Защитники либеральной демократии должны также признать, что контроль границ является атрибутом национального суверенитета, и что либеральные демократы могут иметь самые разные взгляды на соответствующее количество и тип иммигрантов, которых следует допустить.В последние десятилетия, когда общественное беспокойство по поводу потоков населения через национальные границы усилилось по всему Западу, этот вопрос сделал больше, чем любой другой, для ослабления поддержки либерально-демократических норм и институтов.

В некоторой степени эта тенденция отражает беспокойство по поводу экономического смещения; «Польский водопроводчик» стал образцом в дебатах о Брексите. Свою роль сыграли и опасения по поводу возросшего спроса на социальные услуги. Но действуют и более темные страхи. Угроза исламистского терроризма сделала западное население менее склонным к принятию новых иммигрантов или даже беженцев из стран с мусульманским большинством.Граждане все больше опасаются, что ислам и либеральная демократия несовместимы и что столкновение цивилизаций неизбежно. Национальная идентичность приобретает все большее значение в политике, и те, кто считает, что либеральная демократия черпает силу в разнообразии, были брошены в оборону.

Крупные потоки населения, наконец, вызвали опасения по поводу утраты национального суверенитета. Во время референдума по Брекситу в 2016 году нежелание ЕС идти на компромисс в вопросе передвижения через границы стран-членов значительно затруднило победу британских «оставшихся» сил. В Соединенных Штатах знаменитое обещание Дональда Трампа построить «большую красивую стену» вдоль мексиканской границы стало мощным символом восстановления суверенитета.

Но проблема выходит за рамки нелегальной иммиграции. После проведения в 1965 году реформ, которые либерализовали иммиграционную политику США после четырех десятилетий ограничительного законодательства, демография страны изменилась. В 2015 году иммигранты в первом поколении составляли 14 процентов населения, что чуть меньше пика, достигнутого столетием ранее. ¹⁷ Неудивительно, что этот последний цикл иммиграции, как и его предшественник в начале двадцатого века, вызвал поддержку более жесткой политики среди многих граждан США — на этот раз включая потомков иммигрантов предыдущей волны.

Можно предположить, что любая страна (даже самопровозглашенная нация иммигрантов) имеет ограниченную способность принимать вновь прибывших, и что превышение этого лимита вызывает реакцию, которую недоброжелатели осуждают как нативистскую. Но осуждение граждан, обеспокоенных иммиграцией, как невежественных и фанатичных, ничего не делает ни для решения проблемы по существу, ни для снижения политической температуры. Как выразились Джефф Колган и Роберт Кеохейн: «Калибровка уровней иммиграции с учетом способности иммигрантов ассимилироваться и способности общества приспосабливаться — это не фанатизм». ¹⁸ Ни один вопрос не сделал больше, чтобы вызвать рост современного популизма, и поиск устойчивого компромисса вытянул бы большую часть желчи из сегодняшней либерально-демократической политики.

4) Пора отказаться от близорукого сосредоточения на экономических агрегатах и ​​вместо этого работать в направлении инклюзивного роста — то есть такого рода экономической политики, которая улучшает благосостояние по всем демографическим линиям, включая классовые и географические. Как показали последние десятилетия, никакой механизм автоматически не переводит экономический рост в всеобщее процветание. Позволить состоятельным слоям общества завладеть львиной долей прибылей — это формула бесконечного конфликта. То же самое позволяет концентрировать экономический рост и динамизм в меньшем и меньшем количестве мест.

Вторая половина 1990-х годов была последним разом, когда доходы всех экономических групп сверху вниз росли вместе примерно одинаковыми темпами. Неслучайно в течение этого периода рынок труда достиг, а затем и поддерживал полную занятость, улучшая переговорные позиции рабочих и возвращая ранее игнорируемых лиц обратно на рынок труда. Эта история предполагает, что полная занятость должна быть в центре внимания экономической политики. Это моральный, а также экономический императив.В современных обществах работа дает больше, чем средства к существованию; он придает нашей жизни структуру и цель и является ключевым источником уверенности в себе и общественного уважения. Он способствует созданию стабильных семей и здоровых сообществ и укрепляет узы доверия между людьми и их руководящими учреждениями. И наоборот, мы слишком хорошо знаем последствия длительной безработицы: снижение самоуважения, усиление раздоров внутри семей, эпидемии злоупотребления психоактивными веществами, разрушенные окрестности и разъедающее чувство беспомощности.

Задача — не только работа для всех, но и разумное вознаграждение. В конечном итоге рабочие не могут тратить больше, чем им платят. Поскольку в последние десятилетия рост заработной платы замедлился, семьи среднего класса поддерживали свой уровень жизни за счет выхода женщин на рынок труда и за счет дополнительных долгов, отчасти за счет капитала, накопленного ими в результате роста цен на жилье. Когда пузырь на рынке жилья лопнул, эти семьи испытали экономический шок, который привел многих к банкротству. Восстановление после окончания Великой рецессии было самым слабым за весь послевоенный период в основном из-за того, что доходы домохозяйств и семей остались на прежнем уровне.Только повышение заработной платы может вызвать более энергичный рост, и если рыночные механизмы не в состоянии обеспечить более высокую заработную плату, государственная политика должна вмешаться.

Принцип инклюзивного роста применим не только к классу, но и по географическому признаку. Во всех странах с рыночной демократией Запада удаленные и менее густонаселенные регионы уступают свои позиции столичным центрам. Сельскохозяйственные районы могут по-прежнему преуспевать при высоких ценах, но легкая промышленность, которая когда-то процветала в небольших населенных пунктах, ослабла перед лицом конкурентного давления.Более того, похоже, что современная экономика, основанная на знаниях, процветает за счет плотности и разнообразия, характерных для крупных городов, где концентрированные профессиональные сети стимулируют инновации. По этой причине государственная политика не может полностью устранить разрыв между городом и деревней. Но вкладывая средства в транспортную инфраструктуру, которая позволяет людям, которые работают в городах, жить дальше от своих мест работы, правительства могут помочь малым городам воспользоваться плодами роста мегаполисов. Информационные технологии также могут быть активом: расширение доступа к Интернету сегодня, как электрификация сельских районов во время Нового курса, может помочь привлечь изолированные сообщества в национальную экономику и общество.

Агентство в истории

Либералы настроены против племен, они лелеют определенную идентичность, подчиняя их более широким концепциям гражданской и даже человеческой солидарности. Но граждане часто жаждут большего единства и солидарности, чем обычно предлагает либеральная жизнь, и сообщество может быть удовлетворительной альтернативой бремени личной ответственности. Предпочтение тем, кто больше всего похож на нас, больше согласуется с глубиной наших чувств, чем более широкая и абстрактная концепция равного гражданства или гуманности.То же самое и с тенденцией приписывать хорошие мотивы нашим друзьям и злые намерения — нашим врагам. У антипатии есть удовлетворение, и конфликт, как и любовь, может заставить нас чувствовать себя более живыми.

Привлекательность популизма с его приверженностью трайбализму, его манихейским мировоззрением и постоянным конфликтом, который он влечет за собой, глубоко коренится в непреходящей незавершенности жизни в либеральных обществах. Эта уязвимость помогает объяснить, почему всего за двадцать пять лет сторонники либеральной демократии перешли от триумфализма к почти отчаянию.Но ни то, ни другое мнение не обосновано. Либеральная демократия — это не конец истории; ничего. Все, что делают люди, подвержено эрозии и непредвиденным обстоятельствам. Либеральная демократия хрупка, ей постоянно угрожают, и она всегда нуждается в ремонте.

Либеральная демократия — это не конец истории; ничего. Все, что делают люди, подвержено эрозии и непредвиденным обстоятельствам. Либеральная демократия хрупка, ей постоянно угрожают, и она всегда нуждается в ремонте.

Но либеральная демократия сильна еще и потому, что в большей степени, чем любая другая политическая форма, таит в себе силу самокоррекции.Либерально-демократические институты не только защищают граждан от тиранической концентрации власти, но и обеспечивают механизмы для направления недовольства и неудовлетворенных потребностей общества на эффективные реформы. Безусловно, силы самокоррекции не всегда достаточно, чтобы предотвратить крах либеральных демократий. Как мы узнали в 1920-х и 1930-х годах, сочетание общественного напряжения и сильных недемократических движений может быть непреодолимым, особенно в странах с новой демократией. Но часто встречающаяся аналогия между этими десятилетиями и нашей нынешней ситуацией скрывает больше, чем показывает.Сегодняшние экономические проблемы бледнеют по сравнению с Великой депрессией 1930-х годов, а сегодняшним автократическим режимам не хватает идеологической привлекательности, которую фашизм и коммунизм были на пике своего развития.

Тем не менее, нет причин — и нет оправдания — самоуспокоенности. Нынешние болезни либеральной демократии глубоки и широко распространены. Чтобы их преодолеть, потребуются интеллектуальная ясность и политические лидеры, которые готовы рисковать, чтобы служить долгосрочным интересам своих стран. Человеческий выбор, а не историческая неизбежность, определит судьбу либеральной демократии.

На данный момент демократическая общественность хочет изменений в политике, которые вселяют в нее надежду на лучшее будущее. Если их не удовлетворить, их требования могут перерасти в давление с требованием смены режима. Сторонники либеральной демократии должны сделать все возможное, чтобы этого не произошло.

Коалиции сменяющихся партий — из

Коалиции сменяющихся партий — с

Эверетт Карл Лэдд

Однако примерно с 1960 года коалиции Нового курса распадались перед лицом сложных социальные перемены. Соединенные Штаты самым удачным образом вошли в новую социально-политическую обстановку. описывается как «постиндустриальный», предполагающий такие условия, как резкое увеличение национального богатства, прогрессивное технологическое развитие, центральное значение знаний, разработка национальные процессы электронных коммуникаций, новые профессиональные структуры, а вместе с ними и новые образ жизни и ожидания, то есть новые социальные классы и новые центры силы.

Социальный и политический мир, с которым стороны должны иметь дело, сильно изменился с что было в эпоху Франклина Рузвельта, когда партийная система не могла не измениться. На политическую повестку дня выдвинуто иное сочетание политических вопросов. Линии социальных конфликт изменился. Появились новые группы по интересам и нашли себя старые группы с новыми интересами. И поскольку Демократическая и Республиканская партии боролись с этим изменяя окружающую среду, они действовали таким образом, что неизбежно усиливали влияние широкие внешние социальные изменения в составе их соответствующих коалиций.

Сегодня партийные союзы и схемы голосования, которые стали отличительной чертой эпохи Нового курса исчезли. Некоторые черты прошлого, конечно, всегда встроены в настоящее. Мы настаивают на том, что коалиции Нового курса ушли со сцены не потому, что от них ничего не осталось, а потому что союзы, проблемы и разногласия, которые их отличали, больше не те, которые разграничить демократическую и республиканскую коалиции.

