Распутин язык вмещает в себя: «язык вмещает в себя все и характер народный и опыт и историю.» сочинение 9.1Кратко если

Сочинения к варианту №21 ОГЭ-2021 » 4ЕГЭ

Сочинения 9.1, 9.2, 9.3 к новому сборнику ОГЭ-2021 «Типовые экзаменационные варианты» под редакцией И. П. Цыбулько.

Начало текста

Теперь я начал играть на пустыре с мальчишками. Игра шла на деньги. Я не позволял себе чересчур увлекаться игрой, мне нужен был только рубль.

Сочинения

9.1 Напишите сочинение-рассуждение, раскрывая смысл высказывания современного лингвиста Л.А. Введенской: «Выразительность может создаваться средствами языка всех его уровней».

Лингвист Л.А. Введенская говорит о том, что выразительность в художественном тексте создаётся средствами языка. Действительно, чтобы сделать повествование более насыщенным и ярким, автор использует различные приёмы.

Например, в предложении 24 есть фразеологизм «ни одна душа». С помощью этого устойчивого выражения автор передаёт отчаяние героя. Он понимает, что не должен спорить с ребятами, так как никто за него не заступится.

В качестве художественного средства выразительности В.Г. Распутин использует разговорную лексику. Например, в 30 предложении употребляется экспрессивно окрашенное слово «опешил» в значении «растеряться от неожиданности, испуга». Мальчик не ожидал предательского удара сзади.

Таким образом, в литературных произведениях писатели используют средства языка всех его уровней. Это необходимо, чтобы повествование было более эмоциональным и интересным.

9.2 Напишите сочинение-рассуждение. Объясните, как Вы понимаете смысл финала текста: «Не было в тот день и не могло быть во всём белом свете человека несчастнее меня».

Смысл финала текста я понимаю так: герой В.Г. Распутина чувствует себя самым несчастным человеком на земле, потому что он был унижен жестоким отношением сверстников.

Изначально мальчик играет на деньги, чтобы получить рубль на баночку молока. Однако ребятам не понравились его частые выигрыши (предложения 8-11). Понятно, что сверстникам хотелось обыграть рассказчика, и их не волновали средства для достижения поставленной цели.

Вадик решает обмануть мальчика, но тот не может смириться с подобной несправедливостью (предложения 20-22). Рассказчик хотел, чтобы ребята играли по правилам, сам он всегда оставался честным, не позволял себе получать деньги обманом. Но попытка воззвать к справедливости закончилась жестоким избиением героя.

Таким образом, мальчик чувствует себя обиженным до глубины души. Обман и ложь были ему неприятны, за что рассказика наказали сверстники.

9.3 Как Вы понимаете значения слова ЖЕСТОКОСТЬ?

Жестокость – это безнравственное отношение к людям, которое проявляется в агрессии, стремлении причинить боль. Это качество опасно как для самого человека, так и для окружающих.

Рассказчик становится жертвой жестокого поведения сверстников. Им не понравилось, что мальчик постоянно выигрывает и сразу уходит, и они решили его обмануть. Герой пытается бороться за справедливость, потому что привык быть честным по отношению к другим, однако Вадик и Птаха – его противоположности. Они избили

мальчика, дав понять, что больше не примут в их компанию. «Не было в тот день и не могло быть во всём белом свете человека несчастнее меня», – жестокость со стороны бывших приятелей обидела героя до глубины души.

В произведении В.К. Железникова «Чучело» также поднимается проблема подростковой жестокости. Над Леной Бессольцевой издевались одноклассники, называя её чучелом. Никто не замечает положительные качества девочки, оценивая лишь внешность. На самом же деле Лена взяла чужую вину на себя, потому что она великодушный человек, готовый защитить друга, который ей небезразличен. Так ли просто одноклассникам, впоследствии узнавшим правду, исправить свои ошибки? Невозможно перечеркнуть жестокие слова и поступки, которые однажды кого-то ранили.

Таким образом, жестокость опасна, потому что её последствия необратимы. Человек, который её проявляет, постепенно утрачивает лучшие качества и калечит собственную душу.

Откуда пошли его книги — Областная газета OGIRK.RU

В гости к Валентину Распутину теперь может прийти каждый иркутянин. 15 марта, в честь 80-летия со дня его рождения, состоялось торжественное открытие музея писателя.

В этот солнечный день во дворе памятника деревянного зодчества в Иркутске на улице Свердлова, 20, людей собралось примерно в три раза больше, чем способен вместить этот дом. Здесь были представители власти, духовенства, деятели культуры, родные писатели и почитатели его творчества.

В ближайшее время этот музей должен стать центром изучения биографии и творчества Валентина Распутина – автора, который создал такие произведения, как «Уроки французского», «Прощание с Матерой», «Живи и помни» и завоевал негласный титул живого классика, ведь его произведения включены в школьную программу.

– Надеюсь, что музей станет шагом на пути к осознанию творчества Валентина Распутина, – отметил губернатор Сергей Левченко. – Рассчитываю, что молодые люди, которые будут здесь знакомиться с творчеством писателя, воспримут его отношение к миру, его образ жизни, его мировоззрение, и станут чуть-чуть лучше, будут ценить родину, заботиться о старших, сохранять природу. Этому в своих произведениях учил Валентин Распутин, и открытие музея – дань памяти ему.

Поближе познакомиться с творчеством писателя можно, перешагнув деревянный порог музея. Внутри все буквально дышит атмосферой его произведений – низкий дверной проем, входя в который нужно немного приклонить голову, деревянные стены и множество окошек, через которые в комнату на первом этаже проникает свет, – все это делает интерьер по-деревенски простым и естественным.

Жемчужиной экспозиции является мемориальный кабинет писателя. Его обстановку – стенку, письменный стол, стул – и наполнение этих предметов мебели – книги, лампу, письменный прибор, коллекцию икон, колокольчиков и дымковской игрушки – передал сын писателя Сергей Распутин. Все эти предметы ранее находились в городской квартире писателя. «Задышали» они и в новой обстановке, ведь если на минуту отвлечься, что расположены они в музее, кажется, что писатель лишь ненадолго покинул свое рабочее место.

На сегодняшний день в музее собрано порядка 2,5 тыс. экспонатов. Большую часть из них передали родные писателя. Однако фонды нового подразделения Иркутского краеведческого музея продолжают пополняться. И в день открытия популярный художник Никас Сафронов подарил музею портрет Валентина Распутина. Напомним, что изначально он был приобретен для Иркутского художественного музея, руководство которого решило презентовать его коллегам.

Уверен: писатель начинается в детстве от впечатлений, которыми напитывается именно тогда. Он может затем долго не знать себя как писателя, а может быть, и никогда не узнать, однако душа засеяна, вздобрена, и она при направленном обращении к ней в любой момент способна дать урожай. Валентин Распутин, очерк «Откуда есть-пошли мои книги»

В день рождения писателя на первом этаже начала работу выставка «Откуда есть-пошли мои книги», название которой подсказал одноименный очерк Валентина Распутина. Она рассказывает о семье, родных местах, реке Ангаре, которые питали творчество писателя всю его жизнь. Здесь представлены предметы быта деревенских жителей, книги, документы. А две школьные парты, этажерка, патефон, портрет Александра Пушкина, книги – создают атмосферу класса школы сибирской деревни. Представленные в витринах фотографии прототипов его произведений дают возможность увидеть, как, например, выглядела в реальности Лидия Михайловна из «Уроков французского». Известно, что на создание образа Валентина Распутина вдохновила Лидия Михайловна Молокова – в девичестве Данилова – преподаватель французского языка в Усть-Удинской средней школе.

