Этот город характеризуется значительным экономическим и: Что такое естественная монополия, и каковы ее главные признаки? — Оренбург

Эволюция шведской модели

№1(2), 2007

Экономика зарубежных стран

Термин «шведская модель» возник в связи со становлением Швеции как одного из самых развитых в социально-экономическом отношении государств в конце 60-х годов, когда стало отмечаться успешное сочетание в Швеции быстрого экономического роста с обширной политикой реформ на фоне относительной социальной бесконфликтности в обществе. Этот имидж успешной и безмятежной Швеции особенно сильно контрастировал тогда с ростом социальных и политических конфликтов в окружающем мире. Шведская модель отождествлялась с наиболее развитой формой государства благосостояния.

Однако этот термин использовался в различных значениях и имел разный смысл в зависимости от того, что в него вкладывалось. С одной стороны, отмечался смешанный характер шведской экономики, сочетающей рыночные отношения и государственное регулирование, преобладание частной собственности в сфере производства и обобществление в сфере потребления.

Другая характерная черта послевоенной Швеции — специфика отношений между трудом и капиталом. В течение многих десятилетий важной частью шведской действительности была централизованная система переговоров о заключении коллективных договоров в области заработной платы с участием мощных организаций профсоюзов и предпринимателей в качестве главных действующих лиц, причем политика профсоюзов основывалась на принципах солидарности между различными группами трудящихся.

Еще один способ определения шведской модели исходил из того, что в шведской экономической политике явно выделялись две доминирующие цели: полная занятость и выравнивание доходов. Активная политика на высокоразвитом рынке труда и исключительно большой государственный сектор (при этом имеется в виду прежде всего сфера перераспределения, а не государственная собственность), занимающийся аккумуляцией и перераспределением значительных денежных средств на социальные и экономические цели, рассматриваются как результаты этой политики.

Экономисты определяют шведскую модель как модель, сочетающую полную занятость (т.е. уровень официальной безработицы ниже 2% самодеятельного населения) и стабильность цен путем проведения рестриктивной экономической политики, дополненной селективными мерами для поддержания высокого уровня занятости и капиталовложений. Эта модель была представлена профсоюзными экономистами в начале 50-х годов и в определенной степени была использована социал-демократическими правительствами.

Наконец, в самом широком смысле шведская модель — модель социально-экономического развития — это весь комплекс социально-экономических и политических реалий в стране с ее высоким уровнем жизни и широким масштабом социальной политики. Таким образом, понятие «шведская модель» не имеет однозначного толкования.

Основными целями модели в течение длительного времени были полная занятость и выравнивание доходов. Их доминирование объясняется уникальной силой шведского рабочего движения. С 1932 г. по настоящее время (за исключением 1976-1982 и 1991-1994 гг. ) у власти находилась Социал-демократическая рабочая партия Швеции (СДРПШ). В течение десятилетий с СДРПШ тесно сотрудничало Центральное объединение профсоюзов Швеции, что усиливало реформистское рабочее движение в стране. Кроме того, шведская модель базировалась на духе компромисса и взаимной сдержанности между рабочим движением (профсоюзами и социал-демократами), с одной стороны, и крупными компаниями в шведской промышленности, с другой. Этот дух гармонии основывался на осознании того, что маленькая Швеция может выжить в большом мире с жесткой конкуренцией только при объединении усилий всех сторон.

Среди общих условий создания шведской модели, существующих и в других развитых странах Запада, можно выделить политическую демократию, частную собственность, основные принципы рыночной экономики и независимые от правительства профсоюзы и объединения предпринимателей.

К числу специфических факторов, присущих именно Швеции, надо отнести неизменный внешнеполитический нейтралитет с 1814 г. , неучастие в двух мировых войнах, рекордное по продолжительности пребывание у власти Социал-демократической рабочей партии, исторические традиции мирных способов перехода к новой формации, в частности от феодализма к капитализму, длительные благоприятные и стабильные условия развития экономики, доминирование реформизма в рабочем движении, утвердившем эти принципы в своих отношениях с капиталом (их символом стали соглашения между руководством профсоюзов и предпринимателями в Сальтшебадене в 1938 г.), поиск компромиссов на основе учета интересов различных сторон, практика социального консенсуса.

Можно отметить и несколько национальных черт характера: рационализм, самодисциплина, тщательное исследование подходов к решению проблем, поиск консенсуса и способность избегать конфликтов.

В послевоенный период развитию Швеции благоприятствовали многочисленные факторы: сохранение своего промышленного потенциала в условиях нейтралитета, устойчивый спрос на экспортную продукцию, квалифицированная рабочая сила, высокоорганизованное и однородное в этническом плане общество и политическая система, где доминировала одна крупная партия, которая проводила прагматическую линию и формировала сильное правительство. При таких благоприятных условиях в период относительно высоких темпов экономического роста (3-5% в год) с конца 40-х до конца 60-х годов происходил рост частного сектора и повышалось благосостояние населения.

В этих условиях росла популярность Швеции, но скорее не самой реальной модели, а ее романтического имиджа, который служил не только потребностям самих создателей модели, но и способствовал интересам шведов и тех, кто восхищался ее успехами за границей. Либералы, социал-демократы и различные реформаторы во многих странах мира указывали на Швецию как пример успеха демократических социальных реформ. Для шведов это была своего рода реклама, позволившая усилить политическое и экономическое влияние страны в мире.