Аргумент этой главы в отношении смены партийных альянсов вызывает общую наблюдение о социальных изменениях.В какой-то момент отличия от более ранних периодов не могут правильно охарактеризовать просто как «больше». Количественная прогрессия дает качественные изменять. Аналогия небольшого снежного кома на вершине с постепенным наклоном в начале и становиться все круче — не недопустимо. Снежный шар начинает катиться, сначала медленно — и при небольшой массе растет, но медленно; но по мере увеличения массы и наклона становится круче, рост в размерах становится чрезвычайно быстрым. По мере приближения к подножию холма невинный снежный ком превратился в быстро движущийся снежный валун.И маленький мяч, и у валуна есть что-то общее, но человек, стоящий на их дорогах, не мог не обнаруживают реальной разницы. В какой момент снежный ком превратился в валун? При чем Дело в том, что коалиции Нового курса исчезли, чтобы их заменили новые альянсы? Существует некоторое двусмысленность, но это не должно нас беспокоить. Теперь, в начале 80-х, решающая Безусловно, произошла трансформация американских партийных коалиций из их формы Нового курса.

В эпоху Нового курса каждая из двух основных партий имела свои достаточно надежные базы среди определенные социальные группы.Республиканцы были партией Северо-Востока, бизнеса, партии среднего класса и белых протестантов, в то время как демократы пользовались явным большинством среди рабочий класс, профсоюзы, католики и юг. И эти источники соответствующих На силу партии можно было рассчитывать на всех уровнях избирательного процесса — при голосовании за президента, Конгресс, меньшие офисы и идентификация основной партии. Однако после 1960 г. началось состояние относительно безопасных партийных бейливиков, определяемых этнической принадлежностью, классом и регионом быстро разрушается.Демократы появлялись практически везде вне президентского арена как партия «всех». Изображение, конечно, не предназначено буквально. Скорее это предназначался для описания новой ситуации, в которой одна партия имела больше, по крайней мере номинальных сторонников, чем его оппозиция среди практически всех соответствующих групп. С 1960 г. немногие социальные группы учитывая регулярное большинство республиканцев либо в партийной идентификации, либо в субпрезидентское голосование.

Исследование партийной идентификации различных возрастных слоев, социальных групп и идеологической кластеры в 1976 году показывают, как далеко зашла волна демократов к этой дате.Демократы, например, значительно опередили Республиканскую партию в каждой возрастной когорте, из самых молодых сегментов электорат на самый старший, и их край был на удивление однородным. Доля Самопровозглашенные независимые люди неуклонно росли, от самых старших к младшим избиратели. У последних было меньше времени для установления очередных предпочтений. И, конечно же, люди с высшим образованием, более склонные считать себя «независимыми», в большей степени представлены в младших когортах.Тем не менее, был большой и даже довольно большой перевес демократов. республиканцы, которые произошли от тех людей, чьи самые ранние политические воспоминания уходят в прошлое. к 1910-м и 1920-м годам тем, кто впервые увидел политику США в годы Кеннеди, Джонсона, и Никсон.

Таблицы 1 и 2 свидетельствуют о широте привлекательности демократов по сравнению с Республиканцы к середине 1970-х гг. Наемные рабочие были менее республиканцами, чем бизнесмены и руководителей, но многие даже последние отождествляют себя с демократами.Менее одной трети бизнес / профессиональный слой заявил о своей принадлежности к Республиканской партии. Все учебные группы показал демократический перевес. Так же поступали и все доходные когорты вплоть до самого процветающий. В Демократы возглавляли республиканцев во всех регионах, среди всех религиозных групп, среди практически всех этнические группы. Люди из богатых семей предпочитали демократов маржа 2 к 1.

Демократическое лидерство распространилось не только на большинство демографических единиц, но и на основных идеологические группы.Исследования Даниила Янкеловича, например, показали, что Демократы намного опередили республиканцев среди избирателей, считавших себя либералами. и умеренные, и что они даже имели удобное преимущество среди тех, кто называет себя консерваторами. К 1976 году осталось всего несколько республиканских бейливиков.

В их определении бросается в глаза выдающаяся роль региона и этнической принадлежности. Белые протестанты в Северо-восток оставался строго республиканским, продолжая региональные / этнические традиции, которые обратно в U.История С. И никакая группа не была более решительно республиканской, чем «янки», если бы термин используется для обозначения белых протестантов британского происхождения, проживающих в северо-восточных штатах.

В таблицах 1 и 2 показана только идентификация стороны. Но данные о голосовании в Конгрессе показывают то же самое. шаблон. Демократы превзошли своих оппонентов из Республиканской партии по большей части социального спектра. Средние классы отдавали более высокие доли голосов кандидатам в конгресс от республиканцев. чем рабочий класс, но обе группы неизменно производили большое количество демократов.

ДВУСТОРОННИЙ ИЗБИРАТЕЛЬНЫЙ ПОРЯДОК

Одна из причин резкого и стойкого несоответствия между неопределенными показателями демократов на президентских выборах, и их доминирование в других странах заключается в том, что голосование за пост президента дошло до все меньше и меньше связаны с политической партией. Организационно ослаблены партии. с 1960 года, и американский электорат — более образованный, более праздный, с большим количеством источников политическая информация и, следовательно, более уверенная в своей способности оценивать кандидатов и программы без привязки к своему партизанскому происхождению — менее привязан к партиям и более склонен к независимому голосованию, чем когда-либо прежде.Появление телевидения как основного источник информации о кандидатах, особенно на национальном уровне, где медиаресурсы настолько велики, что претерпели дальнейшие преобразования конкурсы на пост президента (и несколько других очень заметных офисов в крупных штатах, богатых СМИ, таких как Нью-Йорк и Калифорния), снова сокращая количество участников роль. Напротив, в менее заметных, менее посещаемых СМИ офисах, где кандидаты не так хорошо известно, партия гораздо влиятельнее. Поскольку у Демократической партии было больше сторонников и более высоко ценится, чем Республиканская партия, чем больше партийного внимания получает офис, тем лучше Демократы, вероятно, справятся.

Но именно особое символическое значение президентства побудило его представить особые трудности для демократов. Высокая публичная видимость офиса почти требует, чтобы различные группы и интересы внимательно следят за стилем и акцентом президентского руководства. Таким образом, президентские состязания стали основной ареной, на которой боролись вновь возникающие политические или идеологические различия.

Конец 1960-х — начало 1970-х годов в США были периодом чрезвычайное социальное изменение и турбулентность.Либерализм, сформировавший государство Нового курса, был включен в национальный консенсус, но в то же время возник «новый либерализм» — и вряд ли по обоюдному согласию. Состоит из таких позиций, как поддержка новых стандартов личной морали, культурные ценности, и образ жизни, сомнение в достоинствах экономического роста на основании этот рост угрожает «качеству жизни» и пересмотру требований равенства в направлении «равенство результата»; Новый либерализм был чреват опасностью для кандидатов, которые поддержал его просто потому, что подавляющее большинство населения не разделяло его энтузиазма по поводу социальные и культурные изменения.Недовольство новым либерализмом было особенно сильным внутри белый рабочий класс. В то время как политические инновации 1930-х гг. Часто требовали усилий рабочий класс, чтобы укрепить свои позиции по отношению к бизнесу, в 1960-х и 1970-х гг. Либеральные проекты социальных преобразований повлекли за собой значительные затраты и риски для широких секторов экономики. рабочие и представители низшего среднего класса, которые без колебаний заявили о своем несчастье.

Новый либерализм, однако, не остался без поддержки, особенно среди более состоятельных людей. секторов общества — хотя к 1980 году он окончательно вышел из моды.Верхний средний класс, измененный вливанием большой профессиональной / управленческой когорты государственного сектора, был отдельно от традиционных деловых интересов. Его перспективы, казалось, были сформированы гораздо больше университеты и интеллектуальное сообщество, и многие из его членов пришли, чтобы разделить некоторые из критических, требующих изменений ориентации, которые долгое время ассоциировались с интеллектуальная жизнь. Эти высшие слои также были естественным образом озабочены образом жизни и культурными традициями. изменение — области, в которых группы с более высоким статусом всегда были более восприимчивы к изменениям чем традиционный средний и рабочий классы.И поскольку они были в большей безопасности положение — меньше угроз со стороны многих современных усилий по социальным изменениям, обычно на расстоянии от «линии фронта» верхние слои легко приняли более благоприятную для перемен позу в таких критических областях, как расовые отношения.

Демократы стали основной партией сторонников обоих либерализмов. Демократическая Таким образом, коалиция разделилась, и в конце 1960-х и 1970-х годов тенденция привлекать внимание к это разделение было намного больше на президентском уровне, чем в других конкурсах.Новый либерализм слишком сильно повлияли на национальную арену; это было слишком спорным для демократов, чтобы иметь возможность пакет, с любой степенью регулярности, билет, который оставил и новых либералов, и старых либералов комфортно союзник. Несомненно, самым драматическим случаем этого раскола стал президентский пост в 1972 г. гонки, в которой Джордж Макговерн поднял знамя Новых Либералов и был похоронен на выборах никогда не был особенно популярным республиканцем. Однако на уровне Конгресса и других странах партия смогла сделать упор на более согласованные старые либеральные темы и с легкостью сохранила его массивная, разнородная коалиция вместе.

И все же Картеру не удалось получить большинство голосов среди белых южан. Каждый «янки» Кандидат от Демократической партии от Сэмюэля Тилдена до Адлая Стивенсона получил поддержку большинства среди белые южане — и большинство из них делало это с подавляющей маржой. Южные белые протестанты были лояльный и численно значительный компонент президентской коалиции Рузвельта. Они дали более высокая доля их бюллетеней в FDR, чем у любых других крупных, политически значимых, социальных коллективность. Но в 1976 году эта группа была на 5 процентных пунктов меньше демократической, чем национальная. электорат.[2] Только четыре раза за период гражданской войны до 1976 г. кандидат теряет поддержку большинства на белом протестантском Юге. И это были четыре президентских выборы между 1960 и 197 годами — все выборы за этот период, кроме 1964 года. (И снова в 1980 году демократ Картер потерял белый Юг.) Во многих отношениях результаты 1976 года обеспечили даже более яркое доказательство масштабов и постоянства президентской перестановки, чем это конкурс Макговерн-Никсон. Если центристский белый южанин — начиная с необычайно высокий запас поддержки в его родном штате Глубинный Юг, борющийся против Республиканской партии разразился самым драматичным политическим скандалом в истории страны и обремененный плохо работающей экономикой, противостоявший кандидату от республиканцев, который был второй выбор его собственной партии в регионе и вряд ли был самым сильным или харизматичным из претенденты — не смогли получить поддержку большинства на белом протестантском Юге, какой демократический номинант вообще может?

ДРУГИЕ ЯВНЫЕ ДЕФЕКТЫ

Распределение голосов в 1976 г. во многом схоже с таковым в ходе других недавних президентских выборов. выборы. Демократы в том году так и не вернули себе большую маржу среди белых рабочих. классы, которые так много сделали для их господства в эпоху Нового курса. Городской белый Католики и рабочие, кроме чернокожих и латиноамериканцев, например южан. белые протестанты, в 1976 году были несколько более демократичны, чем в На выборах Макговерна-Никсона, но их электоральное положение осталось в соответствии с положением последних полтора десятилетия.Не было возврата к высоким показателям демократов эпохи Рузвельта.