– Тонкая, изящна и красивая москвичка вызывала у жителей Усть-Уды восхищение, она была словно артистка из кинофильма, – рассказала научный сотрудник Музея В.Г. Распутина Валентина Иванова. – Ею откровенно любовались – уж очень она была не похожа на деревенских девушек. Проработав в школе два года, она вышла замуж и уехала, а рассказ «Уроки французского» увидела в Париже. Ее внимание на прилавке привлекла небольшая русская книжка. Остановил знакомый «французский» в названии. Рассказ потряс и вызвал воспоминания о школе, о Сибири. Во Франции она учила уже русскому французских студентов. Ей захотелось найти адрес бывшего ученика, теперь писателя. И это было нетрудно – в Усть-Уде оставалась свекровь. Завязалась многолетняя переписка: письма, поздравления, посылки – сюжет, достойный русской классики.

Выставка, которая будет работать до 1 мая, способна поведать посетителям еще множество интересных историй, ведь она погружает посетителей в детство писателя – то время, которое сам Валентин Распутин считал ключевым в своей профессии.

В цокольном этаже музея можно увидеть различные издания произведений писателя и фотографии жителей сибирских деревень. В мае в музее начнут строить постоянную экспозицию.

Смотреть фоторепортаж

---

Комментарии

Советник президента РФ по вопросам культуры Владимир Толстой:

– Моя душа и сердце не смиряются с тем, что Валентина Распутина нет среди нас и невозможно с ним поговорить. Но у нас остались его произведения, и, на мой взгляд, это и есть главная память о писателе. Однако важно, что в Иркутске теперь есть место, куда можно прийти и окунуться в атмосферу его литературного творчества, увидеть его рабочий кабинет и вспомнить об этом светлом человеке.

Директор Иркутского краеведческого музея Сергей Ступин:

– Идея создания Музея Валентина Распутина появилась два года назад, для строительства такого учреждения культуры это очень малый отрезок времени. Однако все складывалось удачно, ведь не было ни одного человека, кто бы противился этой идее. Создание музея объединило силы ветвей власти, духовных наставников, родных, технических специалистов, музейных работников и всех, кто любит Валентина Григорьевича в России и за рубежом.

Текст В.Г. Распутина | Педагогический портал «Тривиум»

(1)В поздних и мягких сумерках они вышли к Байкалу, перешли через рельсовую дорогу и в лесном отбое между дорогой и берегом скинули со спин поклажу.

(2)Догорел свет, небо потухло, не давая глубины, и затмилось; выскочили над Байкалом слабые, мутные звёздочки и тут же скрылись. (3)Резко и отчётливо выделяясь, темнел лес, не вставший ещё сплошной стеной. (4)В нём длинными и тоскливыми вздохами пошумливал верховой ветер. (5)Резко очерчивались густой синью и дальние берега на той стороне Байкала; вода в море, притушенная скучным небом, едва мерцала дрожащим и искривлённым, как бы проникающим из-под дна свечением.

… (6)Первое, что увидел Саня, открыв глаза, было солнце, выбравшееся из-за туч, чтобы показать, что оно живо-здорово и одно-единственное во всё огромное чистое небо, склонённое от горы за речку и дальше, чтобы солнцу легче было выкатиться на простор. (7)Возле горы лежала ещё тень, слабая и начинающая подтаивать, от неё, казалось, и натекла небольшая сырость, но вся низина сияла под солнцем, и взрывчато, звёздчато взблёскивали там на кустах яркими вспышками погибающие капли воды. (8)Куда всё так скоро ушло: и беспросветная, бесконечная тьма в небе, и дождь, и ночные тревоги, и страхи, — нельзя было представить.

(9)Костёр догорал, слабый дымок редкой и тонкой прядью уходил прямо вверх. (10)Саня и ступал как-то необыкновенно легко и высоко, словно приходилось затрачивать усилия не для того, чтобы ступать, а чтобы удержаться на земле и не взлететь. (11)Деревья стояли вытянувшись, прямилась трава.

(12)Саню всё в это яркое утро приводило в восторг: и то, как обрывались с кедра и шлёпались на шалаш, падали на землю последние крупные капли дождя; и то, как умиротворённо и грустно, вызывая какую-то непонятную сладость в груди, затихал костёр; и то, как дурманяще и терпко пахла после дождя лесная земля; как всё больше и больше выбеливалась низина, куда :им предстояло идти; и даже то, как неожиданно, напугав их, закричала над головами кедровка. (13)Солнце вошло в силу, воздух нагрелся — пора было приниматься за дело. (14)Саня заглянул в своё ведро, стоящее по-прежнему в рюкзаке под кедром: ягода в нём заметно осела и сморилась, и всё-таки больше двух бидонов, прикинул он, в ведро уже не войдёт. (15)Можно не торопиться. (16)Но, как только начал он брать, как только потекла сквозь пальцы первая ягода, ещё больше налившаяся, отличающаяся от вчерашней тем, что произошло в эту ночь, и вобравшая в себя какую-то непростую её силу, как только окунулся он опять в её живую и радостную россыпь, руки заработали сами собой, удержать их было уже невозможно. (17)Под солнцем голубица скоро посветлела и стала под цвет неба — стоило Сане на секунду поднять глаза вверх, ягода исчезала совершенно, растекалась в синеве воздуха, так что приходилось затем всматриваться, напрягать зрение, чтобы снова отыскать её, по-прежнему крупную, отчётливо видимую.

(18)Саня и не заметил, как набрал один бидон, потом другой… (19)Ведро было полнёхонько, а он только разохотился. (20)Обвязав сверху ведро чистой тряпицей, которую он для этой надобности и прихватил с собой, чтобы не высыпалась по дороге ягода, он неторопливо стал спускаться по тропке обратно.

(21)Саня сладостно вздохнул: так хорошо было, так светло и покойно и в себе, и в мире этом, о бесконечной, яростной благодати которого он даже не подозревал, а только предчувствовал, что она где-то и для кого-то может быть. (22)Но чтоб для него!.. (23)И в себе он, оказывается, многого не знал и не подозревал: этого, например, нечеловечески сильного и огромного чувства, пытающегося вместить в себя всё сияние и всё движение мира, всю его необъяснимую красоту. (24)Саню распирало от этого чувства, он готов был выскочить из себя и взлететь, поддавшись ему, он готов был на что угодно»

(25)Захотелось вдруг пить, и он, спустившись к речке, попил, прихлёбывая из ладони. (26)Солнце поднялось высоко, день раздвинулся шире и стал глубже и просторней. (27)Всё вокруг было как-то по-особенному ярко и свежо, точно Саня только что попал сюда совсем из другого, тесного и серого, мира или, по крайней мере, из зимы. (28)Воздух гудел от солнца, от его ровно и чисто спадающего светозарного могучего течения; теперь, после ночи, пила и не могла напиться и насытиться солнцем земля. (29)Всякий звук, всякий трепет листочка казался значащим больше, чем просто звук или трепет, чем обычное существование их во дню, как и сам день не мог быть лишь движением времени. (30)Нет, это был его величество и сиятельство день, случающийся на году лишь однажды или даже раз в несколько лет, в своём величии, сиянии и значении доходящий до последних границ.

(31)Мальчик сел на камень возле потухшего костра и, задумавшись и заглядевшись без внимания, окунулся опять в тепло и сияние до конца распахнувшегося, замершего над ним во всей своей благодати и мощи, раскрытой бездонности и нежности, без сомнения, главного среди многих и многих дня. (32)Он сидел и слабой, усыплённой, заворожённой и отрывистой мыслью думал: «Что же мне ещё надо? (33)Так хорошо! (34)В одно время он, такой день, и я, а одно время здесь…»

(35)И, когда на обратном пути поднялись они с тяжёлой поклажей на вершину перевала, на тот таёжный каменный «трон», откуда волнами уплывали в дали леса, когда, встав на краю обрыва, оглядел на прощанье Саня это сияющее под солнцем без конца и без края и сияющее уже под ним величественное в красоте и покое первобытное раздолье, — от восторга и непереносимо-сладкой боли гулко и отрывисто застучало у Сани сердце: пусть, пусть что угодно — он это видел!