С 50-х годов успешное экономическое развитие ассоциируется со шведской моделью, которая так никогда и не получила точного определения. Эта модель была воспета апологетами государства благосостояния и стала наилучшей альтернативой социализму с его тоталитарными порядками или либерализму с его социальными недостатками. Ее политическая система была основана на широком консенсусе главных политических партий под руководством социал-демократов. Постепенно в Швеции была создана комплексная система, которая покоилась на крупном государственном секторе, высокой степени гражданского доверия, замкнутом круге частных заинтересованных групп, вовлеченных в принятие государственных решений, доверии к социальным реформам, равномерном распределении национального дохода, добровольном мире на рынке труда (так называемый дух Сальтшебадена) и низкой безработице — в дополнение к демократии, процветанию и социальному обеспечению.

Успешное функционирование модели зависело от динамики цен, конкурентоспособности шведской промышленности и экономического роста. Ведь инфляция — угроза как равенству, так и конкурентоспособности шведской экономики. Следовательно, модель должна была использовать такие методы поддержания полной занятости, которые не приводили к инфляции издержек и противоположному воздействию на экономику. Как показала практика, дилемма между безработицей и инфляцией явилась ахиллесовой пятой шведской модели.

Шведская модель предусматривала активную роль государства. Воплощение в жизнь шведской модели было заслугой социал-демократов, делавших ставку на повышение жизненного уровня посредством постепенных реформ в рамках капитализма при прагматическом отношении как к целям, так и к средствам их достижения с учетом практической целесообразности и трезвого учета реальных возможностей.

После того, как в начале 50-х годов основы шведской модели были сформулированы в профсоюзном движении, они затем стали стержнем экономической политики социал-демократов. Главный принцип этой политики гласил: нет причин для социализации средств производства и отказа от выгод эффективной рыночной системы производства ради идеологических постулатов. Прагматичность этой политики заключалась в том, что «незачем резать курицу, несущую золотые яйца».

Шведская модель исходила из положения, что децентрализованная рыночная система производства эффективна, государство не вмешивается в производственную деятельность фирм, а активная политика на рынке труда должна свести к минимуму социальные издержки рыночной экономики. Смысл состоял в максимальном росте производства частного сектора и очень широком перераспределении государством части прибылей через налоговую систему и государственный сектор для повышения уровня жизни народа, но без воздействия на основы производства. При этом упор делался на инфраструктурные элементы и коллективные денежные фонды.

Это привело к очень большой роли государства в Швеции в распределении, потреблении и перераспределении национального дохода через налоги и государственные расходы, достигшие рекордных уровней. В социал-демократической идеологии такая деятельность получила название «функциональный социализм».

Каковы же результаты шведской модели?

Неоспорим был успех Швеции на рынке труда. Швеция сохраняла исключительно низкую безработицу в послевоенный период вплоть до 90-х годов, в том числе и с середины 70-х годов, когда серьезные структурные проблемы привели к массовой безработице в большинстве развитых стран Запада.

Были определенные достижения и в длительной борьбе в области выравнивания. Полная занятость сама по себе важный фактор выравнивания: общество с полной занятостью избегает различий в доходах и жизненном уровне, проистекающих из массовой безработицы, поскольку долгосрочная безработица ведет к потерям в доходах. Доходы и жизненный уровень выравнивались двумя путями в шведском обществе. Во-первых, политика солидарности в области зарплаты была нацелена на достижение равной зарплаты за равный труд. С конца 50-х до начала 90-х годов различия в зарплате между различными группами в ЦОПШ сократились более чем наполовину. Они также сократились между рабочими и служащими. Политика солидарности в области зарплаты имела решающее значение для сокращения различий в зарплате в Швеции. Во-вторых, правительство использовало прогрессивное налогообложение и систему обширных государственных услуг. В результате выравнивание в Швеции достигло одного из самых высоких уровней в мире.

Меньших успехов Швеция добилась в других областях: цены росли быстрее, чем в большинстве развитых стран, ВВП с 70-х годов увеличивался медленнее, чем в ряде стран Западной Европы, производительность труда росла слабо. Таким образом, инфляция и относительно скромный экономический рост являлись определенной ценой, уплаченной за полную занятость и политику равенства.

Нежелание правительства применять рестриктивные налоговые и денежные меры в периоды высокой конъюнктуры стало причиной неудач в поддержании экономической стабильности. Особенно это проявилось с середины 80-х годов, когда социал-демократическое правительство допустило слишком высокие прибыли, превышение роста спроса и инфляционный рост издержек. Призывы к профсоюзам спасать экономику путем ограничения роста зарплаты — это тот самый метод, который в более ранних вариантах шведской модели считался бесполезным. Но были и другие факторы, угрожавшие шведской модели.

Наиболее слабым местом модели оказалась сложность сочетания полной занятости и стабильности цен. До 80-х годов эти трудности не проявлялись в виде серьезной угрозы модели в целом. Но возникли проблемы в сфере политики. Социал-демократы имели правительство, опиравшееся на меньшинство в риксдаге, и позиции партии постепенно ослабевали. Правительство понимало необходимость более сильной налоговой политики, но не находило поддержки этому в риксдаге. Рестриктивная политика обычно непопулярна, а период пребывания правительства у власти до 1994 г. был коротким: общенациональные выборы проходили через три года, и правительству требовались твердость и политическое мужество при сдерживании высокой конъюнктуры.