Итак, «старая демократическая коалиция Нового курса» не была «снова собрана снова» в 1976 году. Джимми Картер, несомненно, получил существенную поддержку со стороны групп, которые были строительными блоками расклад рузвельтов, и он заметно улучшил электоральные возможности Макговерна, но у коалиции Картера была совершенно иная база, чем у Рузвельта. Задолго до вечеринки 1980 года фиаско, характер и состав президентской коалиции демократов решительно измененный.

ИНВЕРСИЯ КЛАССА

Однако в конце 1960-х — начале 1970-х годов произошла явная инверсия Нового курса. возникли отношения класс / идеология, в результате чего высокостатусные группы в Соединенных Штатах стал более либеральным, учитывая нынешнюю конструкцию этой категории, чем группы среднего и низкого статуса по широкому кругу вопросов. Эта инверсия, это должно быть подчеркивалось, развивалось вокруг класса и идеологии, и распространялось на класс и партию только в те случаи и в той степени, в которой одна сторона была явно связана с современными расширения либерализма.Национально-демократическая партия, намного больше, чем ее республиканская оппозиция, стала домом для нового либерализма в 1960-х и 1970-х годах, но Последняя ассоциация варьировалась в зависимости от отдельных кандидатов, выдвинутых на каждых выборах.

На президентских выборах 1968 и 1972 годов проблемы нового либерализма были необычно видное место, и демократы заметно упали в своем относительном положении среди группы с более низким статусом по сравнению с их поддержкой среди когорт с высоким статусом.Там было что-то похожее на реальную инверсию знакомого соотношения классов и партий Нового курса. В во многих случаях в 1968 и 1972 годах группы наверху были более демократичными в своих президентских голосование, чем внизу.

В таблице 3 представлен классический образец классового голосования, который сохранялся на протяжении всего президентского периода. выборы эпохи Нового курса и начала 1960-х годов. То, что было хорошо установлено как традиционная конфигурация аккуратно удерживается для нескольких наборов групп, представленных в этой таблице, и действительно, для всех различных социально-экономических групп, которые могут быть обнаружены с помощью данных обследований.Таким образом, только 30 процентов всех белых американцев с высоким социально-экономическим статусом проголосовали за демократов. кандидат Гарри Трумэн в 1948 году, по сравнению с 43 процентами у Трумэна среди среднего статуса белые и 57 процентов среди белых избирателей с низким статусом. На выборах Кеннеди-Никсона 1960 г. можно увидеть те же отношения: Кеннеди поддерживают всего 38 процентов высокостатусной группы, на 53 процента лиц со средним статусом и на 61 процент лиц с низким социально-экономическим положением.

К 1968 году, однако, отношения заметно изменились.Хамфри поддержали в том году на 50 процентов статусных белых в возрасте до тридцати лет, но только 39 процентов их однокурсники среднего возраста и всего 32% молодых избирателей с низким статусом. Недавно Эмерджентная конформация проявилась еще яснее в 1972 году, когда несколько искажающий фактор Кандидатура Уоллеса была снята. Среди белых — потому что черные составляют отклоняющийся случай избирателей которые непропорционально принадлежат к низшим социально-экономическим слоям, но в подавляющем большинстве Демократичность — те, кто учился в колледже, были более демократичными, чем те, кто не учился. колледж; люди в профессиональном и управленческом слое были более демократичными, чем полуквалифицированная и неквалифицированная рабочая сила; и так далее.Макговерна поддержали 45 процентов молодые люди с высшим образованием, но только 30% их сверстников, которые не вошли в рощи академии. Сравнивая 1948 и 1972 годы, мы видим совершенно необычный поворот вспять. пропорции.

Мы можем сделать вывод, не требуя подробных разъяснений, что кандидатура Макговерна 1972 г. отличился гораздо большей приверженностью стилю, чем кандидатура Картера 1976 года, программы и округа Нового Либерализма. Тенденции к электоральной инверсии параллели классу и идеологии, таким образом, должны были быть более выраженными в 1972 году, чем в 1976 г.Так оно и было. Но элементы электоральной инверсии, столь отчетливо заметные в 1968 г. и 1972 год не был уничтожен в конкурсе Картера-Форда. Был довольно устойчивый рост Пропорция Форда с движением вверх по социально-экономической лестнице, однако социально-экономический статус измеряется. Но возврата к классному голосованию времен Нового курса не было. Луи Харрис обнаружили, что белые, получившие образование в начальной школе, были примерно на 14 процентных пунктов демократичнее в 1976, чем их коллеги, получившие образование в колледже.

Белые из семей, зарабатывающих менее 5000 долларов в год, получили примерно на 16 баллов больше Картер, чем белые, с годовым семейным доходом 15 000 долларов и выше. Данные сделаны доступны в «экзит-полах» в день выборов New York Times, CBS News и NBC. Новости показывают аналогичные распределения. В 1930-1940-е годы, напротив, статусные и Белые с низким статусом разделяли от 30 до 40 процентных пунктов в президентских предпочтение.

Когорты с более низким статусом были относительно более демократичными по сравнению с их когортами с более высоким статусом коллег, в соревновании между Джеральдом Фордом и Джимми Картером, чем в любом из двух предшествующие выборы.Но кандидат от Демократической партии в 1976 году не смог вернуть себе большую относительную разницу. среди избирателей из низшего класса, которыми пользовались его коллеги-демократы в годы Нового курса, ни того, чего Кеннеди добился еще в 1960 году. Картер провел кампанию, которая скорее минимизировала чем обострила озабоченность «социальной проблемой» белых с более низким статусом. И следует отметить, что Фактические социальные условия 1976 года значительно облегчили кандидату от демократов достижение этой цели. чем это было в 1968 и 1972 годах. Тем не менее, измененное значение либерализма — и, следовательно, национал-демократы как либеральная партия — вместе с изменившимся социальным положением белых рабочий класс и профессиональные / управленческие группы не позволили вернуться в класс модели голосования эпохи Нового курса.

Остались дипломированные специалисты и руководители, особенно младшие возрастные группы. неизменно более либеральны, чем группы неуниверситетских рабочих, по широкому кругу социальных и культурные проблемы. Однако в вопросах экономической политики они часто более консервативны, хотя и гораздо менее решительно, чем во время Нового курса. Демократическая партия пришла в 1960-х и 1970-х годов, чтобы ассоциироваться как с новым социальным либерализмом, так и со старым экономическим либерализм, и, как следствие, вызвал противоречивые отклики как среди верхних, так и низшие социально-экономические категории.Снижение классовой самобытности при голосовании и в результате возникли тенденции к инверсии — среди белых американцев. Черные американцы должны рассматриваться отдельно, потому что их выбор на выборах не был учтен классовая / идеологическая динамика, которую мы описывали [3]

ДОГОВОР

Что этот аргумент сосредоточен на том, произошла ли новая перестановка в политическом Сцена 1980 года кажется мне очень неудачной, потому что она настолько не теоретична. Как уже отмечалось, новые выравнивания возникли в ответ на широкие социальные изменения со времен Нового курса, и особенно с 1960 года.Голосование 1980 г. сигнализировало о продолжении и разработке этих изменений, а не какой-то внезапный новый отъезд. И в 1970-е годы стало очевидно, что Основное направление этих сдвигов — в сторону уступки , а не перестройки .

Реорганизация включает перемещение большого числа избирателей через партийные линии, создание стабильной новой коалиции большинства. В случае сделки, напротив, старые коалиционные связи нарушаются, но это происходит без формирования какой-либо устойчивой новой конфигурации.Избиратели вообще уйти от вечеринок; лояльность к партиям, их кандидатам и программы — ослабевают, и все больше и больше электората с каждыми выборами «вырываются».

За 1970-е годы был разработан впечатляющий корпус теории и данных, подтверждающих этот аргумент. что нынешняя эпоха в американской избирательной политике — это эпоха распада и распада партий, что указывает источники этого развития и определяет его последствия для американского политическая жизнь.Прогресс в переговорах придает недавним выборам особый характер. В ролях.

В конце 1960-х — начале 1970-х все чаще стали отмечать признаки коренная трансформация политических партий и характера привязанности к ним избирателей. За во-первых, национальные партийные организации, никогда не особенно сильные, пережили серьезный упадок и потеря функций. В рамках Конгресса и при выдвижении кандидатур в президенты, политический индивидуализм восторжествовал над институциональными и коллективными требованиями.у меня есть описал эти события более подробно в другом месте (Ladd 1979, 1981c).

Ослабление общественной привязанности к партиям способствовало их институциональному упадку, поскольку во многом, поскольку это произошло в результате этого упадка. Все большее число избирателей считают себя независимы и регулярно и самоотверженно пересекают партийные линии в предвыборной борьбе (Ladd 1978, стр. 320 — 33). Доля населения, не доверяющего обеим основным партиям, существенно выросла (Ladd 1981a, стр.3-7). Электорат менее сформирован и расположен стабильно. партизанской лояльности сейчас, чем когда-либо в прошлом веке.

Электорат, таким образом «оторванный», потенциально гораздо более изменчив, чем тот, который удерживается якоря партии. Этот потенциал нестабильности, создаваемый разногласиями между партиями, был полностью реализован. президентской кампании 1980 г., но это было очевидно, по крайней мере, в предыдущее десятилетие (см. Ladd 1 1981a 0 1 1981b).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изменения, происходящие в партиях и в лояльности к ним общества в течение 1960-х гг. Таким образом, 1970-е годы не приближались к «критической перестройке», которая имела место в конце 1920-е и 1930-е годы. Изменения были достаточно важными, и они привели к роспуску партийной системы Нового курса, но они не давали последовательного нового большинства. Старый Привязанности разрушались, по большей части без строительства на их месте новых. В полной мере влияние избирательного противостояния должно было ощутиться на нестабильном беспартийном голосовании 1980 года.

Познакомьтесь с Брэндоном Стракой, бывшим либералом-геем, призывающим других к #WalkAway from Democrats

Три месяца назад Брэндон Страка был парикмахером из Нью-Йорка и начинающим актером с небольшим количеством подписчиков в социальных сетях. Теперь он частый автор Fox News с почти 70 000 подписчиков в Твиттере, сообщениями которых поделились Дональд Трамп-младший и Сара Пэйлин.

Его восхождение к званию любимца консервативных СМИ началось 26 мая, когда Страка опубликовал ставшее вирусным видео с описанием того, почему он бежал из Демократической партии.

«Когда-то я был либералом», — говорит Страка в шестиминутном видео, глядя прямо в камеру. «В течение многих лет я наблюдал, как левые превратились в нетерпимых, негибких, нелогичных, ненавистных, заблудших, плохо информированных, неамериканских, лицемерных, угрожающих, черствых, невежественных, ограниченных и, порой, явно фашистских. поведение и риторика ».

По мере того, как проплывают скриншоты статей на расовую тематику — например, 37 вещей, которые белые люди должны прекратить разрушать в 2018 году — Страка продолжает: «Я наблюдал, как прежде разумные люди, которые утверждали, что отвергают расизм, пришли принять принципы всеобщей ненависти и обвинения во всех проблемах общества всех людей с белой кожей.