(По В.Г. Распутину*)
* Валентин Григорьевич Распутин (1937-2015) —
русский советский писатель и публицист, общественный деятель.

Битва за Байкал Публицистика В. Г. Распутина конца 70-х – 80-х гг.

Битва за Байкал

Публицистика В. Г. Распутина конца 70-х – 80-х гг.

До самого конца 1970-х годов В. Распутин практически не обращается к публицистике. В то же время он дает много интервью и выступает публично, в основном, по вопросам эстетики, литературы и искусства, пробует себя в литературной критике, пишет очерки о творчестве и предисловия к публикациям сибирских писателей: Г. Машкина, В. Сидоренко, А. Преловского, А. Ольшанского, В. Золотухина, предисловие к сборнику собственных повестей, воспоминания о друге А. Вампилове и пр. (П. П. Каминский).

Но в конце 1970-х – начале 1980-х Распутин вновь обращается к публицистике («Поле Куликово», «Абстрактный голос», «Иркутск с нами» и др.). С 1979 г. публикуется более двух с половиной сотен очерков, статей, рецензий, выступлений, высказываний В. Распутина.

Для публицистики В. Распутина 70-х – 80-х гг. характерна конкретная позиция по отношению к современным писателю событиям, фактам, явлениям общественной жизни. Она работает на результативность: действенность (привлекает внимание институтов власти, ответственных лиц к проблемам, будь то Байкал, повороты рек, затопление плодородных земель под водохранилища и гидроэлектростанции) и эффективность (заставляет каждого читателя вчитываться, всматриваться, вслушиваться в проблемы, не оставляя никого равнодушным).

В. Г. Распутина больше, чем других писателей-«деревенщиков» настораживает городская цивилизация, унифицирующая и заключающая живое вещество бытия в унылый, просеянный сквозь рационалистическое сито стандарт, что отражается в его публикациях 1970-х – 1980-х годов.

Взаимосвязь природы с судьбой человека занимают в творчестве В. Г. Распутина определяющее место. Любое произведение писателя отражает эту предопределенную связь природы, общества и человека. У В. Г. Распутина к природе особое отношение. «Он влюблен в нее сыновней любовью и свидетельствует об этом всем своим творчеством» (Сирин А. Д. Свет распутинской прозы).

И потому не удивительно, что в творчестве В. Г. Распутина того времени значительное, если не центральное место занимает защита природы и, прежде всего, голубой жемчужины планеты, озера Байкал.

Валентин Григорьевич Распутин, 1970-е годы (Фото Бориса Дмитриева)

А. И. Солженицын говорит об этой – первой и вечной – любви писателя: «…у Распутина есть замечательные сибирские очерки – об Алтае, Лене и Русском Устье – легендарном поселении на берегу Ледовитого океана, где колония новгородцев сохранила до нашего несчастного XX века – неповреждённые с XVI века язык и обычаи. Если вспомнить тут и Байкал, и Ангару – Распутин выступает нам как уникальный певец Сибири и средь самых стойких защитников её».

Валентин Распутин. Дом на берегу Ангары, 1970-е годы (Фото Бориса Дмитриева)

Чувство любви писателя к родной земле с особой силой проявилось в историко-краеведческом полотне «Сибирь, Сибирь…», посвященном родному краю, повествовании-обозрении, охватившем и красивейшие города, и заповедные природные уголки. Распутин создал образ величественного, щедрого на природные богатства края, заявив, что «нет ничего в мире, что можно было бы поставить в один ряд с Сибирью» (Распутин В. Г. «Что в слове, что за словом?»).

«Сибирь, Сибирь…», пополняемая с каждым выпуском новыми главами, свидетельствует: земля Байкала и Ангары породила писателя В. Г. Распутина для того, чтобы он сказал о ней словами, достойными ее красы и мощи, стал ее защитником в бедах и горестях. Книга открывает перед читателем необыкновенно прекрасную заповедную «страну Сибирь», рассказывает об ее истории, о подвигах легендарного Ермака и других первопроходцев, о характере сибиряков, о вкладе первых сибирских городов в развитии торговли и культуры в крае. Размышления писателя о прошлом, настоящем и будущем Сибири – это по существу размышления о проблемах планетарного масштаба, о будущем землян. Книга о Сибири дополняется глубокими и бесстрашными публицистическими выступлениями автора по самым мучительным и жизненно важным российским вопросам.

Автор поднимает страстный голос в ее защиту. «С любовью и оберегом должно относиться к родной земле, другого не дано» (Распутин В. Г. «Сибирь, Сибирь…»), – утверждает В. Г. Распутин.

А начиналось все так.

В 1981 году был опубликован очерк Распутина «Байкал» («Советская культура, 1918, 15 мая). Образ Байкала был представлен автором в его мистической красоте и природной ценности. В. Г. Распутин обращается в нем не столько к разуму читателя, сколько к совести, к воображению.

Валентин Распутин в старом Иркутске, начало 1980-ых (Фото Бориса Дмитриева)

Описание Байкала В. Г. Распутин начинает с цитаты из Аввакума: «При возвращении из даурской ссылки «неистовому» протопопу пришлось летом 1662 года переправляться с восточного берега моря-озера на западный, и он пишет о Байкале:

«…Около ево горы высокие, утесы каменные и зело высоки, – двадцеть тысящ верст и больши волочился, а не видал таких нигде. Наверху их полатки и повалуши, врата и столпы, ограда каменная и дворы, – все богоделанно. Лук на них ростет и чеснок, – больши романовского луковицы, и сладок зело. Там же ростут и конопли богорасленныя, а во дворах травы красныя – и цветны и благовонны гораздо. Птиц зело много, гусей и лебедей по морю, яко снег, плавают. Рыба в нем – осетры и таймени, стерледи, и омули, и сиги, и прочих родов много. Вода пресная, а нерпы и зайцы великия в нем, во окиане-море большом, живучи на Мезени таких не видал. А рыбы зело густо в нем: осетры и таймени жирни гораздо, – нельзя жарить на сковороде: жир все будет. А все то у Христа товосвета наделано для человеков, чтоб, успокояся, хвалу богу воздавал».

Зрелые годы. Валентин Распутин (Фото Бориса Дмитриева)

«Святое море», «святое озеро», «святая вода» – так называли Байкал с незапамятных времен и коренные жители, и русские, пришедшие на его берега уже в XVII веке, и путешествующие иноземцы, преклоняясь пред его величественной, неземной тайной и красотой».

Байкал предстает у Распутина как живое, мистическое, уникальное живое творение, которое, как и Россию, «аршином общим не измеришь»: «Со временем Байкал обмерили и изучили, применив для этого в последние годы даже и глубоководные аппараты. Он обрел определенные размеры и по ним стал сравним: его сравнивают то с Каспием, то с Танганьикой. Вычислили, что он вмещает в себя пятую часть всей пресной воды на нашей планете, объяснили его происхождение, предположили, как могли зародиться в нем нигде больше не существующие виды животных, рыб и растений и как сумели попасть в него виды, существующие за многие тысячи километров в других частях света. Не все эти объяснения и предположения согласуются даже и между собой. Байкал не столь прост, чтобы так легко можно было лишить его таинственности и загадочности, но тем не менее, как это и должно быть, по своим физическим данным он поставлен на соответствующее ему место в ряду величин описанных и открытых. И он стоит в этом ряду… потому лишь, что сам-то он, живой, величественный и нерукотворный, ни с чем не сравнимый и ни в чем нигде неповторимый, знает свое собственное извечное место и свою собственную жизнь».

Валентин Распутин. Индигирка, 1985 год. (Фото Бориса Дмитриева)

Байкал – священное море, которое свято для автора «…своей чудесной животворной силой, духом не былого, не прошедшего, как многое ныне, а настоящего, не подвластного времени и преобразованиям, исконного величия и заповедного могущества, духом самородной воли и притягательных испытаний».