Неотъемлемую часть шведской модели составляли централизованные переговоры о зарплате между ЦОПШ и САФ. Политика солидарности в области зарплаты была для профсоюзов руководящим принципом, а предприниматели в течение длительного времени не могли противостоять стремлению профсоюзов к выравниванию доходов. За централизованными переговорами следовало заключение коллективных договоров на местном уровне, где выравнивающее воздействие первых несколько смягчалось. Однако конечным результатом этого процесса было сокращение разницы в зарплате.

В середине 80-х годов предприниматели устранились от общенациональных централизованных переговоров и заставили профсоюзы вести переговоры на уровне отраслей. Их целью были децентрализация и индивидуализация процесса формирования зарплаты, что заметно затрудняло профсоюзам проведение политики солидарности в области зарплаты. Уход предпринимателей от централизованных переговоров сопровождался новой стратегией введения для своих занятых систем деления прибылей и предоставления опционов, которые затем могут быть превращены в акции. Высокие прибыли в 80-х годах позволяли это сделать. Принципиальная точка зрения профсоюзов, что подобные мероприятия несовместимы с философией солидарности, тем не менее не препятствовала местным профсоюзам принять эти привилегии. Таким путем позиции профсоюзов ослабли, и политика солидарности в области зарплата была подорвана. Перед профсоюзами встала необходимость выработать новую стратегию, соответствующую новым явлениям в экономике Швеции.

Высокие темпы скольжения зарплаты, системы деления прибылей, опционы и дополнительные льготы и привилегии свидетельствовали о том, что политика солидарности в области зарплаты перестала соответствовать требованиям рынка. В этом было и определенное упущение профсоюзов. Ведь еще в 1951 г., при введении политики солидарности в области зарплаты, было одновременно отмечено, что профсоюзное движение должно найти общепринятые нормы различий в зарплате. Все попытки найти такую систему оценки труда не привели к успеху. Пока это не сделано, предприниматели, используя силы рынка, будут обходить профсоюзы и ослаблять их позиции в процессе формирования зарплаты.

В свое время успешное функционирование шведской модели зависело от ряда внутренних и международных факторов. Главной и наиболее важной предпосылкой были высокие и постоянные темпы экономического роста, которые позволяли расширять личное и государственное потребление. Второй предпосылкой была полная занятость и то обстоятельство, что государство должно было предоставлять социальное обеспечение лишь очень незначительной части граждан. Поэтому система благосостояния могла финансироваться путем налогообложения. Третья предпосылка состояла в том, что на рынке труда люди были заняты на постоянной основе в течение всего рабочего дня. Эти предпосылки сохранялись с середины 50-х годов до середины 70-х годов.

Когда эти факторы стали меняться, то неизбежно модель должна была адаптироваться к новым условиям. С середины 70-х годов в связи с обострением конкурентной борьбы на внешних рынках и глубоким кризисом производства экономическое положение страны заметно осложнилось. При этом некоторые отрасли промышленности, попавшие в глубокий структурный кризис, стали получать государственную помощь, причем в огромном масштабе. В связи с этим некоторые авторы заговорили о крахе шведской модели, кризисе государства благосостояния, чрезмерном уровне личного налогообложения и быстро разрастающемся государственном секторе, вытесняющем частные фирмы. Социал-демократы — ведущий политический фактор шведской модели — оказалась в оппозиции в 1976-1982 гг., когда к власти пришли буржуазные партии. Однако развитие в 80-е годы — а с 1983 г. до конца 80-х годов продолжался экономический подъем — показало, что шведская модель смогла приспособиться к изменившимся условиям и показала свою жизнеспособность.

Во второй раз о кризисе и крахе шведской модели иностранные и местные аналитики заговорили с начала 90-х годов, когда в стране возникли новые острые социальные, экономические и политические проблемы. Государственный сектор, который был эффективным в 50-х и 60-х годах, оказался в состоянии перманентного кризиса. Безработица достигла 13% — исключительно высокого показателя по шведским стандартам. Участились забастовки. Размер национального долга приблизился к объему годового ВВП, а дефицит государственного бюджета достиг 11%. Возникли и сильные противоречия между ранее едиными профсоюзами и социал-демократами. Проблемы государственных финансов и усиление политических разногласий сопровождались ростом этнической напряженности в стране, противоречивым решением вступить в Европейский Союз и постоянными дебатами о значении шведского нейтралитета.

К середине 90-х годов, когда социал-демократы вновь вернулись к власти, изменилось и положение в шведском обществе. В результате значительного снижения удельного веса промышленности в экономике Швеция стала страной преимущественно среднего класса, а социал-демократы — партией скорее «белых воротничков», чем рабочих, что и привело к обострению их ранее тесных отношений с профсоюзами рабочих.

С 70-х годов усилилось недовольство руководителей крупных промышленных компаний своим незначительным участием в принятии государственных решений. Их роль недооценивалась в деле создания национального богатства, перераспределявшегося в государстве благосостояния. К 80-м годам они стали опасаться за самое свое существование: высокий уровень налогообложения, огромный рост государственного сектора и боязнь ползучей национализации, вызванная созданием «фондов трудящихся» и другими предложениями профсоюзов, заставили их предпринять мощное неоконсервативное контрнаступление на фундаментальные основы политики государства.

Шведская модель, по крайней мере в ее идеализированной форме, предполагала существование общества с высокой степенью этнической и религиозной однородности, высокоорганизованной системой во главе с политической и экономической элитой и значительной долей граждан, следующих за этой элитой. В настоящее время население стало намного менее однородным. Значительная послевоенная иммиграция рабочих, прежде всего из европейских стран, за которой последовала весьма крупная иммиграция в поисках политического убежища, в основном из неевропейских стран, привела к появлению проблем ассимиляции и усилила скрытую ксенофобию в шведском обществе.