История Страки о том, как он был белым, геем, манхэттенским либералом, превратившимся в консерватора, оказалась неотразимой для правых. Спустя всего несколько недель после того, как «объявился» консерватором, Страка превратился из никого из политиков в правого. Его видео — с запоминающимся хэштегом, призывающим людей к #WalkAway слева — было просмотрено миллионы раз, что привело его к славе Fox News.

Те, кто справа, жаждут услышать истории — правдивые или нет — о сокращении левых, и Страка это делает.Настойчиво продвигая свои противоположные мнения в социальных сетях, он пошел по уже проторенному пути к славе в консервативных СМИ, который прошли Томи Ларен, Кэндис Оуэнс, Майло Яннопулос и Чедвик Мур. Алекс Джонс из InfoWars даже пожертвовал 10 000 долларов на страницу Straka GoFundMe на тему «Затраты на запуск кампании #WalkAway». На этой неделе кампания собрала более 67 000 долларов. Родом из сельской Небраски, где в его выпускном классе было 18 старшеклассников.Он сказал, что столкнулся с насилием и дискриминацией за то, что был геем, в своем консервативном родном городе.

После школы он переехал в Нью-Йорк, чтобы заняться актерским мастерством и пением. Однако все пошло не так, как планировалось. Страка не мог найти много работы в индустрии развлечений, поэтому он работал в барах и ресторанах, прежде чем впасть в зависимость от алкоголя и кокаина.

«Эта проблема стала очень, очень серьезной, — сказал он. В 38 лет он понял, что ему нужно протрезветь, и он это сделал. Страка сказал, что последний раз выпил 15 января.18, 2015.

«Я не знал этого в то время, но [протрезвление] очень помогло мне перейти к консерватизму», — сказал он. «На самом деле не существует такой вещи, как жертва, если только вы не решите стать жертвой».

Страка сказал, что голосовал за Хиллари Клинтон на последних президентских выборах и отчаялся, когда победил Дональд Трамп. Однако, оглядываясь назад, он сказал, что уже начал дрейфовать в сторону Республиканской партии.

Страка проследил свой путь к консерватизму до середины 2016 года, когда он обедал на скамейке в парке на Манхэттене.

«Мужчина, который оказался латиноамериканцем, оказался бездомным и, вероятно, также оказался сумасшедшим, подошел ко мне, когда я разговаривал по телефону, и просто сунул мне руку в лицо и сказал:« Мне нужны деньги! Мне нужны деньги », — вспоминал Страка.

«Я просто подумал:« Отойди от меня, убери руку от моего лица », — добавил он. Страка сказал, что мужчина затем ударил его кулаком, «и начал кричать, что я белый привилегированный кусок дерьма».

Встревоженный Страка отправился в Facebook, чтобы высказаться.Но он не нашел того сочувствия, которого ожидал.

«Был шквал воинов социальной справедливости, которые начали прыгать на мой пост и говорить:« Ну, я белый человек, и я никогда не испытывал ничего подобного… »Вы, должно быть, спровоцировали его каким-то образом . Я не думаю, что вы рассказываете всю историю », — вспоминал Страка.

В ответной реакции соцсетей Страка увидел то, что он описал как «желание людей попытаться увековечить повествование о том, что белые люди такие ужасные, а цветные люди неспособны сделать что-нибудь плохое.

«Это то, что начало отталкивать меня от либерализма», — сказал он.

Страка сказал, что его «красный пиллинг» — или его путь от либерала к консерватору — был продиктован просмотром видеороликов на YouTube, в которых утверждалось, что «либеральные СМИ» пытались свергнуть Трампа.

Он пришел к выводу, что новостные агентства сговорились изобразить Трампа как «самого расистского, самого гомофобного, самого ужасного человека в мире» и сделали так, чтобы «любого, кто его поддерживает, изображали так же».

#WALKAWAY: ИЛИ КАК СТАТЬ ВИРУСНЫМ ЗА 60 ДНЕЙ

Видео #WalkAway не стало вирусным само по себе, и это не первая попытка Страки привлечь внимание к своим политическим взглядам в социальных сетях.

В октябре 2016 года в видеоролике Facebook Live Страка пожаловался на отсутствие реакции на его сообщения в социальных сетях. «Откровенно говоря, когда я публикую сообщения, на моей странице в Facebook развевается только перекати-поле», — сказал он.

Ранее в этом году он опубликовал несколько коротких видеороликов о контроле над огнестрельным оружием, но они были менее продвинутыми и менее драматичными, чем видео #WalkAway. Они также, несомненно, были провальными: с ними взаимодействовала лишь горстка пользователей.

Вскоре после того, как он опубликовал видео #WalkAway, Страка начал активно продвигать его в социальных сетях, прося криков от консервативных влиятельных лиц, таких как Дана Леш, Шон Хэннити, Энн Коултер и президент Трамп.

В итоге заработало. Актер Джеймс Вудс использовал хэштег #WalkAway 25 июня, а затем Сара Пэйлин поделилась историей о Страке 30 июня.

«Когда она написала это в Твиттере, я думаю, люди смогли соединить точки, что это было больше, чем просто трендовый хэштег, на самом деле это была кампания », — сказал Страка. На следующий день Дональд Дж. Трамп-младший опубликовал твит, используя хэштег #WalkAway, и тут дела пошли по-настоящему.

НАСТОЯЩЕЕ ДВИЖЕНИЕ ИЛИ «РУССКИЕ БОТЫ»?

Когда Страка появился в программе Fox News «Угол Ингрэма» в начале июля, он сказал телезрителям: «Кампания #WalkAway доказывает, [что] люди уходят десятками тысяч левых.Вскоре после этого CNN и Salon опубликовали статьи о том, что российские боты способствовали распространению хэштега.

Истина где-то посередине. Хотя хэштег #WalkAway, например #MAGA, #DrainTheSwamp и #LiberalismIsAMentalDisorder, часто появляется в твитах, которые кажутся автоматическими, есть также сотни реальных людей, которые загрузили видео на страницу #WalkAway в Facebook и делятся своими историями об уходе из Демократическая партия.

Но неясно, привлекает ли кампания Страки много новых сторонников правых.Во многих видео, размещенных на странице #WalkAway, люди описывают уход из Демократической партии до выборов 2016 года; некоторые говорят, что они были республиканцами на протяжении десятилетий.

Однако ветеран-гей Роб Смит недавно «ушел». Он публично «выступил» как консерватор 27 мая, всего через день после того, как Страка впервые опубликовал свое сообщение #WalkAway. 2 июля он поделился своим собственным видео #WalkAway.

Демократы, как черный человек, хотят, чтобы я был жертвой. Они называют меня дядей Томом за то, что я говорю о проблемах в черном сообществе.Демократы хотят, чтобы я обрел силу в роли жертвы, но как ветеран я НИКОГДА не был жертвой. Пришло время для меня #WalkAway pic.twitter.com/CarMB0nP7N

— Роб Смит (@robsmithonline) 2 июля 2018 г.

Смит сказал, что как черный демократ ему «не разрешается говорить о таких вещах, как безотцовщина в черное сообщество »или« бедность в черном сообществе ». В своем двухминутном видео Смит сказал, что он «подвергся остракизму» за то, что поднял эти проблемы.

С тех пор, как Смит стал консерватором, он, как и Страка, появился на Fox News.

Грегори Т. Анджело, президент гей-консервативной группы Log Cabin Republicans, считает, что в #WalkAway есть потенциал, но только если консерваторы придумают, как использовать его энергию.

«Прямо сейчас кампания #WalkAway — это массовое движение, и это вирусное движение — как массовые, так и вирусные кампании имеют тенденцию вспыхивать, а затем проваливаться», — сказал он. Тем не менее, он считает, что хэштег будет расти по мере приближения к ноябрю.

Тим Миллер, бывший пресс-секретарь Республиканского национального комитета и сотрудник Джеб Буша и Митта Ромни, менее уверен в потенциале # WalkAway.Открытый гей, Миллер тоже ушел, но в другом направлении: он считает себя «республиканцем #NeverTrump».

Миллер сказал, что Страка отражает «основной сдвиг в партии от меня или моего идеологического мировоззрения». Но Миллер сказал, что он, как и Страка, не убежден в том, что «красная волна» меньшинств и избирателей ЛГБТК покинет Демократическую партию.

Миллер считает, что Страка и Смит привлекают к себе внимание с тех пор, как стали консерваторами, «потому что они особые».

«Было бы совершенно противоположным взглядом на людей из маргинализированных групп выступить в защиту Дональда Трампа, и это простой способ получить платформу прямо сейчас», — сказал он.

ЛГБТК подавляющим большинством голосуют за демократов — и голосуют по крайней мере несколько десятилетий. Экзит-полл NBC News на президентских выборах 2016 года показал, что только 14 процентов избирателей-лесбиянок, геев, бисексуалов и транссексуалов отдали свои голоса за Трампа по сравнению с 78 процентами за Клинтон.

«ПУБЛИЧНАЯ ФИГУРКА КОНСЕРВАТИВНОГО ГЕЯ»

Менее чем через три месяца после публикации вирусного видео #WalkAway Страка уволился со своей основной работы и теперь полностью сосредоточен на своей кампании, называя себя «консервативным общественным деятелем-геем, начинающим движение за спаси страну! »

Как он стремится увеличить это движение, он имеет доступ к неоспоримо влиятельной платформы: Fox News. Появление в самой популярной кабельной сети новостей страны означает, что сообщение Страки имеет аудиторию за пределами социальных сетей, в том числе, возможно, одного очень важного зрителя: президента Трампа.

Сам Трамп еще не использовал хэштег #WalkAway …

СЛЕДУЙТЕ NBC OUT В TWITTER, FACEBOOK И INSTAGRAM

Южный Судан: гражданская война, грабежи и создание военной аристократии | По делам Африки

Абстрактные

В этой статье рассматриваются социальные и политические последствия захвата ресурсов в военное и послевоенное время в Южном Судане.В нем утверждается, что хищничество вооруженных групп во время второй гражданской войны (1983–2005 гг.) Инициировало процесс формирования доминирующего класса, и демонстрируется, как с помощью различных стратегий захвата ресурсов и создания родственных связей командиры Народно-освободительной армии Судана (НОАС) и другие фракции сформировали новую аристократию — «господствующий класс», считающий себя «лучшим». Основываясь на анализе «даров» Марселя Мосса, в нем описывается, как командиры, дарив своим подчиненным брачный выкуп и жены, формировали нижний слой последователей, которые укрепляли их позиции.После Всеобъемлющего мирного соглашения правящая военная элита поддерживала этот нижний слой за счет развертывания сетей кумовства и клиентелизма. В статье обсуждаются три способа, с помощью которых элита стремилась выделиться, показывая, как элита использовала нижний слой для демонстрации своего престижа и влияния в послевоенный период, и как показная элита и широко распространенная коррупция вызвали общественное недовольство в которые иногда всплывают на поверхность старой этнической вражды.