Байкал для писателя – один огромный чудесный кристалл, озеро, оказывающее глубокое нравственное воздействие на живую человеческую душу: «А очищающее, а вдохновляющее, а взбадривающее и душу нашу, и помыслы действие Байкала!.. Ни учесть, ни пометить его нельзя, его опять-таки можно только почувствовать в себе, но с нас достаточно и того, что оно существует».

В статье «Видя вокруг прозрения слепых…» В. Г. Распутин признается, что Байкал для него – буквально питающая сила: «Это… нечто живое, отцовское, плоть от плоти и соль от соли которого все мы, живущие рядом, происходим». Вдали от Байкала писатель чувствует себя одиноко: «Я заболеваю, словно сиротею, появляется чувство угнетенности».

«Природа сама по себе всегда нравственна, безнравственной ее может сделать лишь человек, – пишет в очерке «Байкал» Распутин. – …Байкал создан, как венец и тайна природы, не для производственных потребностей, а для того, чтобы мы могли пить из него вволю воду, главное и бесценное его богатство, любоваться его державной красотой и дышать его заповедным воздухом».

Часовня на Индигирке (единственная за полярным кругом) Валентин Григорьевич Распутин, 1985 год (Фото Бориса Дмитриева)

Противодействие тем, кто хочет «сделать природу безнравственной» и есть одна из главных целей публицистики Валентина Григорьевича Распутина. Это попытка не просто спасти природу, а остановить расчеловечевание человека. Автор настроен оптимистически и в конце очерка высказывает надежду даже не на здравый смысл, а на нравственный закон внутри нас: «Когда-то эвенк на берегу Байкала, перед тем как срубить для надобности березку, долго каялся и просил прощения у березки за то, что вынужден ее погубить. Теперь мы стали иными. И все-таки, не оттого ли и в состоянии мы удержать занесенную уже не под березкой, как двести и триста лет назад, а над самим батюшкой Байкалом равнодушную руку, что возвращаем ему сторицей вложенное в нас природой, в том числе и им?! За добро добром, за милость милостью – по извечному кругу нравственного бытия…»

Валентин Распутин возле остатков Колымлага. Берег Ледовитого океана, 1985 год (Фото Бориса Дмитриева)

Очерк «Байкал» вошел впоследствии в историко-краеведческий сборник «Сибирь, Сибирь…», первоначально опубликованный в издательстве «Молодая Гвардия» в 1991 году, и затем неоднократно переиздававшийся и переведенный на английский язык. От выпуска к выпуску «Сибирь, Сибирь…» все печальнее выводы автора. В третьем издании, в последнем очерке есть такие строки: «Не одно столетие Сибирь пыталась снять с себя ярмо российской колонии, а теперь кончается тем, что ей приготовлена участь мировой колонии…»

Книга состоит из нескольких разделов, которые посвящены конкретным регионам Сибири: городу Тобольску, озеру Байкал, городу Иркутску, Алтаю и Кяхте. Распутин описывает жизнь людей XVIII–XIX веков в изолированных общинах на Русском Устье с архаичными обычаями и диалектами. «Сибирь, Сибирь…» является и историческим обзором региона, и обличением попыток использовать природу Сибири без оглядки на экологию и традиции, что Распутин рассматривает как вредительством и свидетельство морального упадка общества.

В начале 1950-х годов появилась угроза оскудения Байкала. «Поубавились уловы омуля, знаменитой байкальской рыбы» – пишет Распутин в книге «Сибирь, Сибирь…». В послевоенные голодные годы «черпали из Байкала до ста тысяч центнеров только для государства и неизвестно сколько для себя». Вырубалась тайга, «лес сплавляли по речкам, по которым омуль шел на икромет, перекрыли ему пути для продолжения рода. Из четырех популяций омуля осталось три».

Кладбище у Колымлага. Валентин Распутин. 1985 год (Фото Бориса Дмитриева)

Но настоящая беда пришла в 1953 году, когда было решено ставить на Байкале целлюлозные заводы. Так как потребовалась для «отмывки» целлюлозы чистая вода с минимальной дозой минеральных веществ. Только три источника отвечали этому требованию – Ладога, Телецкое озеро на Алтае и Байкал.

В 1958 году на месте будущего Байкальска появились первые строители, а чуть позже развернулись работы на Селенге, где и началось сооружение целлюлозно-картонного комбината.

Год за годом, десятилетие за десятилетием разворачивается борьба писателя за родную Сибирь, за Байкал и главным оружием в этой борьбе для Распутина служит публицистика. Этот жанр позволяет Распутину добиться быстрого отзыва, мгновенной реакции. Писатель напоминает о том, что романы пишутся долго и как бы хорошо они ни были написаны, как бы горячо не защищали, скажем, природу, природа на момент выхода романа в свет может измениться до неузнаваемости: «Это заставляет писателя-гражданина отложить «вечное» перо и взяться за то, которым водят неотложные нужды нынешнего дня. Терапевтическое, долговременное воздействие литературы на человеческую душу как постепенное ее воспитание может, к несчастью, опоздать. Таким образом, публицистика сегодня – это не цеховое занятие, а долг каждого неравнодушного к судьбе своей родины писателя. Самое время требует публицистики».

И в то же время Распутин трезво оценивает возможности публицистики: «Когда скорые на руку по отношению к сложившемуся укладу жизни хозяйственники, поспешно расписав в своих кабинетах российскую деревню на «перспективную» и «неперспективную», принялись с невиданной горячностью, достойной других забот, уничтожать «неперспективную», художественное слово, будь сейчас живы даже великие его мастера – Гоголь, Тургенев, Толстой, Бунин, – не в состоянии было бы остановить подобную деятельность. К сожалению, не остановила ее и публицистика…»

Распутин с японской переводчицей. 1980-ые годы (Фото Бориса Дмитриева)

К началу 1980-х годов плоды промышленного освоения байкальского побережья становились все более очевидны общественности, которую представляли известные ученые, писатели (О. В. Волков, Г. И. Галазий, О. К. Гусев, Ф. Н. Таурин, В. А. Чивилихин, М. А. Шолохов, А. Л. Яншин и др.). В середине 1960-х не удалось предотвратить строительство Байкальского целлюлозно-бумажного и Селингинского целлюлозно-картонного комбината. Дискуссия по проблеме сохранения мирового наследия продолжалась Принятые в 1960-1970-е годы постановления Совета министров СССР природоохранного характера (таких документов было три), запрет на сплав и вырубку прибрежных байкальских лесов притупили на время остроту дискуссии. Однако грязное пятно промышленных стоков БЦБК на поверхности озера разрасталось, нормы очистки нарушались, шло усыхание тайги.

В результате многочисленных публицистических выступлений, В. Г. Распутину в 1980-х годах удалось оказать определенное влияние на ситуацию. Было принято правительственное постановление «О мерах по обеспечению охраны и рационального использования природных ресурсов бассейна озера Байкал». Однако этого оказалось мало для спасения Байкала, и писатель продолжил свою борьбу.

В «Известиях» за 17 февраля 1986 года появилась статья Распутина «Байкал у нас один», написанная в разгар борьбы за чистоту озера и свидетельствующая об активной позиции писателя. Он рассказывает о своей безрезультатной встрече с министром лесной, целлюлозно-бумажной и деревообрабатывающей промышленности М. И. Бусыгиным и его заместителями.

«Что имеем… Байкальский пролог без эпилога» – третья распутинская статья в сборнике «Слово в защиту Байкала» (впервые опубликованная в «Правде» за 11 мая 1987 года) – уже более спокойное, аналитическое рассуждение о недавних событиях. В ней примечательны наблюдения о том, какими методами действуют покорители природы, наделенные властью, и понимание того, что общество раскололось на «реактивное» и «остаточное» (Н. С. Тендитник) мышление, и каждое утверждает собственное понимание цивилизации.