Очевидно, что сохранять контроль за развитием событий легче при ограниченном числе лиц, осуществляющих такой контроль. Уже в конце 60-х годов появились первые поползновения на эту власть в виде требования новых левых усилить борьбу с бюрократизацией общества и усилить основы демократии. Возникли и первые социальные конфликты, самым значительным проявлением которых стала забастовка на горных разработках «ЛКАБ» в Кируне. Затем появились и другие знаки ослабления консенсуса, например, расхождения по вопросам использования ядерной энергии, а затем членства в ЕС, для чего использовались редко проводимые референдумы. Дальнейшим знаком перемен в настроениях электората стало появление в риксдаге представителей от партии зеленых в 1988 г. (впервые за 70 лет появилась новая шестая партия в парламенте) и откровенно популистской партии «Новая демократия» в 1991 г.

Наконец — и это было вероятно наиболее существенным моментом — шведская модель предполагала существование внутренней «арены», которая была бы в значительной степени ограждена от внешних воздействий и тенденций, что позволяло бы шведской элите осуществлять контроль за основными направлениями внутренней экономической политики. За последние два десятилетия ситуация коренным образом изменилась. Интернационализация хозяйственной жизни, появление крупных европейских группировок типа ЕС и революционные перемены в глобальных средствах связи навсегда похоронили иллюзию о том, что так называемое суверенное государство может в настоящее время осуществлять полный контроль за выполнением своих политических решений. Жестокая реальность состоит в том, что резко сократилось пространство для политических и экономических маневров внутри страны в результате воздействия извне в виде колебаний валютных курсов, изменений в мировой экономической конъюнктуре, потоков капиталов, передачи информации по факсу или интернету или решений брюссельской евробюрократии.

Как только шведская модель в ее классическом варианте стала давать сбои, правительство стало предпринимать различные меры по «ремонту» модели. Большинство этих мер были временными импровизациями. Однако девальвации кроны, рост занятости в государственном секторе и пакеты антикризисных мер не могли реально сократить дефицит государственного бюджета, рост государственного долга и увеличивавшуюся безработицу. Сила шведской модели позволила продержаться так долго до тех пор, пока не стало очевидно, что проблемы были глубинными и структурными и в определенной степени общими для большинства стран Европы. В этих условиях очень трудно было бы найти точные решения.

Многие из недостатков, которые обозреватели стали отмечать в 80-х и 90-х годах, были ничем иным, как итогом преувеличенных ожиданий, окружавших в течение длительного времени шведскую модель: как правило, чем больше ожидания, тем глубже разочарования.

Что же можно взять из опыта шведской модели? Некоторые аналитики считают, что шведский опыт и методы можно легко экспортировать и использовать в других странах. Однако механически перенести на чужую почву даже самый прогрессивный опыт очень трудно. Каждая страна имеет свои собственные традиции, историю и институциональные структуры, и многое из того, что привлекает внимание в шведском обществе, основано на специфических традициях и институтах, появившихся очень давно.

И все же некоторую пользу на примере шведской модели можно извлечь и для других стран. Во-первых, учеба на чужих ошибках. Так, шведское правительство несколько раз повторяло ошибку, стремясь переложить ответственность за стабильность цен на профсоюзы, хотя совершенно ясно, что ответственность за стабилизацию экономики лежит на правительстве. Профсоюзы организованы для защиты интересов своих членов, а не являются инструментом государственной политики. При росте спроса на рабочую силу в рыночном хозяйстве заработная плата возрастет независимо от того, что профсоюзные лидеры пообещают правительству. Политика доходов бесполезна, во всяком случае в долгосрочном плане — в этом состоит шведский урок.

Во-вторых, опыт активной политики на рынке труда — важнейшей части шведской модели — может использоваться другими странами, а именно: лучше проводить переподготовку безработных и возвращать их к труду, в частности путем предоставления субсидий для переезда к вакантному рабочему месту, чем тратить огромные суммы на пособия безработным в качестве компенсации за потерянные доходы. Кроме неблагоприятных последствий для человека, безработица — весьма дорогостоящий метод борьбы с инфляцией и решения структурных проблем. Значительная часть издержек на политику на рынке труда в Швеции возвращается государству в виде налогов и взносов на социальное страхование. Чистые расходы на нее заметно меньше значащихся в бюджете цифр. Шведский опыт состоит в том, что мощная и хорошо организованная политика на рынке труда высокопродуктивна и является на деле эффективным путем использования денег налогоплательщиков. Социальная политика и регулирование рынка труда и привлекают прежде всего внимание в шведской модели.

Вообще же оценка шведской модели в существенной степени зависит от того, какой смысл вкладывается в этот термин. Те, кто выделяет только отдельные черты шведской действительности, которые соответствовали лишь особым условиям послевоенного периода, при наступлении кризисных явлений в этой области начинают говорить о кризисе или крахе шведской модели. Но если рассматривать шведскую модель как весь комплекс социально-экономических и политических реалий в стране в их постоянном развитии, то в этом случае необходимо сделать следующий вывод: шведская модель не является чем-то неизменным и окончательным и с течением времени постоянно подвергалась изменениям. В этом и состоит процесс эволюции шведской модели и возможность ее приспособления к постоянно изменяющимся условиям, в том числе и в ходе нивелировки национальных особенностей социально-экономического развития в рамках европейской интеграции.