15 декабря 2013 года разразился самый серьезный политический кризис за короткую историю Республики Южный Судан. После серии разногласий в высших эшелонах правящего Народно-освободительного движения Судана в тюрьму были заключены тринадцать политических деятелей, которых президент Сальва Киир обвинил в попытке государственного переворота под руководством бывшего вице-президента Риека Мачара. С тех пор Киир — при поддержке угандийской армии и при поддержке все более смущающегося международного сообщества, а также бывшего северного суданского врага — пытался обуздать восстание, возглавляемое Махаром. ¹

Уже 16 декабря международные СМИ начали описывать новый конфликт в этнических терминах, основываясь на том факте, что Мачар был нуэр, а киир а динка, не обращая внимания на бесчисленное множество других этнических групп в стране и их недовольство , а также тот факт, что политические заключенные Киира принадлежали к различным этническим группам, включая его собственную, и что начальник штаба НОАС оставался нуэр. ² Это этническое толкование усугубилось крайне жестоким поворотом политического кризиса в Джубе, когда солдаты НОАС убили мирных жителей нуэр, вызвав цикл репрессалий в отношении мирных жителей динка в Боре со стороны вооруженных людей, связанных с Мачаром. ³ Тем не менее, несколько наблюдателей как внутри страны, так и за ее пределами быстро начали выражать озабоченность по поводу опасности самореализующегося пророчества об этническом конфликте. ⁴

В этой статье утверждается, что нынешний кризис в Южном Судане следует понимать не только в контексте этнической принадлежности, но и в рамках системы классового господства, основанной на хищничестве во время войны. Военная элита, оказавшаяся у власти после войны, установила свою гегемонию путем захвата ресурсов во время самой войны.Посредством различных стратегий хищничества он значительно расширил свои родственные связи и свою политическую власть, а также превратился в военную аристократию. После войны он продолжал подпитывать сети своих последователей путем манипулирования государственными ресурсами — по данным неправительственной организации Global Witness, с тех пор, как страна стала полуавтономной в 2005 году, было присвоено более 4 миллиардов долларов США, что привело к серьезным последствиям. народное негодование. ⁵

Большая часть литературы, анализирующей захват ресурсов в Южном Судане, сосредоточена на периоде войны.Наиболее подробный отчет, представленный Дэвидом Кином, проливает свет на то, как связанные с правительством партии выиграли от голода через торговые сети. ⁶ Марк Даффилд также писал о причастности офицеров суданской армии к незаконной торговле валютой, ⁷ , а Алекс де Ваал и др. . описали грабежи со стороны других сторон, ⁸ включая Народно-освободительную армию Судана (НОАС), ⁹ бывшая группа повстанцев, которая сейчас управляет страной.

Эта статья основывается на этой более ранней работе и рассматривает социальные и политические последствия военного и послевоенного захвата ресурсов в контексте нового государства.В нем прослеживаются процессы, посредством которых военное хищничество в Южном Судане инициировало формирование доминирующего класса. За счет накопления ресурсов командиры НОАС ¹⁰ повысили свой социальный и экономический статус, сформировав новую аристократию — не «дворянство», а «господствующий класс», считающий себя «лучшим». ¹¹ Они также создали новые социальные контракты и отношения патрон-клиент, превратив недавно приобретенные ресурсы в «подарки» своим подчиненным, и сформировали отдельный класс должников посредников, нижний слой, который усилил их контроль над войсками и их положением. по сравнению с другими членами военной элиты.После войны развертывание сетей кумовства и клиентелизма правящей элитой позволило ей сохранить этот нижний слой, который, в свою очередь, сыграл важную роль в сохранении статус-кво. ¹² Элита не функционирует без своих посредников, которых она использует для демонстрации своего престижа и влияния. ¹³

Ссылаясь на работы Норберта Элиаса и Жана-Паскаля Далоса, в статье выделяются три способа «различения элит», чтобы описать способы, которыми как элита, так и ее нижние слои определились и заявили о себе в публикации. -военный период. ¹⁴ Опираясь на анализ «даров» Марселя Мосса, он также описывает формирование социальных классов через дары брачного выкупа и жен, ¹⁵ и показывает, как коррупция сковывает систему политического и классового господства. Сосредоточение внимания на классе не следует истолковывать как означающее, что эта социальная система является стабильной или статичной, поскольку через систему пронизывают многочисленные противоречия, вызванные политическим, экономическим и этническим соперничеством. В периоды кризисов эта напряженность может привести к «де-куртизации» полевых командиров ¹⁶ , о чем свидетельствует период политической нестабильности, начавшийся 15 декабря 2013 года, и уход Мачара к власти.Как пишет Маусс,

Богатый человек, который показывает свое богатство, опрометчиво тратя, — это человек, завоевывающий престиж. Принципы соперничества и антагонизма являются основными. Политический и индивидуальный статус в ассоциациях и кланах, а также ранги любого рода определяются войной за собственность, а также вооруженными столкновениями, случайностью, наследством, союзом или браком. Но все задумано так, как будто это война за богатство. Брак детей и положение на собраниях определяются исключительно в ходе вручения и возврата потлача.… Таким образом, продвижение по социальной лестнице происходит не только для себя, но и для своей семьи. Таким образом, в системе такого рода постоянно потребляется и передается много богатства. Такие переводы при желании можно назвать обменом или даже коммерцией или продажей; но это аристократический тип торговли. ¹⁷

Статья основана на 150 интервью, проведенных с января 2009 года по декабрь 2010 года в Южном Судане, хотя только несколько интервью цитируются непосредственно в статье.Эти полуструктурированные интервью были сосредоточены в основном на периоде войны и включали женщин и мужчин из разных слоев общества, этнических групп и возрастных групп, таких как студенты, полиция, солдаты НОАС, бывшие комбатанты, вожди, а также члены правительства. , администрация и организации гражданского общества. Интервью проводились в нескольких местах, включая штаты Центральная и Восточная Экватория, Верхний Нил, Джонглей и Озера. Учитывая распространенность перемещений во время войны, некоторые респонденты, опрошенные в Джубе, были выходцами из Джонглея, озер и т. Д.Рассказы об уплате выкупа командирами за своих солдат были особенно распространены среди респондентов-динка из района Бора, которые составляли ядро ​​НОАС Джона Гаранга. Результаты также основаны на опросе, проведенном среди 2500 респондентов по гендерным вопросам, который автор направил для агентств ООН в 2010 году.

В статье сначала рассматриваются различные стратегии хищничества, применяемые, особенно командирами НОАС, их преобразование захваченных ресурсов в расширение их собственных родственных связей и их конституция как аристократии.Затем исследуется, как командование вкладывает захваченные ресурсы в создание новых родственных отношений, чтобы создать нижний слой верных последователей. В нем описывается, как после войны элита и нижний слой используют друг друга, чтобы определить себя, и как кумовские и клиентелистские сети продолжают поддерживать эти отношения, вызывая общественное недовольство.

Стратегии накопления ресурсов и расширения родства

Вторая гражданская война (1983–2005 гг.) В значительной степени была связана с захватом ресурсов всеми сторонами конфликта.Хотя правительство Судана в основном было заинтересовано в захвате нефтяных ресурсов, дешевой рабочей силы и крупного рогатого скота, ¹⁸ южносуданские группировки (НОАС, отколовшиеся группы и связанные с правительством ополчения) также разграбили, похитили предметы первой необходимости и были участвуют в различных профессиях, чтобы обогатиться. ¹⁹

С первых лет партизанской войны сельское население в районах, находящихся под управлением НОАС, было вынуждено вносить свой вклад в работу рудиментарной администрации, уплачивая налоги натурой, зерном и скотом (включая крупный рогатый скот). ²⁰ Сбор этого налога имел разрушительные последствия для сообществ, которые уже пытались выжить. ²¹ Это также не помешало войскам НОАС проникнуть в дома гражданских лиц и конфисковать их еду, одновременно подвергая их жестокому обращению. ²²

Представление о том, что северяне «лучше» обращаются с гражданским населением, чем жестокая НОАС, все еще было широко распространено в 2009–2010 годах в некоторых районах, особенно в штатах Центральной и Восточной Экваториальной провинции. ²³ Женщина, бывшая солдатом НОАС, вспоминала годы войны: «Многие из них неграмотны. Видение SPLA, они совершенно не ориентированы на будущее. Они ориентированы на то, что «когда мы захватываем место, дома, мы берем их! Мы берем дома, берем всех, женщин там, забираем! » Этот — то, на что они были ориентированы! » ²⁴ Питер Адвок Ньяба объяснил поведение солдат НОАС отсутствием политической идеологической обработки:« НОАС вместо того, чтобы быть подлинным национально-освободительным движением, превратилась в агента грабежа. , грабежи и разрушительные завоевания.Сильная связь между солдатом национально-освободительного движения и солидарностью с народом… полностью отсутствовала. … НОАС превратилась в оккупационную армию в районах, которые она контролировала и из которых люди убегали ». ²⁵ Более того, поскольку НОАС часто оставляла за собой след нарушений прав человека, грабежей и растраты ресурсов (например, зерна и крупный рогатый скот), его образ быстро запятнал. ²⁶

Однако поведение войск по отношению к гражданскому населению не было одинаковым на всем Юге.Это частично зависело от ведения войны и ресурсов, питавших партизан, а также от присутствия других ополченцев, которые также поддерживали себя за счет использования мирных жителей и злоупотреблений в отношении них. Как отмечают Дуглас Джонсон и Жерар Прунье, «боевые действия между НОАС и местными южными ополченцами включали нападения на гражданское население с обеих сторон, что повлекло за собой полное разрушение деревень и ферм. Это повлияло на прием НОАС в районах за пределами основных мест вербовки нилотов (Динка, Нуэр и Шиллук).’ ²⁷ В Экватории, которая не является типичным местом вербовки для НОАС, партизаны применяли более высокий уровень принуждения, чем в районах проживания их солдат, таких как Бахр-эль-Газаль, где они пытались защитить население, а не использовать его. Администрация НОАС также была особенно суровой к гражданскому населению в районах, контролируемых правительственными ополченцами, таких как Восточная Экватория и Верхний Нил, где жили мурле, некоторые мундари, топоса и гаджаак нуэр. ²⁸

В 1991 году раздробленность НОАС привела к увеличению числа вооруженных групп, использованию гражданских лиц в качестве ресурса в войне, перенаправлению гуманитарной помощи на снабжение солдат и активизации рейдов с целью разграбления активов. ²⁹ Хотя невозможно точно измерить, степень хищничества и количество захваченных ресурсов увеличились. Вспоминая время раскола 1991 года, один респондент вспомнил: «За ним последовала анархия. Настоящая анархия. Совершались убийства, грабежи и всевозможные правонарушения ». ³⁰

Виновниками анархии были, по словам Аропа Мадут-Аропа и Питера Адвок Ньяба — обоих инсайдеров НОАС -« армия крестьян ». ³¹ В то же время солдаты НОАС утверждали, что это популярная армия, состоящая из братьев, мужей, дядей и двоюродных братьев, что, вероятно, способствовало созданию и расширению родственных связей за счет захвата ресурсов. ³² Для многих вступление в партизанскую армию дало шанс начать новую жизнь на более высоком социальном уровне и с чистого листа. ³³ Люди из всех слоев общества были набраны в НОАС, ³⁴ и сам Джон Гаранг признал экономическую привлекательность восстания: «предельные издержки восстания на Юге стали очень небольшими, от нуля до отрицательных; то есть на юге платят за бунт. ³⁵