К концу 1980-х появилось ощущение, что пагубный ход вещей все-таки можно остановить. Началась подготовка нового, четвертого, постановления по охране Байкала. В. Г. Распутин входит в созданную для этого комиссию, участвует в разработке предложений, выступает на собраниях партийно-хозяйственных активов Бурятии и Иркутской области.

Была надежда, что намечаемая правительством комплексная программа по сохранению лесов и вод Байкала позволит озеру вздохнуть легче, были и сомнения – министерства по-прежнему не исполняли своих обещаний, а сроки перепрофилирования БЦБК отодвигались на следующую пятилетку. Все завершилось тем, что четвертое постановление по Байкалу в апреле 1987 года появилось. Среди главных мер – ликвидация БЦБК к 1993 году, перенос производства в Усть-Илимск, введение на Селенгинском комбинате замкнутого цикла водопользования. Для контроля за выполнением этого постановления была создана межведомственная комиссия, поработав в которой В. Г. Распутин понял: «Настроя на серьезную работу нет… Министры на заседания комиссии вместо себя посылают замов, «все та же раскачка, раскачка, раскачка, выжидающая, не изменится ли обстановка, чтобы, не дай Бог, не перестараться» (Н. С. Тендитник).

«Мы все на этой земле, при любых должностях и званиях, временны. Вечна Родина. Вот из чего должен исходить истинный патриот» (Распутин В. Г. Патриотизм – это не право, а обязанность), – заключает писатель, пытаясь урезонить своих оппонентов.

Всю хронологию «байкальской эпопеи» В. Г. Распутина можно проследить по книге «Слово в защиту Байкала. Материалы дискуссии», выпущенной в Иркутске в 1987 году и включившей в себя три выступления писателя.

Подготавливается еще один «природопереворачивающий проект» – переброски северных рек на юг. В. Г. Распутин с самого начала с теми, кто не приемлет его и выступает с осуждением в прессе. На VII съезде писателей СССР В. Г. Распутин открыто заявляет свой протест по поводу поворота рек и существования БЦБК. Это было официальное обращение от имени группы русских писателей к Политбюро и М. С. Горбачеву, генеральному секретарю ЦК КПСС. Имя В. Г. Распутина, по словам Б. Лапина (писателя и составителя сборника «Слово в защиту Байкала. Материалы дискуссии»), заслонившего собой Байкал в самый ответственный, переломный момент битвы, становится знаменем защитников природы.

С конца 80-х годов В. Распутин активно работает как очеркист и публицист. Появляются его размышления о «Слове о полку Игореве», о Сергии Радонежском, статьи о творчестве В. Шукшина и А. Вампилова. Этот период жизни Валентина Григорьевича Распутина тесно связан с общественной деятельностью, направленной на решение экологических, нравственных, литературных проблем современности. В это время он был избран депутатом Верховного Совета СССР, являлся членом Президентского Совета.

Судьба БЦБК в течение последующих двух десятилетий решалась неоднократно. Комбинат планировали закрывать, перепрофилировать, не раз возбуждались судебные иски. Наконец, премьер-министр В. В. Путин в сентябре 2009 года принял решение о возобновлении работы комбината, загрязняющего озеро Байкал, подписав распоряжение № 1 от 13 февраля 2010 года, по которому отравлять Байкал стало возможно безо всяких ограничений и соблюдения экологических норм. После этого БЦБК начал работу в тестовом режиме. 13 февраля 2010 года в Иркутске состоялась первая массовая акция в защиту Байкала, которая ознаменовала начало протестной кампании по всей России. На защиту озера вышли более двух тысяч человек – жители Иркутска и Иркутской области, экологи, общественные деятели, члены КПРФ, «Яблока», «Солидарности».

В. Г. Распутин написал возмущенное заявление: «…и двадцать лет назад, и сегодня я был и остаюсь противником целлюлозных комбинатов на Байкале, судьбу рабочих нужно решать исходя из судьбы Байкала, а не интересов олигархов. Байкал был дарован Создателем вовсе не для полоскания грязных отходов какого бы то ни было производства».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Встреча с Г.В. Медведевой состоялась.

12 ноября  в Литературном музее состоялась  встреча с Г.В. Афанасьевой-Медведевой (Иркутск).

Предлагаю  фотоотчет от Любови Карнауховой, комментарии в альбоме от автора. 

 

ВСТРЕЧА с Г.В. Афанасьевой –Медведевой

Несколько лет назад я увидела книгу, название которой  привлекло меня: «Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири».   В самом названии почудилось что-то родное… И предчувствие не обмануло — на первой же наугад открытой странице я увидела фотографию с кежмарями. Стала просматривать книгу, и с удивлением и волнением узнавала все новые лица земляков, улицы Кежмы, Паново, других сел нашего района.

Так началось мое заочное знакомство с Галиной Витальевной Медведевой, которую я разыскала по Интернету и позвонила ей. И с первых же минут общения возникло ощущение, что ты давно знаком с этим человеком.

И это ощущение оказалось неслучайным. Галина Витальевна Медведева (литературный псевдоним Афанасьева-Медведева) тоже ангарка — родилась в Братске Иркутской области. Окончила филологический факультет Иркутского  пединститута, доктор филологических наук. Автор книг, статей, очерков, посвященных народной культуре Сибири. Главным в своей деятельности Галина Витальевна считает работу с народным словом. Ею подготовлен «Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири» в 20-ти томах, из которых изданы первые двенадцать томов. Этот труд высоко оценил Валентин Распутин: «Словарь этот именно свод, энциклопедия, житие и сказание сибирских окраин, которые Г.В. Афанасьева-Медведева объединила в Байкальскую Сибирь. Славное, достойное нашего поколения, житие и вдохновенное, из уст этого жития, многоголосное сказание. И богатырский подвиг Галины Афанасьевой-Медведевой, подобного которому после Х1Х века, кажется, не бывало. А по мере трудничества, по объёмам и размаху старательства на «золотоносных» сибирских землях, вероятно, и сравнить не с чем».

Конечно, когда стало известно, что  Галина Витальевна со съемочной группой  приедет в Красноярск, мы не могли не организовать ее встречу с землячеством, которая и состоялась12 ноября в Литературном музее.

На встречу, помимо ангарцев, были приглашены консультант  Управления общественных связей Губернатора края  Е.В. Нельзина, специалист по нематериальному наследию С.В. Калинина (ГЦНТ), ученые-диалектологи Г.Г. Белоусова, О.В. Фельде (СФУ), А. Гришаков, режиссер Э. Астраханцева, телевидение СФУ, группа «Живая старина» и др.

Встреча началась с презентации Кежемского землячества: как  и почему возникла традиция земляческих встреч, о Прощании с родиной, о  нематериальном наследии ангарцев-кежмарей (память, диалект, песни, характер…), о проекте «Ангарский словарь» (2012-2013)… О важности сохранения памяти о родине говорил и А.Ф. Карнаухов: «…угроза исчезновения села вызывает в нас естественное стремление запечатлеть его облик во всей полноте, сохранить для потомков…».

О значении малой родины немало сказано нашим великим сибиряком, ангарцем, чья малая родина также покоится на дне рукотворного моря, В. Распутиным: «Малая родина дает нам гораздо больше, чем мы в состоянии осознать… …малая родина — это …и человеческие взаимоотношения, уклад жизни и традиции… язык… Язык  вмещает  в  себя все: и характер народный, и опыт, и историю, и философию, и верования, и чаяния, и тяготы в долгом пути».

Языки являются самым сильным инструментом сохранения и развития  материального и духовного наследия. Не случайно 17 ноября 1999 года ЮНЕСКО учредила Международный день родного языка (отмечается с февраля 2000 года).  Родной язык — это одновременно и культура, и образ мыслей. Многообразие языков является огромным достоянием человеческого наследия.

