истоки, цели, проявления — Яркипедия

Автор:Н.В. РЯБИНИНА

Истоки репрессивной политики Советского государства многие исследователи относят к первому послереволюционному периоду. Сразу после Октябрьских событий в стране разворачивается длительная и кровопролитная гражданская война. А неизбежным ее спутником становится террор…

1 фото

Смотреть фотогалерею 1 фото

из

1930-е годы явились одним из самых противоречивых периодов в российской истории. С одной стороны, это было время надежд и новых свершений, время грандиозных строек пятилеток, растущих городов и удивительного энтузиазма народа. Людям казалось, что своими руками они строят не просто заводы и фабрики, они строят новую жизнь, справедливое, счастливое общество; не просто кладут рельсы в непроходимой тайге, а прокладывают путь к светлому будущему для их детей.

Казалось, что самые смелые мечты могут стать реальностью: нужно только трудиться, не жалеть себя и двигаться к заветной цели. Но была и другая сторона жизни в это время: доносительство, пытки, расстрелы, лагеря. Удивительно, как в одно и то же время могли совмещаться вера в светлое будущее и гнетущий страх за завтрашний день.

Истоки репрессивной политики Советского государства многие исследователи относят к первому послереволюционному периоду. Сразу после Октябрьских событий в стране разворачивается длительная и кровопролитная гражданская война. А неизбежным ее спутником становится террор. Именно на этом этапе были заложены основы — законодательные, моральные, а точнее сказать, антиморальные, которые позволили в дальнейшем развернуть террор до немыслимых масштабов, поставить это явление в ранг государственной политики не только в условиях войны, но и в условиях мирной жизни.

Дальнейшее формирование власти в форме диктатуры также способствовало развертыванию в стране массовых репрессий. Справедливо считается, что одним из основных условий существования диктатуры является наличие врага — внутреннего или внешнего. Именно на происки врагов можно с легкостью списать все просчеты в экономической политике, неурядицы в социальной сфере. Именно борьбой с врагами можно объяснить жесткость политики. Если врагов нет, то их придумывают.

В 1920-е годы, когда закончилась гражданская война, и противники Советской власти были повержены, борьба с врагами не завершилась. Из страны высылали «старую» интеллигенцию, боролись, с так называемым, инакомыслием. Единственно правильными взглядами по любым вопросам (политическим, экономическим, культурным) стали считаться взгляды правящей партии. Все несогласные считались скрытыми или явными врагами. За «неблагонадежность» профессоров увольняли из университетов, по той же причине лишались своих мест и другие специалисты.

Во второй половине 1920-х годов повсеместно стало культивироваться, поощряться доносительство, выявлявшее якобы «враждебные элементы».

Удивительно, что многие образованные люди того времени активно поддерживали такую политику, вплоть до того момента, пока сформировавшаяся репрессивная машина не докатится до них самих. Весьма показательными в этом отношении являются рассуждения репрессированного впоследствии педагога В. Н. Шульгина об учительстве: «…Политически вредны убаюкивание и разговоры о том, что все учительство в общем и целом работает до крайности добросовестно. Надо другое. Разоблачение. Самокритика. Борьба. По всей линии. Настойчивая и упорная. До конца… А потому, нет прощения учительнице-партийке, которая не выдает своих товарищей, т.к. это хвостизим. Стопроцентный хвостизм. Вести за собой надо беспартийных, переделывать их, бороться с чуждой идеологией, а не отступать, не замазывать, не прятать её на том основании, что все мы члены одного и того же педколлектива». Таким образом, сначала одни доносили на других, а затем третьи на доносивших.

Еще большую роль, чем ранее стало играть социальное происхождение. Какие-либо родственные связи с представителями прежних «господствующих классов» являлись позорным клеймом на всю жизнь. Поступление в ВУЗы, продвижение по карьерной лестнице были для таких людей невозможны. Даже своеобразные «акты отречения» от своих родственников, отдельное ведение хозяйства, активная трудовая деятельность не всегда могли переломить ситуацию.

Кардинальные изменения в 1920-е годы происходят и в правящей партии. Численность ее стала искусственно раздуваться. Если в октябре 1917 она насчитывала в своих рядах 350 тысяч человек, то к 1925 году — уже более миллиона. Вступление в партию начинает рассматриваться многими как возможность быстрого продвижения по службе, достижения материальных благ. Большинство новоявленных коммунистов не представляло даже основ марксизма, не помнило старые партийные порядки: перипетии партийных споров, критику, от которой не могли защитить никакие авторитеты. Для новых членов партия часто олицетворялась с ее лидерами, а передовица из «Правды» заменяла работы Маркса.

После смерти Ленина в 1924 году становится другой и расстановка сил в высших партийных структурах. Разворачивается острейшая внутрипартийная борьба. Постепенно от руля власти были отстранены наиболее реальные преемники Ленина — Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин. На первое место в партии выдвигается Сталин — «выдающаяся посредственность» — как метко называл его Троцкий. Действительно, возвышение Сталина стало неожиданностью для многих большевистских лидеров, не воспринимавших его всерьез. Сталин действовал продуманно и целенаправленно. Заручившись поддержкой Каменева и Зиновьева, от реальной власти сначала был отстранен Троцкий — наиболее популярный в партии лидер после Ленина. Затем настала очередь недавних союзников Сталина: Каменев и Зиновьев сами оказываются за бортом государственной власти. Сталин умело манипулировал людьми, создавал выгодные для него блоки, формируя большинство из своих сторонников. Говоря о личных особенностях Сталина, исследователи отмечают сочетание в нем таких качеств, как политическая проницательность, сильная воля, выдающиеся организационные способности — это с одной стороны.

А с другой — неограниченное властолюбие, невысокая культура, грубость, болезненная подозрительность, жестокость и абсолютная политическая безнравственность. К концу 1920-х годов власть этого человека была уже настолько велика, что позволила ему и его окружению приступить к следующему шагу — физическому устранению всех недовольных его политикой.

Первый удар в конце 1920-х — начале 1930-х годов был нанесен по, так называемым, «старым буржуазным специалистам». Недоверие к ним большевистская власть испытывала и ранее, но вынуждена была терпеть и максимально использовать их в силу необходимости, подготавливая при этом новые пролетарские кадры. К концу 1920-х годов партийное руководство встало перед выбором. С одной стороны, знания и опыт старых специалистов были нужны и в дальнейшем. Но, с другой стороны, велика была опасность противодействия этих людей, особенно в условиях перехода к ускоренной индустриализации и коллективизации. Выбран был жесткий курс. Он позволял сломить сопротивление и найти «козлов отпущения» за неизбежные в условиях спешки поломки, травмы, выпуск бракованной продукции.