Поскольку НОАС могла установить лишь ограниченную степень централизации на обширной южной территории, местные командиры были очень автономны, особенно в вопросах администрирования, налогообложения и набора персонала, что позволило некоторым из них создать свою собственную экономическую базу. ³⁶ Командиры и солдаты НОАС, а также командиры других группировок участвовали в различных профессиях для обогащения. По сути, командиры стали полевыми командирами, «военными бизнесменами». ³⁷ Например, войска НОАС-Объединенный / Южный Судан Армии независимости Риека Мачара (бывшая фракция Насир) обменивали скот на поставки оружия с Суданскими вооруженными силами, в то время как другие южные командиры, союзники НОАС, использовали свой доступ к разграбленным скотам и рынкам создавать свои собственные независимые экономические основы. ³⁸ Ополченцы, связанные с государством, также участвовали в торговле. Паулино Матип, военачальник из округа Майом в штате Юнити, содержал свое ополчение Бул-Нуэр возле Бентиу, торгуя сорго и скотом. Хотя Паулино интересовался нефтяными месторождениями, он также очень быстро выращивал крупный рогатый скот. ³⁹ Когда он недавно умер, его пережили более сорока семи жен и ста двух детей. ⁴⁰

НОАС участвовала в различных сделках с самого начала своей вооруженной борьбы в эфиопском лагере беженцев Итанг, где она «облагала налогом» и перепродавала значительные объемы продовольственной помощи, взятой у беженцев, зарабатывая миллионы эфиопских быров. ⁴¹ Он также экспортировал домашний скот и золото в Уганду через торговлю под защитой или контролем НОАС. По словам Анны Вальрет, с 1991 года Динка Бор сумела монополизировать трансграничную торговлю скотом в Восточной Экватории, превратившись в мощных посредников. Чтобы получить максимальную прибыль, они исключили поставщиков скота (Didinga) из этих сетей. ⁴² Хотя Walraet не предлагает анализа классового образования, очевидно, что контроль над торговлей скотом способствовал консолидации военной элиты среди командиров НОАС, родом из бор-динка, чьи последующие действия продемонстрировали классовое сознание.Эта элита уже была в марксистском смысле «классом для себя». Он торговал кофе, табаком и древесиной с соседними странами с неформальной экономикой в ​​обмен на товары различных видов. ⁴³ Его командиры, ведя переговоры от имени Народно-освободительного движения Судана (НОДС), политической ветви армии, заключили собственные сделки. Затем доходы от этой торговли непропорционально распределялись между Движением, его лидерами и народом Южного Судана. ⁴⁴ Деньги Движения хранились на личных счетах некоторых из ближайших помощников Джона Гаранга. ⁴⁵ Послевоенная практика хищения государственных средств и их перенаправления на личные банковские счета за рубежом, таким образом, основана на практике военного времени. Несмотря на первоначальную (и поверхностную) марксистскую риторику партизан и выраженную ненависть к буржуазии, некоторые офицеры таким образом извлекли для себя неплохую прибыль во время войны. ⁴⁶

Богатство и многоженство

Гражданские войны, а не просто подрыв социального капитала и нарушение общественного порядка, приводят к созданию новых форм социальных отношений. ⁴⁷ И новые, и старые элиты часто ищут подтверждения, окружая себя другими социальными акторами. ⁴⁸ Соответственно, командиры НОАС (и других вооруженных групп) продемонстрировали свое недавно приобретенное богатство через расширение родственных связей и создали новые социальные отношения и новых социальных субъектов. ⁴⁹ Они превратили свое недавно приобретенное богатство в человеческий и социальный капитал посредством обмена скота — точнее, обмена брачного выкупа, в основном оплачиваемого скотом.Как сказал бывший высокопоставленный солдат:

Военное богатство связано с большими семьями. У вас больше денег или у вас больше скота, вы хотите иметь больше жен. … А потом у вас будет больше жен, у вас будет много детей, в основном девочек, которые выйдут замуж. В этом весь менталитет. ⁵⁰

Новые жены также служили свидетельством военных подвигов мужчины, и, по словам Ньябы, между старшими командирами велась «ожесточенная конкуренция за добычу, которую они вложили в многих жен». ⁵¹

Это был не первый случай, когда суданские мужчины, занимавшие руководящие должности, грабили ресурсы, чтобы реинвестировать их в крупномасштабную полигамию. Фрэнсис Мэдин Денг писал о своем отце, вожде динка Дэн Маджоке, который, по слухам, женился примерно на 250 женах. ⁵² Его обвинили в сборе скота в общине девушки, на которой он хотел жениться, для уплаты выкупа за невесту и в сохранении своего состояния за счет налогообложения нгок-динка. В этом смысле злоупотребление властью и вымогательство богатства со стороны командиров НОАС во время войны схожи с теми, которые имели место в 1940–1960-х годах.Тем не менее, злоупотребления со стороны командиров НОАС имели место в контексте еще большего насилия, и некоторые командиры (хотя и меньшинство) вообще не соблюдали обычай выплаты выкупа. ⁵³

Вторая гражданская война также создала новые возможности на брачном рынке, поскольку большое количество мужчин брачного возраста, находившихся на передовой (или бежавших из страны), облегчало командирам поиск новых жен. ⁵⁴ Хотя у Джона Гаранга была только одна жена (Ребекка), он был исключением; у большинства командиров НОАС было несколько жен. ⁵⁵ Считалось, что они женились на многих женщинах — в некоторых случаях до 51 — особенно в сельской местности, где уровень контроля был ниже, чем в городах. ⁵⁶

Некоторые командиры НОАС также увеличили свой материальный, человеческий и социальный капитал, создав базы в Найроби. Как отметила Джулия Акер Дуани, некоторые жили «вдали от поля битвы … в роскошных домах в пригородах Найроби и Кампалы». ⁵⁷ Способность военачальников извлекать такие преимущества из войны не была уникальной для Судана.Например, сановники Народного движения за освобождение Анголы (МПЛА), как известно, потребляли выручку от продажи ресурсов своей страны в пригородах Йоханнесбурга, Кейптауна и Лиссабона. ⁵⁸

Таким образом, стратегии хищничества, применявшиеся во время второй гражданской войны, привели к созданию новой военной аристократии. Несмотря на марксистскую риторику, НОАС стала местом накопления ресурсов ее командирами, которые использовали свое недавно приобретенное богатство для расширения своих непосредственных сетей родственных связей, а также, как показано в следующем разделе, своих расширенных сетей.

Создание военного родства и низшего слоя

Вернувшись на территорию НОАС в Южном Судане, командиры использовали «комбинацию насилия и покровительства, чтобы передать лояльность молодых солдат от их семей к военной иерархии». ⁵⁹ Черри Леонарди исследовал, как молодежь боролась во время войны за сохранение своей независимости как от НОАС, так и от семейной жизни. Она кратко упоминает девушек, которых командиры дарили своим солдатам в качестве «награды», но не рассматривает подробно процессы, посредством которых создается лояльность.Точно так же, хотя Шэрон Э. Хатчинсон описала участие зональных командиров НОАС в урегулировании брачных споров, ⁶⁰ она не рассказывает об участии командиров НОАС в выплате брачных выплат per se .

На самом деле, солдаты НОАС, которые были отправлены на передовую, оставив замужних женщин в своих родных районах на милость своих командиров, все еще надеялись жениться на себе. Однако для этого им требовалось получить разрешение от своего командира покинуть линию фронта и вернуться в деревню, что было редкостью. ⁶¹ Таким образом, наиболее распространенной практикой было то, что командиры заменяли семью своих солдат, либо выплачивая их выкуп за невесту, либо засвидетельствовав соглашение между ними и семьей невесты, таким образом гарантируя будущую выплату выкупа. ⁶² Отозвал солдат НОАС:

Проблема с отсрочкой выдачи приданого, ⁶³ , потому что не было средств [для его оплаты]. Некоторые командиры и солдаты, которые сделали это, говорили мне, что командир x, y, z был тем, кто с гордостью платил приданое за мою жену.И вы знаете, что для этого нужно быть кем-то, кто действительно любит вас, это должен быть член семьи, и даже иногда в настоящей семье они этого не делают. Не все дадут за вас приданое, это должен быть ближайший, ваш лучший друг, который заплатит за вас приданое. Итак, некоторые с гордостью говорят, что командир x, y, z заплатил приданое за жену … или ведет переговоры с начальниками и родственниками. … И многие из этих вещей начались в Эфиопии, с тех самых больших людей, которые могли жениться. ⁶⁴

Таким образом, командиры дали возможность своим солдатам жениться.К концу войны у многих солдат НОАС, по сообщениям, было более одной жены, обычно от двух до четырех. ⁶⁵ Как воскликнул один респондент: «Они женились, они женились во всех странах! У них было так много жен! » ⁶⁶ Но центральная роль, которую играли командиры в этом процессе, заключалась не просто в вежливости или одолжении. Скорее, эти командиры и солдаты вместе с родственниками невесты стали частью общественного договора, связанного обязательствами. Это усугублялось тем фактом, что браки с отсроченной выплатой выкупа заключались подписываемым контрактом.В результате, когда солдаты женились, они часто становились неразрывно связанными со своим начальством. Перефразируя Марселя Мосса, «обращение богатства (является) лишь частью широкого и прочного контракта». ⁶⁷

Рассказывая о Самоа, Мосс подчеркивает, что возвращение подарков является абсолютным обязательством для сохранения власти и богатства. ⁶⁸ В том же духе «подарок», сделанный командирами своим солдатам, представлял собой способ сохранить свою власть. Для динка это глава семьи (отец), который обычно платит выкуп за невесту своему сыну с помощью своих братьев, дальних родственников и друзей.Мужчина получает скот в качестве выкупа, а затем избавляется от него в браке, и он отвечает за услугу позже, когда друг или родственник дает ему скот. ⁶⁹ Таким образом, командиры, возложившие на себя роль отцов, ожидали лояльности родственников от солдат, выкуп которых они финансировали.