1. Итоги социально-экономического развития Российской Федерации в 2001

1. ИТОГИ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В 2001 — 2012 ГОДАХ

Экономическое развитие России в 2001 — 2012 годах в целом характеризовалось ростом со среднегодовыми темпами 4,7%, однако было крайне неравномерным. Условно можно выделить следующие три периода:

1. Период 2001 — 2008 годов — подъем экономики после завершения трансформационного кризиса и восстановления после валютного и бюджетного кризиса 1998 года. Среднегодовой темп роста ВВП в этот период составил 6,6%, что позволило к 2006 году по размеру экономики достичь уровня 1991 года, а к концу периода на 18% превысить его. Благоприятная внешнеэкономическая конъюнктура позволила достичь значительного положительного сальдо платежного баланса, накопить валютные резервы. Система государственных финансов в кратчайшие сроки перешла от дефицита, неплатежеспособности, зависимости от зарубежных кредитов и огромного государственного долга к профициту, значительным объемам резервных фондов, одному из самых низких в мире уровню государственного долга.

Последствия кризиса 1998 года, связанные с обесценением внутреннего государственного долга и относительным снижением стоимости основных факторов производства, обеспечили начальный импульс экономическому росту в рассматриваемый период. В дальнейшем экономический рост был поддержан ростом цен на нефть, газ и другие сырьевые товары, а также активным проведением структурных реформ и стабилизацией финансовых и экономических институтов.

Существенный импульс экономическому росту обеспечили чрезвычайно благоприятные внешние условия. Мировая экономика после замедления в 2001 году демонстрировала очень динамичное развитие практически во всех регионах. Высокий уровень глобальной ликвидности обеспечивал низкую стоимость кредитов, переток капитала на развивающиеся рынки и рост цен на сырьевые товары. Цена на нефть за рассматриваемый период выросла с 23 долларов США за баррель в 2001 году до более 130 долларов США за баррель в середине 2008 года. Это привело к значительному укреплению позиций платежного баланса и государственного бюджета России. Профицит счета текущих операций в среднем за период составлял около 9% ВВП. Хронический нетто-отток капитала из частного сектора экономики, наблюдаемый с начала нового российского периода, иссяк к 2005 году, а с 2006 года образовался существенный приток средств в частный сектор экономики. Эти тенденции привели к устойчивому укреплению курса рубля — в реальном (эффективном) выражении к середине 2008 года рубль стоил в 1,5 раза дороже, чем в начале 2001 года. Денежная политика в этот период в основном определялась сдерживанием укрепления национальной валюты. Международные валютные резервы увеличились с 28 млрд. долларов США в начале 2001 года почти до 600 млрд. долларов США к середине 2008 года. Это являлось одним из основных источников увеличения денежной массы, которая в среднем за период 2001 — 2007 гг. росла более чем на 40% в год. Высокий уровень ликвидности и низкая база обеспечили существенный рост кредитования нефинансовых предприятий и населения. Объем требований к населению за период с 1 января 2001 г. по 1 сентября 2008 г. увеличился почти в 90 раз, требований к негосударственным нефинансовым организациям — в 12 раз.

Постоянно растущие доходы от экспорта позволили существенно улучшить сбалансированность государственных финансов. Профицит федерального бюджета в период 2001 — 2008 гг. в среднем составлял около 4% ВВП. Это позволило быстро снизить объем государственного долга (с 143% ВВП в 1998 году до 6,5% в конце 2008 года) и сформировать бюджетные сбережения. В 2004 году был создан Стабилизационный фонд России, который в конце 2007 года был преобразован в Фонд национального благосостояния и Резервный фонд. В 2008 году эти фонды в совокупности составляли 16% ВВП.

Высокие доходы от экспорта и повышение доступности кредита успешно трансформировались в рост внутреннего спроса. Среднегодовой прирост инвестиций в период 2001 — 2008 гг. составил более 12%, что позволило модернизировать часть отечественных производств. Наиболее быстрыми темпами росло производство в отраслях неторгуемого сектора (строительство, торговля, услуги). В то же время быстрое укрепление курса рубля существенно снижало потенциал развития производств, конкурирующих с импортом. Промышленное производство росло медленнее, чем ВВП, — в среднем на 5,2% в год. Рост отмечался в традиционных промышленных видах деятельности, прежде всего в производстве электрооборудования, электронного и оптического оборудования, производстве резиновых и пластмассовых изделий, производстве транспортных средств и оборудования, производстве продовольственных товаров.

Рост потребительского спроса соответствовал росту инвестиций. Высокие темпы роста потребления обеспечивались ростом доходов населения и снижением бедности. Среднегодовой темп прироста реальной заработной платы в 2001 — 2008 гг. составил 14%, реальных располагаемых доходов — более 10%. Начиная с 2005 года рост спроса населения существенно поддерживался потребительским кредитованием. В то же время на потребительском рынке сохранялась относительно высокая инфляция, которая на протяжении большей части рассматриваемого периода составляла двухзначные значения.

Таким образом, в период 2001 — 2008 гг. Россия сделала впечатляющий рывок практически по всем направлениям социально-экономического развития. При этом удалось выстроить в целом работоспособную систему институтов рыночной экономики, включающую налоговое и бюджетное законодательство, регулирование вопросов собственности (в том числе интеллектуальной), корпоративных, земельных и трудовых отношений.