Отличительной чертой ангарской культуры (русской старожильческой культуры) является ангарский говор, ангарская песня.
Много для сохранения ангарского говора было сделано учеными Красноярского пединститута, начиная с 1960-х. Об этом говорила на встрече Галина Григорьевна Белоусова, кандидат филологических наук, отдавшая изучению ангарского говора четверть века.

Сегодня наш язык, как и песня, является для нас приметой родины. О том, что у ангарцев сохраняется своя культура, свидетельствуют диалектологические исследования студентов СФУ (научный руководитель: Ольга Викторовна Фельде), побывавших в Кежемском и Богучанском районах в 2012-3013 годы.

Вот один из отзывов участницы проекта «Ангарский словарь», размещенный в соцсети: «Я не ожидала, что буду настолько впечатлена нашим визитом, ангарцы — это  действительно совершенно другой мир!.. У них такая мелодичная, певучая речь, совершенно не похожая по интонации на нашу, красноярскую – я заслушалась) … Очень интересно было слушать забавные истории про охоту, рыбалку…

Когда начался наш «концерт по заявкам», я была потрясена тем эффектом, который произвело на меня живое исполнение старинных русских песен, хотелось слушать и слушать до бесконечности, просто замереть и слушать. И плакать.

Про застолье – это вообще отдельная история) Какая это чудесная, уютная атмосфера, как все было безумно вкусно! Вот оно – истинное русское гостеприимство и хлебосольность, это просто замечательно)

Но как бы они не пытались улыбаться, нельзя было не почувствовать, какую боль они испытывают до сих пор, утратив навсегда свою родину…Это ужасно…».

Галина Витальевна Медведева  изучает ангарский диалект  много лет, объездила весь Кежемский район, знает и помнит многих ангарцев-кежмарей. Она рассказала о том, как создавался Словарь, об информантах из Кежемского района, об особенностях ангарцев, ответила на вопросы присутствующих.

Песни «Живой старины» на этой встрече звучали особенно проникновенно, возможно, от того, что ребятам подпевали ангарцы. Было исполнено несколько песен, в том числе похоронная, вечерочная,  походячая. С огромным интересом мы выслушали длинную песню-балладу, ощущая живительную силу слова.

Игорь Горев, руководитель группы, сказал немало добрых слов об Екатерине Яковлевне Брюхановой, которая была для ребят из «Старины» настоящим наставником. Старинные песни, которым она их обучила,  удивляли фольклористов из Новосибирска, Иркутска, Москвы… Запомнилось ее выражение: «За вас – пленных, и за нас – военных!».

С ангарской байкой выступила Ирина Егоровна Панова. Удивительна готовность и желание ангарцев поговорить на родном языке! Нужно было видеть, как они отвечали на вопросы Галины Витальевны, вспоминая ангарские слова и выражения!

Конечно, на встрече прозвучали песни Николая Попова, посвященные родине. Снова выступили наши землячки из Заимки и Алешкино с ангарскими и лирическими песнями. Думается, все это произвело большое впечатление на Галину Витальевну, продолжившую общение с ангарцами и на следующий день (ею были записаны воспоминания Нины Васильевны Поповой и Евдокии Кузьмовны Туровой).

Очень важно, что в последние годы появились фильмы о нашем районе: «ПРОЩАЙ, АНГАРА!» А. Гришакова (Красноярск, 2010), «ГИДРОГРАФ – Я СТЕКОЛЬНЫЙ» и «ОСЬКИНЫ» Е. Родченковой (Богучаны, 2010), «АНГАРА» П. Фаттахутдинова (Екатеринбург, 2010), «РЕКА ЖИЗНИ» С. Мирошниченко (Москва, 2011), «НА ДНЕ» (2011) и «А И  СИНЕЕ МОРЕ СКОЛЫБАЛОСЯ»  К. Хорошавиной (Архангельск, 2012),     «КЕЖМАРИ» (2004) и «ЕФИМОВА ПРАВДА» В. Вараксиной (Красноярск, 2012), «ПОСЛЕДНЯЯ РЫБАЛКА ТАМАРЫ» Э. Астраханцевой (2012). Большинство этих фильмов отмечено призами различных конкурсов, а фильм «Кежмари» дважды прошел на федеральном канале (2004, 2005).

Встреча пронеслась на одном дыхании, и оценить ее можно словами одной землячки: «Как будто в Кежме побывала…». Более высокой оценки трудно представить.

 

Л.Л. Карнаухова,

председатель Совета Кежемского землячества 

«Ему удалось стать тенью«
Автор нескольких работ о Ленине, российский филолог, философ Михаил Эпштейн – о том, что осталось от Ленина нематериального