Для контрактов обмена характерно переплетение ресурсов, чувств и личностей. ⁷⁰ Честь и соперничество, выражаемые через брачные церемонии, также играют решающую роль в обмене подарками.С точки зрения Маусса, богатые командиры НОАС использовали дары, чтобы показать свое богатство и завоевать престиж не только среди своих войск, но и по отношению к другим командирам. Этот вид обмена подарками был аристократичным и характеризовался щедростью и особым этикетом (свидетельством подписанного договора, гарантирующего брак). ⁷¹ В данном случае такие контракты закрепили личные и интимные связи, уже сложившиеся на передовой между солдатами и командирами, и предполагали постоянную лояльность и активную политическую поддержку.Это было особенно полезно для командиров в период после КНА, поскольку это обеспечивало им возможность добиться власти и сохранить свои позиции. Существуют и другие примеры дарения жены и / или добровольного участия в выплате выкупа не родственниками для сохранения политической преданности. Фрэнсис Мэдин Денг описал, как некоторые динка выступили с просьбой внести свой вклад в выкуп его отца, чтобы получить политические услуги. ⁷² Точно так же увлекательный рассказ Дугласа Джонсона о жизни пророка Дэн Лаки представляет собой пример расширения родственных связей и создания группы обязанных последователей.В самом деле, Дэн Лака позволил своим примерно шестидесяти женам взять себе жен и дал этим мужчинам немного скота, чтобы они женились на их собственных женах, таким образом расширив родство Лаки различными способами. ⁷³

Еще раз перефразируя Мосса, «престанции» теоретически являются добровольными и спонтанными, но на самом деле даются таким образом, чтобы они были рассчитаны на получение отдачи. ⁷⁴ «Подарки» также включают в себя множество коррупционных действий и открывают путь для будущего сотрудничества. ⁷⁵ Заменив себя отцами своих солдат и создав новые военные родственные связи с помощью подарков жен / брачного выкупа, командиры НОАС сделали именно то, что Ричард Скляр назвал процессом формирования доминирующего класса: они «реконструировали существующую организацию. власти », чтобы« защищать и расширять »свои классовые интересы. ⁷⁶

Элита и ее нижний слой

Практика дарения даров позволила военной элите сформировать более низкий слой последователей, во-первых, за счет выкупа невест для установления новых родственных связей, укрепляющих лояльность солдат, а во-вторых, за счет предоставления ряда более мелких подарков для повышения солдат НОАС до уровня экономический статус был выше, чем у местного населения. Этот нижний слой стал частью уравнения, описанного Чабалом и Далозом между «правителями, посредниками и управляемыми», заняв позицию «посредников». ⁷⁷ Позволив этим посредникам жениться на многих женах, элита также позволила им попробовать — в меньшем масштабе — привилегии, которыми она пользовалась, тем самым создавая иллюзию общности между правителями и посредниками.

Несмотря на разный уровень благосостояния, общая черта, связывающая правителей и посредников, — это их потребность проявлять свое превосходство с помощью ряда совпадающих практик. В своей работе над самоопределением элиты Жан-Паскаль Далоз пишет: «Для элит критически важно продемонстрировать свое господство над подчиненными и продемонстрировать, по крайней мере, такое же превосходство, как и их коллеги.Ссылаясь на Норберта Элиаса, он вспоминает, как во Франции дворянам предлагалось покинуть свои места (в которых они имели статус королей), чтобы подвергнуться процессу «придворности» и поселиться вокруг короля и королевы. ⁷⁸ Согласно Элиасу, медленное превращение воинов в придворных в Европе с одиннадцатого по восемнадцатый век в конечном итоге умиротворило общество. Хотя такой умиротворяющий эффект по сравнению с longue durée не наблюдается в Южном Судане, ⁷⁹ , безусловно, можно наблюдать три основные практики, с помощью которых, как утверждает Далоз, элиты стремятся выделиться — жилища, автомобили и рестораны.

После подписания CPA все министры в Джубе собрались в одном районе вокруг дома президента и начали строить дома (в городе, где преобладали хижины), каждый из которых старался превзойти другого, и свои дома в других частях Африки. в виде «монополитически контролируемой конкуренции», описанной Элиасом. ⁸⁰ Помимо желания показать превосходство, это соперничество в строительстве домов было прежде всего средством передачи превосходства между соперниками, и даже больше между лидерами различных фракций.Дома обычно сильно украшены, чтобы произвести впечатление на посетителей и обозначить активную общественную жизнь. Как и у дворян современной Франции, у государственных чиновников есть свои последователи. То, что я назвал нижним слоем (или посредниками), живет в непосредственной близости от резиденции элиты или в хижинах на самой территории, что напоминает смесь военного лагеря и двора.

Что касается транспортных средств, «основного объекта соревнований» ⁸¹ для элиты во всем мире, они часто украшены, как правило, золотыми коробками из ткани, фигурками и мехом.Полноприводные модели президента и вице-президента находятся на вершине шкалы. Их блестящий черный цвет отличает их от остальной элиты, и они путешествуют конвоем. Когда они проезжают по улицам столицы, все движение останавливается полицейскими, которые жестоко выговаривают гражданам, которые не сразу останавливают двигатели или не отступают на дальнюю сторону променада. Такие выговоры предназначены для того, чтобы физически показать авторитет и потенциальную жестокость нового государства.Но они также свидетельствуют о стратифицированном характере власти, начиная от верхушки элиты и заканчивая ее нижними слоями и расширенными родственными сетями, которые пользуются своими связями, чтобы продемонстрировать собственное превосходство и власть над другими обычными гражданами, не имеющими отношения к ним. элита через расширенные сети родства.

Машины не только служат средством дистанцирования от идущей толпы, но и подчеркивают важность должностных лиц. Ключевые факторы включают стоимость автомобиля, есть ли у владельца водитель или нет, и насколько чистая машина.Чем чище полноприводный Nissan, тем богаче и важнее его владелец. ⁸² Чем больше пассажиров в автомобиле, тем больше вероятность, что они принадлежат к промежуточной группе. Элита и ее посредники регулярно запугивают пешеходов, подъезжая к ним слишком близко или требуя, чтобы они не мешали. Следствием этого является большое количество автомобильных аварий в Джубе, ежедневно затрагивающих элиту. ⁸³

Мы могли бы сравнить эту тенденцию с тем, что вызывает Далоз, исследуя отношения между элитой и их транспортными средствами, вспоминая случай с VIP-персонами в Москве, которые считают себя выше простых людей и едут с невероятной скоростью, не обращая внимания на безопасность другие.Он заключает, что, учитывая параллели между властью автомобилей и социальной иерархией, а также символическое насилие, происходящее от агрессивных обгонов, «мощность и классовое сознание могут быть связаны». ⁸⁴

Наконец, элита в Джубе также любит обедать вне дома, поскольку популярный термин «обеденный класс» был специально создан для описания этого явления. ⁸⁵ С подписанием CPA рестораны в Джубе процветали, но их количество по-прежнему ограничено в абсолютном выражении.На момент моих полевых исследований их было всего несколько, в основном у реки Нил. Они существуют в строгой иерархии, в которой «обеденный класс ракуба » — нижний слой, обедающий в дешевых местных ресторанах ракуба — отличается от «обеденного класса эмигрантов», элитного ужина в дорогих ресторанах, ориентированных на экспатриантов в Джубе. , который, в свою очередь, отличается от «обеденного класса Серены», верхушки элиты, которая так много выиграла от войны и присвоила так много государственных средств, что может позволить себе обедать в ресторанах Найроби. ⁸⁶

Питание вне дома и «тусовки» обеспечивают социальную заметность — вас видят в модных местах и ​​в хорошей компании. Количество клиентов — низшего слоя или посредников, — которые сопровождают элиту, демонстрируют ее престиж и влияние. Элита следит за тем, чтобы ее видели «гуляющей», выпивкой и беседующей с бывшими друзьями и родственниками, чтобы попытаться сохранить связь с первоначальным сообществом и сохранить легитимность. ⁸⁷ Чиновники устраивают случайные политические обеды со своими коллегами или окружены своей кликой «мальчиков» из низшего слоя, которые также намереваются продемонстрировать свою популярность и полномочия через компанию покровителей. ⁸⁸

Способность питаться в различных типах этнических ресторанов демонстрирует космополитизм ⁸⁹ и, в случае официальных лиц Южного Судана, обед в таком ресторане, как Да Винчи, который предлагает изысканную западную кухню, дает понять, что они потратили время на Западе или, по крайней мере, жили за пределами Южного Судана (например, в Восточной Африке) и хорошо знакомы с его нравами. Таким образом, эти чиновники не менее профессиональны и важны, чем их западные коллеги, и считают себя лучше своих менее путешествующих коллег. ⁹⁰ Здесь, как утверждал Мосс, речь идет не столько о «обладании», сколько о «бытии», а желаемое состояние бытия — богатство, утонченность и достоинство. ⁹¹

Послевоенные льготы, клиентелизм и семейственность

Несмотря на все попытки отличиться от подчиненных групп, элита остается тесно связанной с различными нижними слоями, которые ее поддерживают, через сети семейственности и клиентелизма. Это необходимо для того, чтобы избежать конфликта, который может вызвать « зависть » соседа, коллеги или родственника, ⁹² , и избежать разрыва связи между местными и национальными властями, который может подорвать систему, в которой они привилегии зависят. ⁹³ В результате после подписания ВМС возникла форма «солидарной взятки» ⁹⁴ , в соответствии с которой новая военная элита по различным каналам предоставляла послевоенные льготы своим родственникам и родственникам нижнего слоя. Таким образом, она продолжала «строить» государство на наследии военной администрации освобожденных районов НОАС. ⁹⁵ Это не должно вызывать удивления. Логика родовых систем и государства не противоречат друг другу — скорее, наоборот: они могут процветать вместе, и, как подчеркивает Жан-Франсуа Баяр, родовые общества замечательно адаптировались к новой бюрократической среде. ⁹⁶ Так было в государстве Южный Судан.

Строительству государства, закрепившемуся через сети патронажа, способствовала широкомасштабная полигамия в годы войны, которая позволила командирам контролировать государственные учреждения через родственные связи. У лидеров НОАС и ополченцев было не менее 40-60 детей, которых они обычно помещали во все эшелоны правительства и армии после создания новых учреждений в 2005 году. Например, 60 детей одного из основатели SPLA были размещены в канцелярии вице-президента, в Центре переписи, статистики и оценки Южного Судана (ныне Национальное бюро статистики), в других правительственных учреждениях и в самом SPLA. ⁹⁷ Один респондент объяснил, что большая родственная сеть «дает вам силы, потому что, когда у вас появляется больше детей, у вас больше человеческих ресурсов, и вы делаете все, что хотите, вы получаете все, что хотите. Что-то насильственное, борьба, у вас есть люди … это было частью инвестиций некоторых мудрых лидеров ». ⁹⁸ Военная элита также использовала критерии позитивных действий конституции, в которой говорится, что не менее 25 процентов организации должны быть женщиной, назначать жен командиров и посредников из низшего слоя на важные должности в армии, полиции и правительстве. ⁹⁹

Некоторые официальные лица нового правительства признали, что родственники элиты и их клиенты из низшего слоя были вознаграждены государственной службой в такой степени, что более 60 процентов государственных служащих, как утверждается, не соответствовали своим должностям. ¹⁰⁰ Еще одним каналом вознаграждения было их включение в раздутые списки коррумпированных программ демилитаризации. ¹⁰¹ В эти программы также входили члены различных других вооруженных групп, присоединившихся к НОАС в 2006 году ¹⁰² и их родственники. ¹⁰³ Такая практика укрепила связи командиров с низами. Несмотря на то, что командиры признавали общие классовые интересы, НОДС продолжало страдать от внутренних разногласий, которые, хотя и отражают более широкую борьбу за ресурсы и власть, часто проявляются по этническому признаку. ¹⁰⁴

Заключение

Исследователи классового образования в Африке, такие как Ричард Склар, установили, что в Африке «классовые отношения, по сути, определяются отношениями власти, а не производства». ¹⁰⁵ Склар связывает подъем доминирующих социальных классов с современной политической партией, которая облегчила их контроль над государством и последующее присвоение им его государственных ресурсов. Со своей стороны, Ларри Даймонд рассматривает политическую коррупцию как «основной механизм формирования доминирующего класса». ¹⁰⁶ Случай Южного Судана демонстрирует, что военное хищничество может играть ту же роль, что и политическая коррупция, инициируя процесс формирования доминирующего класса.