2. Период 2009 — 2011 годов — период мирового кризиса и посткризисного восстановления экономики, завершившегося к концу 2011 года.

Во время мирового экономического кризиса российская экономика продемонстрировала наибольшую степень цикличности среди экономик большой двадцатки. К середине 2009 года ВВП сократился на 10,2% по сравнению с пиком, достигнутым в середине 2008 года, в результате падения инвестиционного спроса более чем на 20% и резкого сокращения инвестирования в запасы. Такое резкое изменение экономической динамики подтвердило сохраняющуюся зависимость роста от резких колебаний цены на нефть, которая снизилась с более 130 долларов США за баррель в середине 2008 года до менее 40 долларов США за баррель к концу года. Снижение экспортных доходов привело к немедленному пересмотру инвестиционных планов, а возобновившийся отток капитала и ужесточившийся доступ к кредиту значительно усилили экономическое падение.

Кризисный период характеризовался ужесточением денежных условий, несмотря на активную политику Банка России по расширению возможностей предоставления ликвидности банкам. Годовой рост денежного агрегата M2 стал отрицательным в начале 2009 года. С некоторым лагом стало сокращаться и кредитование: совокупный кредитный портфель нефинансовым организациям и населению за 2009 год сократился на 2,5% (в том числе населению — на 11% практически при отсутствии изменений в кредитовании нефинансовых организаций).

В условиях прогрессировавшего мирового финансового кризиса практически прекратился доступ к финансовым ресурсам на внешних рынках. Более того, инвесторы массированно изымали средства с развивающихся рынков. С августа 2008 по март 2009 года чистый отток капитала из России превысил 200 млрд. долларов США. Для сохранения устойчивости обменного курса национальной валюты Банк России потратил за этот период около 170 млрд. долларов США, что позволило адаптироваться к изменению курса как банкам и предприятиям, имеющим существенную негативную валютную позицию, так и населению. Значительно сократился негосударственный внешний долг: с 505 млрд. долларов США по состоянию на 1 октября 2008 г. до 416 млрд. долларов США на 1 апреля 2009 года. Реальный эффективный курс рубля за период острой фазы кризиса ослаб на 11 процентов.

Экономический спад в России приостановился к середине 2009 года, в том числе благодаря улучшению конъюнктуры на мировых рынках сырья и топлива. Рост цен на нефть возобновился во II квартале 2009 г., также начал восстанавливаться спрос на российскую сырьевую продукцию на внешних рынках. Другим важным фактором прекращения спада стала успешная реализация Правительственной антикризисной программы. В отличие от кризиса 1998 года удалось избежать значительного падения доходов населения. Увеличение государственных социальных расходов, в том числе значительное повышение пенсий, позволило достаточно быстро возобновить положительную динамику реальных располагаемых доходов. Сохранялась относительная устойчивость на рынке труда, несмотря на существенное падение ВВП, — всплеск безработицы был ниже, чем во многих развитых странах.

Период 2009 — 2010 гг. характеризовался отказом от принятых перед кризисом бюджетных правил и образованием дефицита федерального бюджета (6% ВВП в 2009 году и 4% ВВП в 2010 году), вызванного как снижением доходов бюджета, так и общим увеличением расходов, связанным с реализацией антикризисного плана. Финансирование дефицита бюджета большей частью опиралось на использование государственных сбережений. В указанный период было потрачено более половины всех средств нефтегазовых фондов — около 8,3% ВВП.

Восстановление экономического роста, начавшееся с возобновления роста выпуска промышленного производства, к концу 2009 года значительно ускорилось в результате быстрого роста сельского хозяйства. К концу 2011 года практически все макроэкономические показатели, за исключением инвестиций и объемов строительных работ, достигли или превысили максимальные предкризисные значения.

Восстановление высоких цен на нефть привело к исчерпанию дефицита федерального бюджета и возобновлению укрепления курса рубля. Восстановилась кредитная активность, основным источником которой стали операции по рефинансированию Центрального Банка. Возобновился рост денежного предложения. С облегчением доступа на мировые рынки капитала начал расти частный внешний долг. В то же время возможность получения внешних займов была ограничена доступом к ним только части ключевых компаний сырьевого сектора. В целом чистый отток капитала сохранялся на протяжении большей части посткризисного периода и поддерживался высокими доходами экспортно-ориентированного сектора. Другим отличием от предкризисного периода стал более сбалансированный рост заработной платы, который в целом соответствовал росту производительности труда.

За период 2009 — 2011 гг. несколько изменилась структура экономики, при этом качественных, радикальных структурных сдвигов в этот период не произошло. Со стороны спроса повысился удельный вес потребления домашних хозяйств при снижении доли валового накопления основного капитала. Со стороны производства повысилась доля услуг, в которых преобладает бюджетный сектор (государственное управление, здравоохранение, образование) за счет снижения веса обрабатывающих производств, а также торговли.

3. В 2012 году российская экономика перешла к новой фазе роста, характеризующейся замедлением как инвестиционного, так и потребительского спроса на фоне ослабления внешнего спроса.

Одним из ключевых факторов посткризисного роста в 2010 — 2011 гг. стало восстановление спроса на производственные и товарные запасы. По мере выхода на предкризисные объемы производства действие этого фактора к 2012 году было полностью исчерпано. Одновременно 2012 год характеризовался усилением негативных тенденций в мировой экономике и неблагоприятными погодными условиями, которые привели к потере части урожая и росту цен на продовольствие. Динамика большинства экономических показателей начала замедляться со второй половины 2012 года. Существенно замедлился рост промышленного производства, инвестиций, строительства, а также розничного товарооборота, что привело к замедлению общеэкономической динамики до 3,4% <1> против 4,3% в 2011 году.