По стране прокатилась целая серия судебных процессов над специалистами: Шахтинское дело, процесс над Промышленной партией, дело «Союзного бюро меньшевиков», «Трудовой крестьянской партии» и др. Сейчас у нас есть все основания считать, что эти процессы были сфабрикованы. Обвиняемым не было предъявлено никаких документально подтвержденных улик. Основанием для осуждения служили лишь их собственные признания, полученные с помощью пыток или запугивания. Общее обвинение, как правило, включало в себя пункты об организации экономического саботажа, принадлежности к антисоветским партиям и движениям, измене и заговоре при иностранной поддержке. Когда же дело доходило до конкретного разбирательства, речь шла, например, о рекомендациях в пользу более сдержанных темпов развития. Простая защита тех или иных предложений, отличных от партийного курса, приравнивалась к политическому преступлению. Все это порождало атмосферу всеобщей подозрительности.

Подобная ситуация складывалась и внутри правящей партии. Однако, несмотря на атмосферу страха, несмотря на те перемены, которые произошли в партии, оставались еще люди, которые хорошо понимали, что происходит и хотели воспрепятствовать установлению единоличной власти Сталина и формированию тоталитарной экономики. Самым громким внутрипартийным делом в это время стал процесс над, так называемым, «Союзом марксистов-ленинцев», который проходил летом 1932 года. В исторической литературе этот процесс фигурирует чаще всего как дело М. Н. Рютина. Рютин был известным в то время московским партийным лидером, который выступал за блокирование политики принудительной коллективизации, за развитие внутрипартийной демократии. По поручению «Союза марксистов-ленинцев» — организации, действительно существовавшей и выступавшей против проводимой Сталиным политики, Рютин подготовил объемный документ под названием «Сталин и кризис пролетарской диктатуры». Данный документ представлял собой настоящий обвинительный акт действиям Сталина. Именно на Сталина возлагалась ответственность за гибельную политику, проводимую в стране, и звучало требование его смещения.

Кроме этого документа, Рютиным было также подготовлено более краткое обращение «Ко всем членам ВКП (б)», содержащее в целом те же идеи. В нем, в частности, говорилось: «Партия и пролетарская диктатура Сталиным и его кликой заведены в невиданный тупик и переживают смертельно опасный кризис. С помощью обмана, клеветы и одурачивания партийных лиц, с помощью невероятных насилий и террора Сталин за последние 5 лет отсек и устранил от руководства все самые лучшие, подлинно большевистские кадры партии, установил в ВКП (б) и всей стране свою личную диктатуру, порвал с ленинизмом, стал на путь самого необузданного авантюризма и дикого личного произвола и поставил Советский Союз на грань пропасти».

Данные документы были обнаружены ОГПУ и объявлены платформой оппозиции. Примечательно, что Сталин, в связи с открывшимися фактами, заявил в Политбюро, что речь идет о призыве к террору против него лично и настаивал на аресте и смертном приговоре Рютину. Но большинство членов Политбюро выступило против подобной меры. Одно дело соглашаться с арестами и казнями буржуазных специалистов и совсем другое — решиться на смертный приговор для «себе подобного» — своего же коллеги, лидера партии. Сегодня Рютин, а завтра?.. В результате Рютин был сослан. Но на этом процесс не закончился. За участие в деятельности «Союза марксистов-ленинцев», а также за явные и мнимые связи с этой организацией пострадали и многие другие коммунисты, причем не только в столице. Часть из них была отправлена в ссылку, остальные — исключены из партии. Однако столь «мягкие» наказания для партийных оппозиционеров были лишь прелюдией к дальнейшим репрессиям.

Следующим крупным событием, существенно повлиявшим на политическую ситуацию в стране, стало убийство С. М. Кирова.

Сергей Миронович Киров являлся в то время главой ленинградской партийной организации, членом Политбюро и был очень популярен в партии. По своим взглядам Киров расходился со Сталиным, в частности, он выступал за умеренные темпы развития хозяйства в противовес проводимым в стране мероприятиям. Убийство Кирова произошло 1 декабря 1934 года в здании Смольного. Кроме непосредственного исполнителя — Леонида Николаева — в этом преступлении обвинили так называемую «троцкистско-зиновьевскую оппозицию», организовавшую заговор против лидеров партии. 14 членов якобы существовавшего «ленинградского центра» были приговорены к расстрелу. 19 членов «московского центра» (в том числе Зиновьев и Каменев) обвинялись в «идеологическом пособничестве» убийцам и приговаривались к различным срокам тюремного заключения.

Троцкий к этому времени был уже выслан из страны и поэтому имел возможность говорить о сложившейся ситуации открыто. В 1935 году он публикует работу «Сталинская бюрократия и убийство Кирова», где высказывает мысль о том, что организатором этого убийства был никто иной, как сам Сталин, извлекавший из него наибольшую выгоду.

Хотя сегодняшний объем сведений по этому вопросу не позволяет нам вынести окончательного суждения, мнение Троцкого небезосновательно. Действительно, с одной стороны, Сталин тем самым устранял опасного для себя конкурента на роль лидера партии. А с другой, убийство Кирова стало использоваться высшим руководством для нагнетания атмосферы кризиса и напряженности и могло в любой момент послужить конкретным доказательством существования тайной организации, угрожавшей стране, ее руководителям, в конечном счете, социализму. Обстановка в стране стала ужесточаться.

В 1934 — 1935 годах был разработан и принят целый ряд законов, ярко характеризующих политическую ситуацию. В декабре 1934 года — закон об ускоренном ведении дел, связанных с политическим террором. Следствие по указанной категории дел должно было завершаться в 10-дневный срок, а сам процесс — проходить без участия адвоката и при закрытых дверях. На практике это означало отмену каких бы то ни было юридических гарантий при расследовании политических преступлений. В марте 1935 года вступил в силу закон о наказании членов семей изменников Родины. В апреле — указом ЦИК было разрешено привлекать к уголовной ответственности детей, начиная с 12 лет. В июне того же года принимается закон, в соответствии с которым любой советский гражданин за попытку побега за границу приговаривался к смертной казни. Тюремное заключение грозило также всякому лицу, знавшему, но не донесшему об этом «акте предательства». Таким образом, была пройдена еще одна ступень в формировании репрессивного аппарата.

В 1936 году начался новый виток наступления на представителей старой гвардии большевиков. На этот раз ставилась цель не просто устранить от власти, а физически уничтожить всех потенциально опасных лидеров партии. В августе 1936 года, январе 1937 года и марте 1938 года прошли три крупных московских процесса над лидерами бывшей «троцкистско-зиновьевской оппозиции». В общей сложности на скамье подсудимых оказались 54 человека, среди них: Каменев, Зиновьев, Пятаков, Сокольников, Серебряков, Радек, Бухарин, Рыков, Крестинский и др. Их обвиняли в создании разветвленного, законспирированного террористического центра, целью деятельности которого являлась подготовка убийства Сталина и других руководителей партии, например, Кирова (что якобы и было сделано). В дальнейших планах «заговорщиков» стояло свержение советского правительства и восстановление капитализма в стране. Действовал центр при пособничестве иностранных государств — прежде всего Германии и Японии. Делая ставку на поражение Советского Союза в близящейся войне с империалистическими государствами, партийцы-хозяйственники подрывали экономическую и военную мощь страны путем организации массового саботажа. Обвинительное заключение строилось на основе «полного признания» подсудимых. Способы получения признательных показаний были уже отработаны. По итогам данных процессов 47 человек были приговорены к расстрелу, остальные — к длительным срокам заключения. Таким образом, искоренялась сама возможность появления оппозиции во власти.