Во время конфликта именно партизанская группа, а не партия, была орудием подъема военной аристократии и ее нижних слоев.После войны, благодаря быстрому увеличению государственных ресурсов за счет доходов от продажи нефти, полуавтономное (а затем независимое) добендальное государство ¹⁰⁷ усилило господство элиты и обострило социальную дифференциацию, подтвердив тезис Морриса Зефтеля, который утверждал, что « коррупция и формирование классов, таким образом, основывается на пребендализме, на контроле и использовании государственного положения ». ¹⁰⁸ Как писал Эрнест Харш, в то время как в некоторых странах степень и характер роли коррупции в частном накоплении могут иметь второстепенное значение, «в других это цемент, который скрепляет всю систему политического и классового господства». . ¹⁰⁹

В этой статье проиллюстрировано, как военная элита Южного Судана превратилась в новую аристократию через военное хищничество и укрепила свою власть, расточая ресурсы (захваченные в период войны и послевоенные годы) на солдат, бывших врагов и связанных с ними лиц. kin, тем самым создавая класс обязанных посредников через новые социальные контракты. В послевоенном Южном Судане коррупция сковывает и укрепляет систему политического и классового господства. Но эта система одновременно ставит под угрозу долгосрочное выживание государства, потому что имеет тенденцию провоцировать классовые и этнические конфликты.

С 2005 года эта новая аристократия — с ее постоянными ссылками на легитимизирующий миф о «борьбе», ее хвастовством и чувством собственности в сочетании с растущим насилием со стороны государства — вызвала общественное недовольство. Большая часть населения, включая группы динка, была особенно разочарована тем, что она считает широко распространенным кумовством, когда целые семьи, разросшиеся во время войны, занимали государственные должности. ¹¹⁰ Хотя этнические группы нельзя механически отождествлять с политическими фракциями в Южном Судане, ¹¹¹ обвинение в «доминировании динка», являвшееся постоянной темой на протяжении всей истории Южного Судана, таким образом, вернуло силу. ¹¹² Несмотря на то, что группы динка присутствуют по обе стороны недавней борьбы внутри НОДС, ¹¹³ кризис, начавшийся 15 декабря 2013 года, в основном изображается в международных средствах массовой информации как этнический конфликт между нуэрами. и динка. Точно так же, как «трайбализм» маскирует классовые привилегии, ¹¹⁴ этнический нарратив разворачивающейся войны замаскировал трещины, которые проходят через послевоенное общество и которые больше связаны с ужасающим неравенством между новой аристократией, ее низшими слоями и обычными граждан, чем с исторической этнической враждой.

© Автор, 2014 г. Опубликовано издательством Oxford University Press от имени Королевского африканского общества. Все права защищены

Использование «класса» Марксом «класс» Марксом Бертелл Оллман. К каким классам Маркс относит жителей капиталистического общества? В «Капитале» он говорит, что в развитом капиталистическом обществе есть только класс капиталистов и пролетариев1. Первые, которых также называют буржуазией, описаны в Манифесте Коммунистической партии как «владельцы средств общественного производства и наниматели заработной платы. труд.«В том же месте пролетариат называется« классом современных наемных рабочих, которые, не имея собственных средств производства, вынуждены продавать свою рабочую силу, чтобы жить »2. Но, хотя Маркс считал, что европейский капитализм был достаточно развит для коммунистической революции, он утверждает в другом месте в «Капитале», что три класса — капиталисты, пролетарии и землевладельцы — «составляют в своей взаимной оппозиции каркас современного общества» 3. По Марксу, класс помещиков — это класс землевладельцев. Концепция Маркса о человеке в капиталистическом обществе (Кембридж, 1976), гл.29. Р.Н. Кэрью-Хант, Теория и практика коммунизма (Лондон, 1963), стр. 65. Как мы уже указывали, одним из возможных исключений из этого упрека является короткая незаконченная глава о классе в Capital III, pp. 862-63. На наш взгляд, такой же анализ можно провести и в отношении других ключевых понятий Маркса — «классовая борьба», «стоимость», «прибавочная стоимость», «свобода», «рабочая сила», «отчуждение» и т. Д. «каждый из них выражает аспект социальной реальности, которую, по мнению Маркса, он раскрыл, и, как и« класс », полное значение, которое Маркс придает этим концепциям, может быть расшифровано только путем изучения того, как он на самом деле использует их в своих трудах.Все они одинаково недоступны для тех, кто использовал бы их для выражения немарксистских взглядов. E.P. Томпсон, «Особенности англичан», The Socialist Register, 1965, изд. Р. Милибэнд и Дж. Сэвилл (Нью-Йорк, 1965), стр. 357.

BBC — История — Британская история в глубине: от империи к независимости: британское владычество в Индии 1858-1947

1858: Начало правления

В 1858 году в Индии было установлено правление Британской короны, положив конец столетию правления Ост-Индской компании.Борьба не на жизнь, а на смерть, которая предшествовала этой формализации британского контроля, длилась почти два года, стоила 36 миллионов фунтов стерлингов и по-разному именуется «Великим восстанием», «Индийским восстанием» или «Первой войной за независимость Индии».

Неизбежно последствия этого кровавого разрыва повлияли на природу политического, социального и экономического правления, которое британцы установили вслед за ним.

Важно отметить, что Радж (на хинди означает «править» или «королевство») никогда не охватывал всю сушу субконтинента.

Две пятых субконтинента по-прежнему находились под независимым управлением более 560 больших и малых княжеств, некоторые из правителей которых сражались с британцами во время «Великого восстания», но с которыми Радж теперь заключил договоры о взаимном сотрудничестве.

Действительно, консервативная элита королевской Индии и крупные землевладельцы должны были оказаться все более и более полезными союзниками, которые окажут критически важную денежную и военную поддержку во время двух мировых войн.

Хайдарабад, например, был размером с Англию и Уэльс вместе взятые, а его правитель Низам был самым богатым человеком в мире.

Они также служат в качестве политического фальшборта в националистических штормах, которые набирали силу с концом 19 века и порвал с настойчивой свирепостью над первой половиной 20-го века.

Но «Великое восстание» больше способствовало созданию расовой пропасти между обычными индейцами и британцами. Это была социальная сегрегация, которая продержалась до конца правления Раджа, что наглядно отражено в книге Э.М. Форстера «Путешествие в Индию».

Хотя британцы критиковали разделение индуистской кастовой системы, они сами жили жизнью, управляемой старшинством и классами, глубоко разделенными внутри себя. Редьярд Киплинг отразил эту позицию в своих романах. Его книги также выявили пропасть между «белым» сообществом и «англо-индейцами», смешанная раса которых заставила их считаться расово «нечистыми».

Правительство в Индии

Хотя существовало общее мнение, что политика Индии выше партийной политики, на практике она оказалась втянутой в превратности Вестминстера.

Последовательные вице-короли в Индии и госсекретари в Лондоне назначались на партийной основе, практически не имея прямого опыта работы в Индии, и стремились служить двум господам. Эдвин Монтегю был первым действующим государственным секретарем, посетившим Индию с миссией по установлению фактов в 1917-1918 годах.

Вообще говоря, правительство Индии сочетало политику сотрудничества и примирения различных слоев индийского общества с политикой принуждения и силы.

Империя была не чем иным, как двигателем экономической выгоды. Прагматизм требовал, чтобы для эффективного и прибыльного управления 1200 индийских государственных служащих не могли управлять 300–350 миллионами индейцев без помощи коренных «коллаборационистов».

Однако, следуя истинной британской традиции, они также предпочли разработать сложные и интеллектуальные аргументы для оправдания и объяснения своего правления.

С одной стороны, виги и либералы излагали чувства, наиболее образно выраженные Т.Б. Маколеем в 1833 году: «Это…. с помощью хорошего правительства мы можем обучить наших подданных способности к лучшему управлению, чтобы, получив европейские знания, они могли в будущем веке потребовать европейские институты. Я не знаю, наступит ли когда-нибудь такой день. … Когда бы это ни случилось, это будет самый гордый день в истории Англии ».

С другой стороны, Джеймс Фицджеймс Стивен, писавший в 1880-х годах, утверждал, что империя должна быть абсолютной, потому что «ее великая и характерная задача состоит в том, чтобы навязывать индейский образ жизни и образ мыслей, к которым население относится без сочувствия, хотя они необходимы для его личного благополучия и заслуги перед его правителями.’

Менее двусмысленным было то, что экономические интересы Британии имели первостепенное значение, хотя в 20-м веке правительство Индии успешно вводило гарантии. Например, тарифные ограничения были увеличены, чтобы защитить индийскую хлопковую промышленность от дешевого британского импорта.

Разделение и религия

Рост мусульманского сепаратизма с конца 19 века и рост межобщинного насилия с 1920-х годов до яростных вспышек 1946-1947 годов стали основными факторами, способствовавшими определению сроков и формы независимости.

Однако только с конца 1930-х годов стало неизбежным, что независимость могла быть достигнута только в том случае, если она сопровождалась разделом. Этот раздел произойдет вдоль северо-западной и северо-восточной границ субконтинента, в результате чего будут образованы два суверенных государства — Индия и Пакистан.

мусульман, как религиозная община, составляли только 20% населения и представляли собой большое разнообразие в экономическом, социальном и политическом плане.

С конца 19 века некоторые из его политических элит в северной Индии чувствовали все большую угрозу со стороны британской передачи власти, которая, по логике чисел, означала бы доминирование большинства индуистского сообщества.

В поисках власти и политического голоса в имперской структуре они организовали партию для представления своих интересов, основав в 1906 году Мусульманскую лигу.

Они совершили нечто вроде государственного переворота, убедив британцев в том, что им необходимо защищать интересы меньшинств, требование, которое питало британские стратегии разделения и правления. Включение отдельных электоратов по общинному признаку в Закон 1909 года, впоследствии расширяемое каждым последующим конституционным актом, закрепило форму конституционного сепаратизма.

Хотя нельзя отрицать, что ислам и индуизм были и остаются очень разными религиями, мусульмане и индуисты продолжали мирно сосуществовать. Однако время от времени случались вспышки насилия, которые чаще всего были вызваны экономическим неравенством.

Даже политически Конгресс и Лига успешно сотрудничали во время движений «Халифат» и «Отказ от сотрудничества» в 1920-1922 годах. А Мухаммед Али Джинна (будущий отец пакистанской нации) был членом Конгресса до 1920 года.

Хотя Конгресс стремился подчеркнуть свою светскую репутацию на видных мусульманских членах — например, Маулана Азад был его президентом во время Второй мировой войны — его критикуют за то, что он недостаточно признал важность примирительной позиции по отношению к Лиге в межвоенный период. лет, и за его триумфальный ответ на победу Конгресса на выборах 1937 года.