———————————

<1> Первая оценка Росстата.

История городов

Первые города появились тысячи лет назад в районах с плодородной землей, таких как города, основанные в исторической области, известной как Месопотамия, около 7500 г. до н. э., в которую входили Эриду, Урук и Ур. Эти города входили в число многих общин между реками Евфрат и Тигр (так называемый Плодородный полумесяц). Города также образовались вдоль реки Нил в Египте, долины реки Инд на Индийском субконтиненте и реки Хуанхэ (или Хуанг) в Китае, когда люди начали выращивать урожай и селиться в общинах. Сельскохозяйственное производство в этих плодородных районах означало, что люди могли отказаться от кочевого образа жизни охотников и собирателей, чтобы воспользоваться излишками продовольствия. Поселение вдоль водных путей также обеспечило столь необходимую транспортную систему, которая облегчила торговлю.

В течение следующих нескольких тысячелетий города продолжали расти в количестве, размере и статусе. Некоторые из крупнейших городов мира неуклонно растут в течение сотен лет, в то время как другие, кажется, расцветают за одну ночь. Некоторые из городов, которые когда-то были одними из самых густонаселенных в мире, например крупнейшие города Месопотамии, больше не существуют, а в других наблюдается сокращение населения. Например, в первом веке до н. э. Рим, Италия, насчитывал более миллиона человек, что делало его самым большим городом в Европе; его население сократилось до 20 000 человек в средние века. Однако это исключения; большинство городов мира продолжают расти, а в некоторых наблюдается беспрецедентный рост. (На самом деле в 2017 году население Рима составляло почти три миллиона человек.)

На протяжении всей истории людей тянуло в города как центры торговли, культуры, образования и экономических возможностей, но в результате рост городского населения не всегда был стабильным. Действительно, урбанизация — относительно недавнее явление; до недавнего времени подавляющее большинство людей проживало в сельской местности. Например, в 1800 году н. э. более 90 процентов населения мира проживало в сельской местности. Бюро переписи населения США указывает, что в 1800 году более 94 процентов населения США проживало в сельской местности; к 1900, это число упало до 60 процентов.

Одной из основных причин роста городов была промышленная революция, которая началась в Англии в середине восемнадцатого века, а затем распространилась на Соединенные Штаты и другие части Европы. Промышленная революция способствовала росту фабрик, создав спрос на рабочих в городских районах. В течение следующего столетия миллионы людей в США и Англии переехали с ферм в города. По мере индустриализации других частей мира они тоже становились более урбанизированными. Отчасти благодаря промышленной революции население Лондона, Англия, выросло с одного миллиона человек в 1800 году до более чем шести миллионов десятилетие спустя. В течение нескольких десятилетий так называемая Вторая промышленная революция ускорила урбанизацию в Соединенных Штатах, в результате чего столичный район Нью-Йорка, штат Нью-Йорк, стал крупнейшим городом в мире к 19 годам.50, с населением 12,5 млн.

Рост городского населения также подпитывался новыми технологиями, особенно технологиями, которые позволили городам расти вверх. Инновации в стали позволили построить небоскребы, что позволило увеличить плотность населения. И, конечно же, изобретение лифта позволило небоскребам поднимать людей в их апартаменты и офисы в небе.

Эксперты говорят, что сегодня более половины населения мира проживает в городских районах и что к 2050 году около двух третей людей будут жить в городах. Большая часть этого роста обусловлена ​​естественным приростом, то есть рождением людей, уже живущих в городах. города, а также продолжающуюся миграцию людей из сельской местности в города в поисках новых возможностей.

Урбанизация в последние годы способствовала росту все более крупных городов и появлению нового типа городов: мегаполисов с населением 10 миллионов и более человек. Агломерации Нью-Йорка и Токио, Япония, стали первыми мегаполисами в мире в 1950-х годах; к 2018 году в мире насчитывалось 37 мегаполисов. В то время как крупнейшие города промышленной революции существовали в Северной Америке и Европе, в настоящее время именно Азия и Африка переживают наибольший рост городов благодаря индустриализации. По состоянию на 2019 год, Токио с населением более 37 миллионов человек является крупнейшим в мире городским районом; В Дели, Индия, проживает почти 30 миллионов человек. Шанхай, Китай; Мексика, Город, Мексика; и Сан-Паулу, Бразилия, имеют население более 20 миллионов человек.

Смотреть в будущее означает смотреть на рост сегодняшних городов. Организация Объединенных Наций (ООН) прогнозирует, что к 2030 году будет 41 мегаполис. Ожидается, что в Индии, где уже есть пять городов с агломерациями с населением более 10 миллионов человек, к 2030 году их число увеличится до семи. в местах, которые вас удивят, например, в Киншасе, столице Демократической Республики Конго. Уже будучи мегаполисом с населением 11,6 миллиона человек, Киншаса по демографическим показателям и тенденциям роста предполагает, что она может быстро превзойти некоторые из крупнейших городов мира.