Значительной вехой в процессе развертывания репрессий в стране стал Пленум ЦК партии, проходивший с 23 февраля по 5 марта 1937 года. Участники пленума и, прежде всего, докладчики — Сталин, Молотов, Ежов и Жданов попытались дать определение врага, которого, соответственно, необходимо было найти и обезвредить. Говоря об остроте проблемы, Сталин в своем докладе отмечал, что шпионы и вредители проникли «во все или почти во все наши организации, как хозяйственные, так и административные, и партийные», причем не только на низовые должности, «но и на некоторые ответственные посты». В связи с этим, Сталин подверг жесткой критике, с одной стороны, тех, кто искусственно ищет недостатки, обвиняет честных работников и тем самым порождает большое число недовольных и раздраженных, создавая резервную армию для троцкистов. А с другой стороны, тех, кто старается «не выносить сор из избы» и, прикрывая друг друга, направляет в центр «бессмысленные и возмутительные отчеты о якобы достигнутых результатах». То есть четкое определение врага отсутствовало в речах Сталина. Отныне скрывающимся врагом мог оказаться каждый — и тот, кто якобы покрывал преступную деятельность, и тот, кто ее разоблачал.

Молотов в своем выступлении уточнил, что вредители не только могут обладать партийным билетом, это могут быть также лица, которые прикидываются «коммунистами, горячими сторонниками Советской власти и даже нередко имеют в прошлом те или иные заслуги перед партией и Советским государством». Сталин высказал также мысль, что вредитель «не всегда вредит., настоящий вредитель должен время от времени показывать успехи в своей работе». Далее он привел свою теорию о непрерывном усилении классовой борьбы: «Чем больше будем продвигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее будут они идти на более острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить Советскому государству, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы, как последние средства обреченных».

Пленум 1937 года ознаменовал момент, начиная с которого, волны массового террора стали нарастать в ужасающих масштабах. Уже через несколько месяцев тюрьмы были переполнены. Органам НКВД официально разрешили применять пытки. По стране расползался страх — никто не чувствовал себя в безопасности.

Весь 1937 год был отмечен бесконечными смещениями, арестами, расстрелами сотен тысяч народнохозяйственных, партийных, военных кадровых работников. Только в Москве и Московской области из 136 секретарей райкомов партии на своих постах осталось лишь 7. Опустошительными были репрессии в Ленинграде. Уничтожены были все старые соратники Кирова, практически истреблен был весь городской партийный актив. Из 139 членов и кандидатов в члены ЦК ВКП (б) 98 человек были арестованы и почти все расстреляны.

Подобные процессы происходили и в государственных структурах. Были расстреляны советские послы: Крестинский, Сокольников, Богомолов, Юренев, Островский, Антонов-Овсеенко. Полностью замененными оказались штаты наркоматов. Так, был арестован весь управленческий аппарат Наркомата станкостроения, все директора предприятий (кроме двух) и подавляющее большинство инженеров и технических специалистов отрасли. То же самое имело место и в других отраслях промышленности — в авиастроении, судостроении, в металлургии и др. Ни один город, ни один район страны не остался в стороне от происходивших процессов. Выпуск бракованной продукции, ошибки в планировании, несчастные случаи, поломка оборудования — все это было объявлено актами саботажа и вредительства. Поэтому данные обвинения могли быть применены практически к любому работнику.

От репрессий пострадала также научная и творческая интеллигенция. Выдающихся ученых, писателей, публицистов обвиняли в пропаганде чуждых марксизму взглядов, в отклонении от принципов социалистического реализма. Например, были арестованы и сосланы в одну из спецчастей НКВД самые авторитетные ученые в аэронавтике, такие, как авиаконструктор Туполев, а также стоявший у истоков первой советской программы по освоению космического пространства — Королев. Репрессированы были почти все ученые, занимавшиеся статистикой в Центральном статистическом управлении, так как они осмелились отказаться от публикации сфальсифицированных результатов Всесоюзной переписи населения 1937 года. В исторической науке преследованиям подверглись ученики М. Покровского, умершего в 1932 году, в языкознании — противники Н. Марра, в биологии — все, несогласные с теориями Т. Лысенко (в частности, Н. Вавилов). Были высланы или расстреляны многие выдающиеся писатели, поэты, публицисты, театральные деятели (Мейерхольд, Мандельштам, Катаев, Заболоцкий, Клюев, Пильняк). В общей сложности пострадало около 2 тысяч членов Союза писателей.

Для проведения чисток партийного и народнохозяйственного аппарата в национальных республиках туда направлялись специальные уполномоченные из центра. Так, Берия был направлен в Грузию, Маленков — в Белоруссию и Армению, Молотов, Ежов и Хрущев — на Украину и т. д. Не забыли ни одну республику — ни союзную, ни автономную. Республики лишались своей национальной элиты, открывалась дорога новому поколению руководителей, более уступчивому по отношению к центральной власти.

Летом 1937 года террор обрушился на армию. Армия в те годы приобретала растущее могущество и престиж. Следовательно, Сталину было чего опасаться. 11 июля пресса сообщила о том, что заместитель наркома обороны маршал М. Н. Тухачевский, а также другие известные военачальники: Уборевич, Якир, Эйдеман, Корк, Фельдман, Примаков и Путна — арестованы, признаны виновными в измене и приговорены к расстрелу.

Мемуарная литература, опубликованная в последнее время, подтверждает, что между Сталиным и Тухачевским действительно существовали разногласия. Подобно другим военачальникам, сформировавшимся в боях гражданской войны, Тухачевский был тесно связан с большой частью тех политических деятелей, на которых тогда обрушились репрессии. Однако, по мнению современных историков, какого-либо организованного заговора не существовало. «Дело военных» было сфабриковано, как и многие другие, с той лишь разницей, что в данном случае доказанным является факт вмешательства иностранных разведок. Воспользовавшись охватившей СССР эпидемией преследований, немецкая разведслужба подготовила фальшивые документы, которые свидетельствовали о наличии тайных контактов между Тухачевским и его сотрудниками, с одной стороны, и германским генштабом, с другой. Документы были переправлены в Советский Союз через чехословацкую разведку. Тем не менее, большинство, как российских, так и зарубежных историков, изучавших данный вопрос, пришло к заключению, что не эти фальшивые бумаги обусловили осуждение советских военачальников Сталиным. Но они, возможно, были использованы им для убеждения других государственных деятелей в виновности осужденных.