Журнал Огонёк   № 43 (5152) от 01.11.2010   

— Есть памятники, Мавзолей, названия улиц. А что осталось от Ленина на символическом уровне, на интеллектуальном? Если посмотреть на него отстраненно, что он сегодня такое?  
— У меня осталось чувство загадки. Ленин — огромный икс нашей истории. Некое неразрешенное, или неразрешимое уравнение. Я, как и все советские, воспитывался на Ленине, впитывал его с молоком матери. Сегодня понимаешь, что кудрявый Ленин на октябрятских значках, этот ангелоподобный мальчик, которому нужно подражать во всем, – все еще остается в сумеречной зоне нашего коллективного бессознательного. Это — как портрет дедушки в прихожей: ты о нем можешь не думать, но его образ лепит тебя изнутри. Мы все сделаны Лениным. Потому что никого главнее не было. Мама-папа, дедушки-бабушки — это были местные божества, а он был всеобщим. Он нас создал, а кто он – мы теперь не знаем (значит, не знаем и себя).  Когда-то знали: «великий вождь, человечнейший человек».  Но того Ленина, который был на знамени и значках, уже нет. В то же время в живописного злодея, монстра, как Сталин или Гитлер, он тоже не превратился. Он остался каким-то джокером, постмодерным персонажем, которого и деконструировать трудно —  потому что прежде его еще надо сконструировать. Он предстает теперь как зияние, огромная прореха, в которую обрушилась империя. И весь 20 век. Если Россия – подсознание Запада, то Ленин – посознание России. Иван Грозный, Петр 1, цари Александры и Николаи, Распутин, Сталин уже вошли в наше сознание, но Ленин скрылся, ушел в подполье, в глухую несознанку. И в этом смысле, как огромное вместилище бессознательного,  Ленин сомасштабен России. Недаром его труп по-прежнему в ее центре, а кто он, почему он там лежит,  что это за Дисней-морг такой на Красной площади, уже мало кто знает.
— А Сталин почему не загадка?
— Сталин, при всем его демонизме, прост. Он модернистский, кафкианский персонаж. Сюрреалистический. Он понятен: жажда власти, восточный деспот, наследие монархии, цель оправдывает средства, и так далее. В Ленине циник и идеалист удивительным образом уравновешены. Их нельзя разделить. Я пытался разгадать его загадку, читая его письма родным. И ничего не понял. Нулевой градус письма. Пишет, как пионер из пионерского лагеря бабушке. Купался, загорал, солнце светит, много друзей. Точка. Вот это конспирация! – абсолютная прозрачность. Гляди, трогай – он есть, но его нет. Я пытался понять Ленина, читая о нем уже в постсоветские годы. Какие-то разоблачения, воспоминания оппонентов. Но и это не помогло. Я по-прежнему представляю Ленина таким, каким представлял его в детстве-юности. Притом, что все идеологические наслоения отпадают, голый человеческий костяк остается тем же. Сквозит пустотой. И открывшиеся факты ничего не добавляют, а только усиливают чувство загадки. Тому всемирному гению, вооруженному передовым учением, сподручнее было произвести революцию, чем вот этому прозаичнейшему джентльмену без свойств, без обаяния, без красок, серому, как тот октябрьский денек.  Только какие-то случайные проблески. Помню, как появился портрет Ленина в журнале Новый мир, кажется, еще при Твардовском – этот интровертный портрет раньше не тиражировали. На этом снимке он глядит прямо в тебя, у него глубокий взгляд очень умного преступника. Преступника, знающего и сознающего, что он взял на себя, даже мудрого в этом знании. Человека, который все о себе понимает и все равно стоит на своем.    
— То, что писали о Ленине в 1990-е, это и была, по-видимому, попытка нащупать что-то живое. Например, о его романе с Инессой Арманд, или о еврейских корнях. Болезнь в 1922-24 гг, которая была следствием того, что, как писали, он все понял. Солженицын пытался его оживить, показать обывателем, но, кажется, уперся в ту же проблему: там мало человеческого. Может быть, ошибка в том, что мы Ленина человеческими мерками меряем, а он был такой вот логической машиной, человеком идеи?   
— С одной стороны, да, машина — но в то же время очень страстная машина, машина человекоубийственных страстей. Если читать его работы, даже Материализм и эмпириокритицизм — вроде бы, философский трактат, – то и там он постоянно рычит на своих оппонентов, честит их почти непотребными словами. В основе его натуры лежит огромное раздражение, которое можно проследить до «карамазовского» истока. Если пролилась где-то слезинка труженика, то за это надо задушить все правящие классы, всех буржуев, дворянчиков и попов, не говоря уже о Самом, о Боге. В письме М. Горькому Ленин пишет, что «всякий боженька есть труположство — будь это самый чистенький, идеальный, не искомый, а построяемый боженька, все равно» (13 или 14 ноября 1913). У меня была на эту тему статья – Эдипов комплекс советской цивилизации, о смысле превращения Бога в боженьку. Это значит: превратить отца в ребенка. И одновременно объявить его трупом. В основе лежит желание уничтожить отца и занять его место. Это можно назвать волей к власти… Ленин вообще —  место конвергенции основных учений 19 – начала 20 веков, марксизма, ницшеанства и фрейдизма, но эдипов комплекс первенствует – по отношению к Богу, к царю. Идея свержения верховной власти и овладение Матерью-землей – отсюда и материализм, вера в то, что первична природа, притом что к настоящей природе он был равнодушен. Ганецкий, кажется, вспоминает о том, как они с Лениным пошли на прогулку в горы и когда взошли на какой-то перевал, открылся сияющий вид, Ленин, оглядевшись, сказал только: Ох, и гадят нам меньшевики. Никакого живого чувства к природе у этого материалиста не было, а тем не менее – вот он, культ материи. Почему? Для «воинствующего материалиста», каким называл тебя Ленин, первичность матери-природы – это лишь первый ход в отторожении ее от  Отца. А второй и главный ход – самому овладетъ ею, вторгаться в ее лоно, попирая для вящего удовольствия трупик ее бывшего супруга, бессильного боженьки. Большевики признавали первенство материи лишь для того, чтобы самим молодо, хищно, по-сыновьи ею овладеть. Симптоматично, что  в Материализме и эмпириокритицизме все положительные категории даны в женском роде — материя, действительность, природа,  объективность, истина, наука, практика, а отрицательные – в мужском: Бог, дух,  символ, иероглиф.
— Анализ языка его статей, трудов – может быть, это может помочь его понять? Он, кстати, по-вашему, хороший публицист?
— Читать все это неимоверно скучно. Ни малейшего, опять же, человеческого слова —  сплошь условная политическая манера, предсказуемая демагогия, никаких прорывов. Сталинский язык, конечно, еще более автоматизирован, чем ленинский.  Что такое есть ленинизм? – Ленинизм есть во-первых Во-вторых, товарищи,  ленинизм есть Это уже совсем замороженный, заторможенный марксизм. А у Ленина еще сохраняется речевой пыл, какой-то захлеб. Но этот захлеб политического лая, который вызван все тем же раздражением. Во всем — чувство смертельной обиды оттого, что кто-то еще не знает азбучной истины, хотя она давно уже открылась марксизму: Уже сто лет как известно, уже давно пройдено разжевано. А все равно не понимают. И, конечно, эти непонимающие – недоумки, дураки, подлецы, преступники. Остается их только расстрелять. Этим недоучкам противостоит  только сам Ленин и его последователи. А остальной мир – всякие авенариусы, махи, богдановы, канты, каутские — недоумки. Мир населен врагами, и это его заводит. Он находится в состоянии вражды и матерщинного  презрения к миру. Вообще, между матерщиной и материализмом есть взаимосвязь. Мат ведь говорит: е твою мать — это я  имел твою мать, это я хозяин материи, сожитель Природы. Не ты, не он, не отец небесный – а я! В этом же и смысл материализма — что не Бог сотворил материю, а мы, сыны, освобождаем материю от рабства у Бога-отца и кладем ее под себя. Кровосмесители с природой: ее дети и ее же обладатели. У Ленина это материалистически-матерщинное начало прослеживается на уровне стиля. Язык у него гибкий,  брызжущий, с большим слюноотделением, но при этом шершавый, и вообще журналист он средний руки – упертый автор передовиц.  
— Вы говорите, что интеллектуальное наследие Ленина неощутимо. Но оно и сегодня присутствует в языке власти, которая не признает существования оппонентов, конкуренции, другого мнения. По-ленински заранее рассматривает оппонентов и критиков как пустое место, не замечает их.     
— Да, причем это общее у Ленина с Марксом: они гораздо более раскаляются против  близких, союзников, чем против прямых врагов. Если вспомнить Коммунистический манифест, то полемика с буржуазными взглядами там занимает не так уж много места. Главное — полемика с другими разновидностями социализма – прусским, мелкобуржуазным, утопическим…  Классовый враг уже повержен, его как бы сама История прикончит – а вот со своими надо разобраться. И для Маркса, и для Ленина в борьбе за лидерство важнее низвергнуть «почти» своих: меньшевиков, ликвидаторов, отзовистов. Выделиться на фоне таких же, как я. Такие люди, как Ленин, не умеют любить. Они могут ненавидеть, но лучше всего они умеют ревновать. Ненависть направлена на врагов, а ревность на тех, кто любит иначе. Иначе социалистичен, иначе коммунистичен. И это чувство ревности съедает любовь и преобладает над всем.