Так же, как быстро растущие города Англии и Северной Америки изо всех сил пытались не отставать от роста населения в индустриальную эпоху, города в Африке и Азии также борются за предоставление услуг быстро растущему населению. Лагос, Нигерия, крупнейший город Африки, в котором проживает 12,6 миллиона человек, около двух третей из которых живут в трущобах. Население продолжает расти не за счет миграции в город, а за счет высокой рождаемости. Хотя у слишком быстрого роста есть ряд недостатков — от пробок на дорогах до роста трущоб, — ​​население мегаполисов мира продолжает расти.

Статьи и профили

Всемирная история населения: урбанизация и мегаполисАтлас мира: что такое мегаполис?

Карты

ESRI: Эпоха мегаполисов

Глобальный город | Британника

Похожие темы:

город глобализация

Просмотреть весь связанный контент →

глобальный город , городской центр, обладающий значительными конкурентными преимуществами и служащий центром глобальной экономической системы. Термин берет свое начало в исследованиях городов, проводившихся в XIX в.80-х годов, в котором изучались общие характеристики самых важных городов мира. Однако в связи с повышенным вниманием к процессам глобализации в последующие годы эти мировые города стали известны как глобальные города. С глобализацией была связана идея пространственной реорганизации и гипотеза о том, что города становятся ключевыми местами в глобальных сетях производства, финансов и телекоммуникаций. Таким образом, в некоторых формулировках тезиса о глобальных городах такие города рассматриваются как строительные блоки глобализации. Одновременно эти города становились новыми привилегированными местами местной политики в контексте более широкого проекта по реконфигурации государственных институтов.

Ранние исследования глобальных городов были сосредоточены на ключевых городских центрах, таких как Лондон, Нью-Йорк и Токио. Однако со временем были завершены исследования новых глобальных городов за пределами этой триады, таких как Амстердам, Франкфурт, Хьюстон, Лос-Анджелес, Мехико, Париж, Сан-Паулу, Сидней и Цюрих. Говорят, что такие города объединяются, образуя глобальную сеть городов, обслуживающую потребности транснационального капитала на обширных территориях.

Возникновение глобальных городов было связано с двумя связанными с глобализацией тенденциями: во-первых, расширением роли транснациональных корпораций (ТНК) в глобальных структурах производства и, во-вторых, упадком массового производства по фордистскому образцу и сопутствующим подъемом гибкого производства, сосредоточенного в городских районах. Эти две тенденции объясняют появление сетей одних городов, обслуживающих финансовые и сервисные потребности ТНК, в то время как другие города страдают от последствий деиндустриализации и не могут стать «глобальными». Таким образом, глобальные города становятся эффективными командно-координационными постами для ТНК в условиях глобализации мировой экономики. Такие города также взяли на себя роль управления на местном уровне и в рамках более широких конфигураций того, что некоторые комментаторы назвали «глокализацией» государственных институтов.

Это относится к процессам, в которых определенные общегосударственные организационные и административные функции были переданы на местный уровень. Примером этого может быть Лондон. С 1980-е годы Лондон укрепил свои позиции в качестве глобального банковского и финансового центра, не связанного с национальной экономикой.

Тезис о глобальных городах бросает вызов государственно-центристским взглядам на современную международную политическую экономию, поскольку он предполагает отделение городов от их национальной территориальной базы, так что они занимают экстерриториальное пространство. Предполагается, что глобальные города больше взаимосвязаны с другими городами и транснациональным полем деятельности, чем с национальной экономикой. Также говорят, что глобальные города имеют много общих характеристик из-за их взаимосвязанности и общего опыта глобализации. Все они демонстрируют явные признаки деиндустриализации. Они обладают концентрацией финансовых и сервисных отраслей в пределах своих пространственных границ, а также концентрацией крупных пулов рабочей силы.

С другой стороны, многие также разделяют опыт классовых и этнических конфликтов. Они часто имеют сегментированные рынки труда, на которых работники ключевых отраслей ведут хорошо оплачиваемый и потребительский образ жизни, в то время как более низкий слой рабочих занимает менее высокооплачиваемые, более ненадежные и менее привлекательные позиции в городской экономике. Далее утверждалось, что продвижение глобальных городов сопряжено с риском экономической маргинализации негородского населения в рамках национальной экономики.

Хотя глобальные города взаимосвязаны, встроены в глобальные производственные и финансовые сети, они также вовлечены в конкуренцию друг с другом, чтобы распоряжаться растущими ресурсами и привлекать капитал. Чтобы успешно конкурировать, местные органы власти стремились продвигать свои города как глобальные. Такие города позиционируются как «предпринимательские» центры, центры инноваций в экономике знаний и как богатые культурным капиталом. Общепринятой стратегией было, например, подчеркивание многонациональных качеств города.

Это призвано подчеркнуть его космополитический и глобальный характер и отделить город от его реального территориального, этнического или культурного окружения. Такие города также регулярно соревнуются за проведение престижных мировых мероприятий, которые открывают дополнительные экономические возможности, например, Олимпийские игры.

Существует некоторый скептицизм в отношении тезиса о глобальном городе в его простейшей формулировке. На качественном уровне некоторые ученые задались вопросом, действительно ли глобальные города являются новым явлением, и указали на давнее существование подобных экономических центров с течением времени. Например, можно вспомнить Флоренцию эпохи Возрождения или Манчестер времен промышленной революции. Другие комментаторы задавались вопросом, означает ли господство глобальных городов упадок государства по принципу нулевой суммы. Эти скептики утверждали, что между государством и городами, находящимися под его национальной юрисдикцией, существуют более сложные и взаимозависимые отношения.