После этого громкого дела репрессии в армии приобретают массовый характер. Был арестован и расстрелян маршал Блюхер, командовавший Дальневосточной армией и только что отразивший нападение японцев. Были расстреляны: начальник Генерального штаба маршал Егоров, начальник Морских сил РККА — Орлов, начальник ВВС РККА — Алкснис, начальник Разведуправления Генштаба РККА — Берзин.

В общей сложности, накануне войны, в результате проведенных в армии репрессий, погибло трое из пяти маршалов СССР, трое из пяти командармов первого ранга, все 10 командармов второго ранга, 60 из 67 комкоров, 136 из 199 комдивов, 221 из 397 комбригов, половина командиров полков, все 10 адмиралов, 9 из 15 вице-адмиралов и т. д. Всего в армии с мая 1937 года по сентябрь 1938 года было репрессировано 36 761 военачальник, на флоте — свыше 3 тысяч. Таким образом, менее чем за полтора года, подверглись репрессиям около 40 тысяч командиров Красной Армии и Военно-морского флота. Мировая история не знала случая, чтобы перед надвигавшейся войной с таким размахом уничтожались военные кадры в собственной стране. При этом в общественное сознание активно внедрялся мотив ликвидации «пятой колонны», как одного из основных условий победы в возможной войне.

На 1937 год приходится пик массовых репрессий, проводимых в предвоенный период. В 1938 году репрессивная волна пошла на убыль. Стали предприниматься некоторые действия по исправлению политической ситуации. С 11 по 20 января проходил Пленум ЦК партии, на котором было принято постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии», после чего дела некоторых членов партии стали пересматриваться.

Однако это постановление не означало полного прекращения репрессий. Разворачивалась новая кампания, которая была направлена на разоблачение, так называемых, «скрывающихся врагов». С одной стороны, она ударила по партийцам, которые, якобы, создавали атмосферу недоверия в партии, обвиняя честных коммунистов. А с другой — по сотрудникам НКВД, прокуратуры, судебных органов. Репрессированы были руководители НКВД — сначала Ягода, затем Ежов. Первый возглавлял данный наркомат с 1934 по 1936 гг., второй — с 1936 по 1938 гг., оба имели непосредственное отношение к проводимым в стране репрессиям. Вместе с ними был осужден еще целый ряд должностных лиц, работавших под их началом. Тем самым создавалось впечатление, что именно эти люди и были виновниками «перегибов» последних лет.

Одновременно с продолжавшимися репрессиями в 1939 году шел процесс освобождения из лагерей части заключенных. По разным оценкам было отпущено на свободу от 200 до 300 тысяч человек. Все это создавало иллюзию, что партия во главе с мудрыми лидерами разбирается в происходящем: виновных в «перегибах» наказывают, невинно осужденных освобождают, а те, кто оставался в тюрьмах и лагерях или был приговорен к расстрелу, действительно враги.

На сегодняшний день предпринимается немало попыток подсчитать общее количество людей, пострадавших в это время. Исследователи М. Б. Смирнов, С. П. Сигачев, Д. В. Шкапов, В. Н. Земсков приводят следующую статистику. В 1929 году в советских тюрьмах и лагерях находилось 22 848 заключенных. В начале 1930-х годов цифры уже на порядок больше. Так, на 15 апреля 1931 г. числилось уже 234 600 заключенных, на 1 января 1934 г. — 510 309 человек, на 1 января 1935 г. — более 1 миллиона. Что касается периода самого масштабного террора, то с 1 июля 1937 г. по 1 апреля 1938 г. число заключенных увеличилось более чем на 800 тыс. и превысило 2 миллиона человек. Из этого числа на февраль 1938 г. в тюрьмах содержалось 549 тыс. заключенных при лимите в 155 тыс., т. е. тюрьмы были переполнены. На 1 марта 1940 г. ГУЛАГ состоял из 53 лагерей, 425 исправительно-трудовых колоний и 50 колоний для несовершеннолетних.

По данным французского исследователя Н. Верта, за 1937 — 1938 гг. было арестовано 1 575 тыс. человек, из них осуждено 1 345 тыс. За тот же период расстреляно было 681 692 человека (51% от общего числа осужденных за 1937/1938 годы). Кроме того, в течение 1937 года 25 тыс. человек умерло в тюрьмах и лагерях, за следующий год — 90 тыс.

Существует также официальная статистика. Согласно справке КГБ, составленной в 1990 году, из 786 тыс. приговоренных к расстрелу за «контрреволюционные и государственные преступления» в период с 1921 по 1953 годы, 682 тыс. приходятся на 1937 — 1938 годы.

Причем, следует подчеркнуть, что в эту статистику не входят жертвы масштабных политических кампаний по раскулачиванию и принудительной коллективизации, которые исчислялись миллионами. Не включены в подсчеты и дети репрессированных, в полной мере разделившие судьбу своих родителей. Вот лишь немногие выдержки из писем раскулаченных и высланных в отдаленные районы страны советских граждан или их родственников, которые были адресованы советским вождям в надежде на пересмотр их дела, в надежде на справедливость: «…Отправляли их в ужасные морозы — грудных детей и беременных женщин, которые ехали в телячьих вагонах друг на друге, и тут же женщины рожали своих детей; потом выкидывали их из вагонов, как собак, а затем разместили в церквах и грязных, холодных сараях… Держат полуголодными, в грязи, во вшах, холоде и голоде, и здесь находятся тысячи детей, брошенных на произвол судьбы… Неудивительно, что ежедневно умирает по 50 человек и больше, и скоро цифра этих невинных детей будет пугать людей — она теперь уже превысила 3 тысячи. Мы боремся за здоровое поколение, за будущих строителей социализма и в то же время детей бросаем заживо в могилу». «…Если мы экономически уничтожаем кулака, то физически уничтожать их детей — это варварство; у нас на Севере дети высланных начинают умирать десятками., сосланные живут в самых ужасных условиях… Детские трупы возят на кладбище уже по 3 — 4 трупа и даже без гробов, а в ящиках».

Таким образом, общее количество жертв существенно больше и не поддается точному подсчету. Крайне сложно ответить и на вопрос о том, как все это стало возможным. Безусловно, политическая обстановка этого времени была вызвана к жизни совокупным действием множества различных факторов. Сама теория большевиков, допускавшая установление диктатуры пролетариата для подавления всех врагов новой системы власти; осуществление этой теории на практике, начиная с «красного террора» периода гражданской войны; постепенное формирование репрессивных механизмов уже в мирное время — все это звенья одной цепи. Но соединиться им позволило то обстоятельство, что народы нашей страны на протяжении всей ее истории были лишены возможности участвовать в государственной жизни. В широких массах населения были очень слабы демократические традиции, умения защищать свои права. Сегодня мы только начинаем учиться этому, и, в зависимости от результата нашей учебы, события 1930-х годов будут возможны или невозможны в будущем.

Н.В. Рябинина,
кандидат исторических наук,
доцент кафедры Новейшей отечественной истории
Ярославского государственного университета
им. П. Г. Демидова.

Списки и биографии репрессированных ярославцев вы найдёте здесь

Нашли ошибку или опечатку? Выделите текст и кликните по значку, чтобы сообщить редактору.

10 мифов о Золотой Орде

Почти каждому жителю России, учившемуся в школе, известен термин «монголо-татарское иго». Хотя появился он с подачи поляков в российских книгах лишь в 1660-е годы, а закрепился в широком сознании лишь в советской школе. Экономическая отсталость, противодействие образованию централизованного российского государства, остановка в развитии культуры, репрессивный характер власти — всё это результаты негативного влияния «татаро-монгольского ига», описанные ещё во времена Карамзина. Эта «обида» на так называемых «татаро-монгол» (термин не более чем конструкция учёных XIX века) культивируется и по сей день. Да, любые войны наносят ущерб, урон завоеванным территориям. Уплата налогов («иго») в пользу иноземцев не может вызывать положительных оценок. Только возникают встречные вопросы: а существовало ли централизованное русское государство до Золотой Орды (Улуса Джучи), насколько «прогрессивной» была экономика русских княжеств, многие из которых находились вдали от крупных торговых путей? И как долго не могла восстановиться русская культура, если учитывать тот факт, что главными её очагами являлись монастыри, которые завоеватели под строжайшим запретом не трогали?

Необходимо заметить, что в настоящее время от термина «татаро-монгольское иго» постепенно отказываются, но возникшие в учебниках вместо ига «ордынцы» продолжают восприниматься в сугубо отрицательном смысле. Немудрено — потому как долгие годы в отчественной исторической науке не было принято говорить в положительном ключе об истории Золотой Орды. В советское время попытки обелить историю этого государства пресекались: так в 1944 году татарский и казахский народный эпос «Идегәй» оказался под фактическим запретом, а вместе с ним и золотоордынская история. Даже сегодня, через 75 лет, чувствуется влияние этого запрета на восприятие ордынской истории.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:

Мифы единой российской нации

Золотая Орда рассматривалась лишь через призму нанесенного вреда будущему российскому государству

Золотая Орда рассматривалась лишь через призму нанесенного вреда будущему российскому государству. Попытки вычленить самостоятельную историю, полную интересных и драматических событий, показать наличие высокой городской культуры и развитую политическую систему наталкивалось на противодействие Москвы. Это не могло не отразиться на стереотипное восприятие истории Золотой Орды. Обсуждение результатов археологических раскопок золотоордынских городов оставалось уделом лишь узких специалистов. Некоторое потепление отношения в учёном сообществе к Золотой Орде не изменило общего тренда: несмотря на все выставки, книги, конференции это государство воспринимается как нечто иноземное, чуждое российскому государственному организму, его «глубинному народу». Образ веротерпимой Орды с мусульманской элитой, ориентацией на Восток и богатым культурным наследием не коррелирует с духовными скрепами России и позицией «старшего брата».

Нынешние подходы мало чем отличаются от подходов советских. Мы видим на экранах телевизоров, кинотеатров ещё более жестокий, стереотипный образ Улуса Джучи воплощенный в фильмах «Орда», «Коловрат», сериале «Золотая Орда». Образ ордынцев еще более коварный, дикий, подчас даже нелепый. Видимо, для этого есть прямой идеологический заказ. Какие еще стереотипы существуют относительно Золотой Орды?

Главные города Золотой Орды не имели облик русских городов, они не повторяют среднеазиатские города, которые находились в ином климатическом поясе, а ремесленные находки зачастую имеют свой оригинальный культурный код

Это представление о том, что жители Орды были поголовно кочевниками, а значит это государство и его подданные представляли более отсталую культуру. Надо заметить, что в состав Улуса Джучи входили множество разных территорий: это и малолюдные степи, и крупнейшие города Евразии, народы со своей многовековой государственностью, и те, у кого её не было. Вычленять только кочевников неправильно, по разным подсчётам их было в Орде не более половины населения. К тому же среди кочевого населения было немало тех, кто в осенне-зимнее время оседал в городах, а летом выезжал в степь. Весьма похоже на современность, когда мы пытаемся покинуть летний город в поисках природы или желая сменить обстановку.

В корне неверно говорить о том, что кочевническое население Орды представляло собой менее развитую человеческую цивилизацию. Они строили города, дороги, вели оживлённую торговлю, имели развитую финансовую систему (золотордынские клады — одни из самых распространенных и богатых кладов, находимых в России), международные связи, свою учёную культуру, поэзию, архитектуру и т.п. Многие города России, Казахстана, Украины или их окрестности — это бывшая сетка городов Золотой Орды: Астрахань, Саратов, Самара, Тюмень, Тобольск, Томск, Казань, Уфа, Волгоград, Чебоксары, Азов, Бахчисарай, Уральск, Актюбе, Запорожье и т.д. Археологические раскопки золотордынских городищ показывают, что для своего времени это были крупные города с богатыми усадьбами, ремесленными мастерскими, храмами, банями, площадьми, домами с системами отопления, канализацией. То есть инфраструктура порой превосходила европейские города.

Образ веротерпимой Орды с мусульманской элитой, ориентацией на Восток и богатым культурным наследием не коррелирует с духовными скрепами России и позицией «старшего брата»

Данные факты объясняются «недоброжелателями золотоордынской истории» хищническим характером этого государства. Якобы, в рабство массово угонялись мастера из Руси и Хорезма, которые и отстраивали эти города, а ордынцы лишь пользовались этими благами, не создавая ничего своими руками. По меньшей мере глупо указывать на то, что элиты — «ордынцы», лишь пользовались благами и не производили ремесленного продукта: высшие сословия в любом государстве поступали именно так, они всегда являются лишь потребителем, заказчиком. Как и в любом сильном государстве, элиты Улуса Джучи стягивали богатства в городских центрах, собирали налоги с податного населения, подавляли восстания, вели войны с соседями за контроль над торговыми путями, территориями. В этом смысле почти любую средневековую державу можно назвать хищнической. К тому же миграция ремесленников — это естественный процесс, они идут туда, где есть ресурсы, заказчик. Нет источников, которые подтверждали бы факт именно рабской эксплуатации мастеров, нет данных хотя бы о приблизительном количестве пришлых мастеров. При том, что многие территории, где находились золотоордынские города, имели развитые ремесленные традиции, как до формирования Золотой Орды, так и после её распада. К тому же главные города Золотой Орды не имели облик русских городов, они не повторяют среднеазиатские города, которые находились в ином климатическом поясе, а ремесленные находки зачастую имеют свой оригинальный культурный код.

В обоснование хищнического характера ордынского государства приводится тезис о развитой работорговле в Улусе Джучи. Забывается тот факт, что средневековый мир не изжил рабства (оно лишь трансформировалось), на нём наживались большинство государств — от испанских королей и наследников викингов до индийских раджей и египетских мамлюков. Работорговля являлась важной статьей международной торговли, и в неё были вовлечены и русские княжества, и «ордынцы».

Работорговля являлась важной статьей международной торговли, и в неё были вовлечены и русские княжества, и «ордынцы»

Ещё один широко культивируемый миф из «советского учебника» — о том, что Орду сокрушила Куликовская битва и окончательно добило стояние на реке Угра. Хотя между этими событиями 100 лет и разница в несколько поколонений. Важно отметить, что в ходе Куликовской битвы русские княжества сражались лишь с одним из политических центров Орды во главе с темником Мамаем (который не являлся официальным правителем), а через два года хан Токтамыш, восстановив единство Орды, вернул Москву к прежнему порядку. Стояние на реке Угра также не является причиной падения Улуса Джучи — государство распалось раньше, событие лишь избавило Москву от уплаты дани одному из осколков Золотой Орды. Право называть себя главным наследником этого государства отошло к Крымскому ханству (де-юре Улус Джучи продолжал существовать), которому Московское государство уплачивало дань вплоть до конца ХVII века.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:

«Золотая Орда» Первого канала как клин в единство российской нации

К упадку, а затем и распаду Золотой Орды привели причины иного прядка. Первый акт упадка — это междоусобная война в Орде в 60-70-х годах ХIV века, чума и депопуляция основного населения, миграция части населения в Среднюю Азию, изменение климата, второй акт — это опустошительная война между Тамерланом и ханом Токтамышем, сокрушительное поражение «ордынцев», последовавший разгром ордынских городов. Третий акт — смена торговых путей, разрушение экономического базиса, новый виток междуусобных войн, кончившийся обособлением Большой Орды, Крымского, Казанского, Астраханского, Сибирского, казахских и других ханств.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:

«Казахи считают себя потомками татар Золотой Орды»

Традиция объяснять недемократический характер российской власти ордынским наследием не имеет под собой никаких оснований, это не более, чем оправдание возобладавшей в России линии на тиранию

С тезисом о хищническом государстве связан многовековой миф о деспотическом характере власти ордынцев. Якобы, жестокость российских правителей берёт исток именно с ордынских традиций. Не будь зависимости от Золотой Орды, Россия продолжала бы самобытные традиции народного веча и была бы сегодня самым демократическим государством. При этом не берётся во внимание высокая степень ограниченности власти хана (больше, чем у европейских монархий того времени), вовлеченность в принятие государственных решений аристократических кланов, традиция утверждения хана Курултаем и проведение представительных джиенов, высокая роль женщин в управлении государством; к тому же Улус Джучи представлял собой федерацию княжеств, ханств, которые имели широкую автономию. Таким образом, традиция объяснять недемократический характер российской власти ордынским наследием не имеет под собой никаких оснований, это не более, чем оправдание возобладавшей в России линии на тиранию.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:

В Казани 2019 год объявили годом Золотой Орды

Россия еще долгие годы будет верить в большой миф о «монголо-татарском иге», потому что им можно оправдывать не только многовековую тиранию и исторические ошибки правителей, но и неустроенность жизни, чиновничий беспредел, коррупцию, полицейское государство. Пинать мёртвого льва гораздо проще, чем искать пути выхода из хронических кризисов.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Говорим о том, о чем другие вынуждены молчать.

Переосмысление природы-культуры в современной феминистской теории

Ключевые слова: репрессивная гипотеза; Фуко; Барад; Брайдотти; Хаслангер; дискурсивная конструкция; Власть; Виттиг; Айрис Марион Янг; Новый материализм; воплощение; Пол

Амеди, Амир, Лотфи Б. Мерабет, Феликс Бермполь и Альваро Паскуаль-Леоне. «Затылочная кора у слепых: уроки пластичности и зрения». Современные направления психологической науки, том 14, выпуск 6 (2016), 306 — 311.10.1111/j.0963-7214.2005.00387.xПоиск в Google Scholar

Барад, Карен. «Постгуманистическая перформативность: к пониманию того, как материя становится материей». В Вере, телах и бытии: феминистские размышления о воплощении, под редакцией Деборы Орр, 120-147. Lanham, MD: Rowman and Littlefield Publishers, 2006. Поиск в Google Scholar

Barad, Karen. Встреча со Вселенной на полпути: квантовая физика и запутанность материи и смысла. Дарем, Северная Каролина: Duke University Press, 2007.10.1215/9780822388128Поиск в Google Scholar

Berressem, Hanjo. «Материя тела: пол в эпоху сложного материализма». Гендерный форум 2 (2002 г.). http://www.genderforum.uni.koeln.de/mediating/btm.html.Поиск в Google Scholar

Брайдотти, Рози. Метаморфозы: к материалистической теории становления. Нью-Йорк: Polity Press, 2002. Поиск в Google Scholar

Braidotti, Rosi. «Теоретическая основа критических постгуманитарных наук». Теория, культура и общество 0:0 (2018), 1-31.10.1177/0263276418771486Поиск в Google Scholar

Батлер, Джудит. «Фуко и парадокс телесных надписей». Journal of Philosophy 86: 11 (1989), 601-607.10.5840/jphil198986117Поиск в Google Scholar

Батлер, Джудит. Гендерные проблемы: феминизм и подрыв идентичности. Нью-Йорк: Routledge, 2006. Поиск в Google Scholar

Батлер, Джудит. Тела, которые имеют значение: о дискурсивных пределах «пола». Нью-Йорк: Routledge, 1993. Поиск в Google Scholar

Canguilhem, Georges. Нормальное и патологическое, пер. Кэролайн Р. Фосетт и Роберт С. Коэн. Нью-Йорк: Zone Books, 1991. Поиск в Google Scholar

Де Бовуар, Симона. Второй секс. Нью-Йорк: Винтажные книги, 1952.Поиск в Google Scholar

Фуко, Мишель. «Ницше, генеалогия, история». В Ницше. под редакцией Джона Ричардсона и Брайана Лейтера, 139–164 Оксфорд: University Press, 1984. Поиск в Google Scholar

Фуко, Мишель. История сексуальности. Том первый: Введение. Нью-Йорк: Vintage Books, 1980. Поиск в Google Scholar

Фуко, Мишель. «Что такое Просветление?» В The Foucault Reader под редакцией Пола Рабинова (32–50). Нью-Йорк: Книги Пантеона, 1984. Поиск в Google Scholar

Фуко, Мишель. «Политика, философия, культура: интервью и другие статьи 1977–1984 гг.» Под редакцией Лоуренса Д. Крицмана, 111–124. Нью-Йорк Рутледж, 1988 г. Поиск в Google Scholar

Гамильтон, Рой Х. и Альваор Паскуаль-Леоне. «Кортикальная пластичность, связанная с обучением шрифту Брайля». Trends in Cognitive Sciences 2:5 (1998), 168-174.10.1016/S1364-6613(98)01172-3Поиск в Google Scholar

Haraway, Donna. Пребывание с проблемой: родство в Ктулуцене. Дарем, Северная Каролина: Duke University Press, 2016. Поиск в Google Scholar

Хаслангер, Салли. «Различие пола / гендера и социальное конструирование реальности». В Routledge Companion to Feminist Philosophy под редакцией Энн Гарри, Серен Дж. Хадер, Элисон Стоун. Нью-Йорк: Routledge, 2017.10.4324/9781315758152-14Поиск в Google Scholar

Кирби, Вики. Говорящая плоть: субстанция телесного. Нью-Йорк: Routledge, 1997. Поиск в Google Scholar

Кирби, Вики. Квантовая антропология: жизнь в целом. Дарем, Северная Каролина: Duke University Press, 2011. Поиск в Google Scholar

Малабу, Кэтрин. Что нам делать с нашим мозгом?. Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: издательство Fordham University Press, 2008. Поиск в Google Scholar

Садато, Норихиро. «Как слепые «видят» шрифт Брайля: уроки функциональной магнитно-резонансной томографии». Neuroscientist 11 (2005), 577-582.10.1177/1073858405277314Поиск в Google Scholar

Wendell, Susan. Отвергнутое тело: феминистские философские размышления о теле инвалидов. Лондон: Routledge, 1996. Поиск в Google Scholar

Уилсон, Элизабет. Gut Feminism Durham, NC: Duke University Press, 2007. Поиск в Google Scholar

Виттиг, Моник. «Женщиной не рождаются». В The Essential Feminist Reader под редакцией Эстель Б. Фридман, 359–367. Нью-Йорк: Современная библиотека, 2007. Поиск в Google Scholar

Янг, Ирис Марион. Об опыте женского тела: «Бросание, как у девушки» и другие очерки. Oxford: University Press, 2005.10.1093/0195161920.001.0001Поиск в Google Scholar

Эта работа находится под лицензией Creative Commons Attribution-NonCommercial-NoDerivatives 4.0 License.

Важность репрессий — UnHerd

Чуть более полувека назад социолог Филип Рифф провозгласил «триумф терапевтического» своей одноименной книгой 1966 года. Возможно, из-за того, что сама фраза настолько поразительна, ее часто цитируют, но редко понимают.

Кажется интуитивно очевидным, почти тавтологическим, сказать, что мы живем в «терапевтической культуре». Даже если мы больше не говорим о своем ид или суперэго, наш повседневный язык наполнен поп-психиатрическим жаргоном — травма, горе и насилие; нарциссизм и «пограничная личность» и посттравматическое стрессовое расстройство. Когда конгрессмен Александрия Окасио-Кортес рассказала своим подписчикам в Instagram о своем опыте во время беспорядков 6 января, она рассказала о своей «травме» и своем статусе «пережившего» сексуального насилия, обвинив республиканцев, которые преуменьшили значение этого события, в использовании « тактика насильников». Не то чтобы она одна: консерватор Daily Signal обвинила AOC в «газлайтинге» общественности в связи с ростом преступности.


Нравится то, что вы читаете? Получите
бесплатно Ежедневная электронная почта UnHerd

Уже зарегистрированы? Войдите


Но точка зрения Риффа заключалась не только в том, что мы стали рассматривать себя в терапевтических терминах, вытеснив старые моральные и религиозные способы оценки. Он приводил доводы о более широких последствиях этого сдвига в перспективе — сдвига, который он без преувеличения считал самым важным культурным событием на Западе со времен Просвещения. Действительно, Рифф видел в этом не что иное, как апокалипсис. Современная терапевтическая культура, по его мнению, стала тем, что он называл в своих более поздних работах «антикультурой»: отрицанием самой идеи культуры, которая противопоставляла себя всему, что традиционно придавало человеческой жизни смысл, был изначально нестабилен. Он не мог воспроизводить себя бесконечно, и его сменит, как предсказал Рифф, варварство и хаос.

Хотя сегодня Риффа помнят главным образом за его недолгий брак со Сьюзан Зонтаг, он был блестящим, хотя и своеобразным мыслителем, разработавшим странную и мощную критику современной культуры. Он родился в Чикаго в 1922 году в семье литовско-еврейского происхождения. В ранние годы он заигрывал с марксизмом — во время Второй мировой войны за ним следило ФБР как за потенциальным подрывником — прежде чем он обратил свое внимание на Фрейда. Его первая книга « Фрейд: Разум моралиста » 1959 года имела популярный успех, в ней предлагалось ревизионистское описание Фрейда, доказывающего его важность как главного культурного теоретика современности.

Триумф терапевта появился семь лет спустя, в котором Рифф исследовал фрейдистский психоанализ, противопоставив его теориям трех своих «преемников-критиков»: Вильгельма Райха, Карла Юнга и Д. Г. Лоуренса. Каждый из этих троих, как утверждал Рифф, признавал, что Фрейд нанес почти смертельный удар по традиционной религиозной морали, но был недоволен его отказом построить на ее месте новую этическую систему; каждый по-своему стремился использовать методы терапии для создания новой суррогатной веры. Triumph был также первым проблеском полемического антимодернизма, который будет характеризовать более поздние работы Риффа. Хотя он продолжал изображать позу ученой отстраненности, его явно беспокоила кажущаяся победа фрейдистского мировоззрения. Как сказал о книге социальный критик Норман О Браун, ее поклонник: «Вместо душ у нас неврозы, вместо таинств у нас шоу».

Более поздние работы Риффа оказались реакционными, герметичными и скудными. В 1973 году он опубликовал « коллеги-учителя» 9.0064, иеремиаду против контркультуры и то, что он считал деградацией «священного» института университета. Она завоевала горстку поклонников, в том числе Брауна и Джорджа Штайнера, но была слишком странной для массовой популярности. Впоследствии Рифф отошел от общественной жизни до конца своей карьеры. Он преподавал, мало публиковался и сосредоточился на исследованиях для выдающегося произведения, в котором надеялся систематически изложить свою теорию человеческой культуры. В конце концов он отказался от проекта и передал то, что он закончил, бывшим ученикам. Результаты были наконец опубликованы в виде трилогии 9.0063 Священный Орден/Социальный Орден , первый том которого, Моя Жизнь Среди Смерти , вышел в 2006 году, в год смерти Риффа.

Благодаря загадочному стилю, в котором написано, Священный Орден/Общественный Орден чрезвычайно сложно читать — один критик сравнил его с «жеванием шарикоподшипников; время от времени есть вишенка». В нем Рифф, наконец, предлагает что-то вроде схемы своей теории культуры, изложенной в странных пояснительных пассажах, зажатых между его внимательным прочтением «творений смерти» — социологический термин, обозначающий современные произведения искусства и литературы (Джойс, Кафка). , Ницше и др.), которые послужили натурализации того, что он считал терапевтическим бунтом против авторитета.

Все общества, по словам Риффа, священны в том смысле, что они указывают на власть, находящуюся вне их самих. Задача «культуры» состоит в том, чтобы «транслитерировать невидимые иначе священные порядки в их видимые модальности — социальные порядки». Эта «транслитерация» происходит путем передачи моральных заповедей, данных заранее высшим авторитетом культуры — Богом, в случае иудейской, христианской и мусульманской цивилизаций; примитивная жизненная сила природы в случае классической языческой цивилизации — в терминах, которые люди могут понять и усвоить, чтобы регулировать свое поведение в соответствии с представлениями своей культуры о добре и зле. Обеспечение того, чтобы эта транслитерация имела место, является задачей культурной элиты (или «офицера»), которая контролирует как характерообразующие институты, так и символический язык, посредством которого заповеди выражаются в секулярном мире.

Рифф полагал, что заповеди священной власти всегда исходят и прежде всего в форме «интердиктов», или запретов — «не ложись» спать с матерью или возжелать жены ближнего. «Нет» предшествует «да», а «нет» — первоисточник культуры. Можно сказать, что культуры воздействуют на своих членов только путем ограничения допустимого диапазона поведения и, в частности, выражений инстинктов или либидинозной энергии. Культура это репрессии.

Почему Рифф считал вытеснение первичным? Как объясняет Антониус А. В. Зондерван в своей превосходной работе « Социология и священное », Рифф пришел к этой идее благодаря изучению Фрейда. Согласно теории Фрейда, вытеснение запускается, когда идея настолько невыносима или оскорбительна, что она может вызвать у сознательного «я» — эго — огромные психические страдания, чтобы осознать ее. Но, спросил Рифф, невыносимые или оскорбительные для чего ? Первоначально Фрейд мог бы ответить: суперэго, часть нашей психики, представляющая интернализованную социальную мораль. Но, как указывал Рифф, позже Фрейд пришел к выводу, что вытеснение было не просто функцией запретов Супер-Эго, но также могло быть вызвано бессознательной частью самого Эго.

Рифф считал, что признание Фрейда существования бессознательного эго, подавляющего невыносимые мысли, должно революционизировать наше понимание психики. Это означало, что «интердикты» являются не просто «общественной моралью», но настолько глубоко укоренились в структуре личности, что эффективно ее конституируют; именно они формируют человека из бесформенной массы инстинктов. Они представляют изначальную, бессознательную мораль, происхождение которой Рифф проследил от священных заповедей, лежащих в основе религиозной традиции нашей культуры. Мы можем повиноваться им или нарушать их, но никогда не отменяем их.

Все это может показаться весьма эзотерическим, но это важно для понимания трактовки Риффом терапевтической культуры. Современный Запад, по его словам, является первой культурой в истории, которая попыталась отрицать легитимность интердиктов и жить без какой-либо формы священной власти. Терапия — это наш способ избавиться от этого отрицания. Терапевтический этос учит нас преодолевать чувство вины и стыда, особенно в отношении сексуальности, вызванное тем, что мы привыкли считать нереалистичными, нездоровыми и угнетающими моральными запретами, унаследованными от христианства. Но поскольку для Риффа эти запреты являются основной частью нашей психики, терапевтическая культура может вести только к их нарушению или отрицанию, но никогда к их подлинному преодолению. Он считал, например, что сексуальное освобождение рассматривалось как положительный идеал только потому, что оно противоречило унаследованной христианской добродетели целомудрия. Это было хорошо, потому что противоречило тому, чему учила наша религия; оно само по себе не имело положительной ценности.

Действительно, именно так Рифф пришел к пониманию нашей культурной войны. Он считал, что западная элита отказалась от своей обязанности продолжать передачу моральных заповедей, вместо этого приняв этику освобождения и нарушения, призванную освободиться от слишком строгих требований интердиктов. Но поскольку этот культурный сдвиг глубоко проник только среди элит, результатом стала постоянная война между «офицерским классом» и населением в целом, которое все еще цеплялось за традиционное в своей основе представление о моральном порядке. Продукция элитной культуры — как модернистское высокое искусство, которое анализировал Рифф, так и поп-культура наших дней — превратилась в серию «деконверсионных терапий», пытающихся избавить низшие классы от их якобы примитивных суеверий, которые, по его словам, на самом деле были пережитки священного импульса к трансцендентности.

Конечно, для Риффа такие попытки были обречены на провал. Даже если терапевтической элите удалось ослабить хватку интердиктов, они не смогли создать новые, потому что их моральные кодексы не относились к трансцендентному авторитету. Приказания быть хорошим и рациональным или не быть «дерьмовым человеком» просто не могут проникнуть в наше бессознательное так же, как приказы от Бога. Но без этих команд, связывающих нас вместе в «спасающем большем я», мы подвержены постоянному экзистенциальному беспокойству — маленькому, ноющему чувству, что в жизни должно быть что-то большее, какой-то более высокий смысл, чем зарабатывание денег и потребление чувственных переживаний. В самом деле, жить в соответствии с терапевтическим этосом означает, согласно Риффу, отрицать нашу человеческую природу. Мы жаждем ограничений, ясности и смысла, обеспечиваемых подлинной авторитарной культурой, и мы не можем жить без них бесконечно.

У Риффа странный советник. Как отметили в эссе о своей работе Кристофер Лэш и Джордж Скиалабба, он является атеистическим защитником социальной и экзистенциальной необходимости религии; Браун справедливо сравнил его с Великим инквизитором Достоевского, вооруженным инструментами психоанализа, а не католической догмой. Другие, возможно, были бы склонны поставить его рядом с Освальдом Шпенглером как зачерненного мистика упадка Запада.

Но трудно не заметить определенного резонанса между роковыми предсказаниями Риффа и некоторыми странными политическими событиями нашего времени. С точки зрения левых рост пробуждения или «культуры отмены» можно рассматривать как выражение стремления детей нашей терапевтической культуры возродить какое-то представление о добре и зле, воздвигнуть табу и ограничения и навязать новую мораль. заказ. Справа культурная и интеллектуальная энергия принадлежит тем, кто, независимо от того, говорят ли они в религиозных терминах или нет, осуждает «вырождение» современного Запада и жаждет восстановления традиционной власти. Даже что-то столь странное, как теория заговора QAnon, выражает нечто от примитивной религиозности, которая, по мнению Риффа, была встроена в нашу психику: столкнувшись с миром, который, по их мнению, вышел из строя, верующие Q постулируют элитную клику виновной в одном из немногих преступлений, педофилии, для которых старые интердикты сохраняют свою полную силу.