Вообще загадок у Ленина много. Он, с одной стороны, банален: ну да, хотел, чтобы люди были счастливы – и считал, что лучше других знает, как это сделать. Своеволен, но кто из нас в душе не таков? В общем, человек понятный, прямой. Не византийский. И при этом – невероятные, колоссальные последствия его действий. Как такие обычные причины сходятся с такими судьбоносными для мира последствиями – загадка.
— Получается, что советская пропаганда, которая любила подчеркивать ленинскую простоту, не лгала?  
— Получается, что так.  Наивно, но очень точно выразил это Есенин: Застенчивый, простой и милый,  он вроде сфинкса предо мной. Я не пойму, какою силой сумел потрясть он шар земной. Насчет застенчивый и милый – это, конечно,  глупости, а вот насчет сфинкса и «какою силой?» — это точно.    
— Огромное ленинское наследие, 55 томов собрания сочинений – что там интересного сегодня можно найти?  
— Интересны противоречия. Мало кто обращал на это внимание. Вот Ленин пишет в 1916 году текст Военная программа пролетарской революции: Разоружение – это идеал социализма. В социалистическом обществе не будет войны» (Полн. собр. соч., 5 изд., т. 30, с. 152). Однако несколькими днями раньше, в статье О лозунге разоружения он пишет с равной уверенностью: Победив в одной стране, социализм ни в коем случае не будет исключать войну вообще – наоборот, он предполагает войну. Это в одном томе, на соседних страницах. Еще в одном месте он пишет: Мы — не пацифисты, мы — враги империалистических войн. Мы всегда считали абсурдным, чтобы революционный пролетариат отказывался от революционных войн, которые могут оказаться неизбежными, необходимыми в интересах социализма. Как понять его мировоззрение по вопросу о войне? С одной стороны, хороший мир и плохая война, с другой – хорошая война  и плохой мир. Хороший мир называется миролюбие, разоружение и ему противостоит империалистическая война. А хорошая война называется революционной, и ей противостоит плохое  примиренчество, пацифизм. А вы говорите — железная логика. У Ленина вовсе не логика, а идео-логика, логика, подчиненная идеологии. Это сознание, которое вмещает в себя противоположные утверждения, чтобы, с одной стороны, нападать на милитаристов, а с другой на пацифистов, и тех и других подминать под себя. Ленин называл это диалектикой. Макиавелли отдыхает.
— Что из Ленина сегодня можно использовать? Какая-то польза от Ленина все-таки есть?  
—  Польза от Ленина – минусовая: найти его в себе и по капле выдавить из себя. Это трудно: я помню, что, будучи студентом и уже антисоветчиком, я раздражался на всякие анекдоты о Ленине. Мне казалось неподобающим говорить  о таком человеке в юмористическом жанре. Ты можешь быть за или против, но карнавализировать эту фигуру нельзя, нехорошо. И теперешняя глухота вокруг Ленина, когда сошла советская власть, показательна: он вакуум, призрак, из которого вышел и куда обратно испарился коммунизм. Ленин в общем-то остался не у дел. О нем вроде и сказать нечего (как и о Горбачеве, кстати). Вроде и не царь (в отличие от Сталина), и не мятежник (в отличие от Разина), а непонятно кто, нет для него категории. Мутная личность смутного времени. Никто его особенно не клеймит, никто за него особенно не хватается, все бури — вокруг Сталина. Империя нам сейчас понятнее, чем революция. Мне кажется, что когда мы дозреем до осознания Ленина в самих себе, в своей истории, когда Ленин заинтересует нас больше, чем Сталин, – вот  тогда мы, как страна, как общество, сможем двинуться дальше. Ленин –это наш внутренний мертвяк. Он уже не живой, как в советское время, но еще и не похоронен.  Нужно раскопать в себе Ленина и похоронить в прошлом, в истории революции, в судьбе гигантских страстей. То, что Ленина сегодня никто в упор не видит и не рассматривает,  — это говорит о том, что мы еще у него в плену. Поэтому его внешние отражения –памятники, названия улиц, мемориальные доски — никого не задевают. Представьте, например, реакцию на памятник Сталину в центре Октябрьской площади. Или Дзержинского – на Лубянке. А памятники Ленину – стоят, как какие-то черные дыры, параллельные миры. Никто их не замечает.  Они принадлежат нашей среде обитания, они знаково не отмечены, это фон, это тускло выкрашенный  забор, которым обнесено место будущего строительства (еще неизвестно чего). Кому интересно смотреть на забор? И к Мавзолею, который остается географическим и символическим центром страны, — у нас нет к нему никакого отношения. Он вне интерпретации. Это значит, что в большом времени мы еще живем под Лениным. Уже после Сталина, но еще при Ленине. Он продлился, уйдя в безыдейное, бесстильное подполье. Став менее заметным, он сохраняет могущественное присутствие вокруг нас в виде тени. Как тень, он органически вписался в постсоветское пространство. У нас не только теневая экономика, теневой бизнес, но и теневой национальный лидер. Когда Ленин выйдет из этой тени, предстанет, как самая роковая из наших фигур – когда не книги Радзинского о Николае Первом, Распутине и Сталине, а книга о Ленине станет шоком,  бестселлером,  —  это будет знаком выздоровления, возрождения. Может быть, к столетию Октября дозреем.

— Солженицыну этого не удалось сделать в Красном колесе?
— Солженицын, мне кажется, сильно нас опередил. Для него Ленин, во всей его бессмертной пошлости, был самой значимой фигурой 20 в.  Солженицын  себя мерил по Ленину, пытаясь стать его антиподом, сделать нечто равновеликое ему по масштабу, но с противоположным знаком Но мы удалились от этой солженицынской точки зрения, проспали ее. Утерян тот масштаб, в котором только и можно воспринимать и Ленина, и Солженицына, и саму эту великую дуэльную пару. Нам Ленина еще надо вспомнить. Ленин – это будущее нашей памяти.

 
Беседовал Андрей Архангельский     

Век живи — век люби

Тому, кто не имеет ее, самостоятельность кажется настолько привлекательной и увлекательной штукой, что он отдаст за нее что угодно. Саню буквально поразило это слово, когда он всмотрелся в него. Не вчитался, не вдумался, там и вдумываться особенно не во что, а именно всмотрелся и увидел. «Самостоятельность» — самому стоять на ногах в жизни, без подпорок и подсказок — вот что это значит. Иногда для важного решения не хватает пустяка; так произошло и на этот раз: как только Саня увидел, что такое самостоятельность, он словно бы встал на свое собственное, ему принадлежащее место, где ему предстояло сделаться самостоятельным, встал так уверенно и удобно, что никаких сомнений но могло быть, его ли это место, и решил: все, хватит. Хватит ходить по указке, поступать по подсказке, верить сказке… Пятнадцать лет человеку, а для папы с мамой все ребенок, и никогда это не кончится, если не заявить раз и навсегда: сам. Сам с усам. Я — это я, это мне принадлежит, в конце концов мне за себя в жизни ответ держать, а не вам. Конечно, он не собирался переходить границы, в этом не было необходимости, но границы собирался пораздвинуть. И удивительно: стоило Сане принять решение, ему сразу же повезло. Еще в начале лета папа с мамой никуда не собирались, но, вернувшись из спортивного лагеря, где Саня провел июнь, он вдруг узнал, что они уезжают. Они летят в Ленинград, там садятся со своими знакомыми в машину, едут в Прибалтику, затем в Калининград, затем в Брест, куда-то еще и возвращаются только в конце августа, чтобы собрать Саню в школу. «А ты побудешь у бабушки», — сказала мама. Папа вздохнул. Август у бабушки на Байкале — золотой месяц: ягоды, грибы, рыбалка, купанье, и папа, будь на то его воля, не раздумывая, поменялся бы с Саней местами. Только Саня, разумеется, отказался бы меняться — и не потому, что ему не хотелось побывать в Прибалтике и увидеть Брест, хотелось, и особенно в Брест, но он предпочитал быть там, где нет папы с мамой, которые и в Бресте умудрились бы затолкать его в окоп или в траншею и не позволили бы высовываться, чтобы, не дай бог, не схлопотать выпущенную сорок лет назад пулю. Если у родителей один ребенок, они, судя по всему, сами впадают в детство, продолжая играть с ним, как с куклой, до тех пор, пока он не откупится собственным родительским вкладом. Сане было неловко за своих родителей и жалко их, когда он видел, что, говоря нормальным и ровным языком с его товарищами, они тут же с ним переходили на язык или неумеренного заискивания, или неумеренной строгости, то и другое делая как бы вслепую, не видя его, а лишь подозревая, что он должен тут быть, говоря не столько для него, сколько для себя, чтобы доказать что-то друг другу. Он так и научился относиться к их словам, когда они были вместе: это не для него, это они для себя. Однако каждый из них в отдельности мог с ним разговаривать и серьезно. Особенно это относилось к папе, и в нем же особенно заметно было, как неловко ему перед сыном за их общий разговор с мамой вместе, но наступал следующий раз, подходило время следующего разговора, и снова все повторялось сначала. «Как маленькие, честное слово, как маленькие», — в тон им размышлял Саня, досадуя и понимая, что его родители в этом отношении не хуже и не лучше, чем другие, и что человек в слабостях своих на всю жизнь остается ребенком.

На Байкале, куда Саня приехал к бабушке, везение продолжилось. Прошло три дня — и вдруг бабушке приносят телеграмму: срочно выезжай, Вера в больнице, дети одни. Тетя Вера, мамина сестра, жила в городе Нижнеангарске на северном Байкале, и вот, стало быть, серьезно заболела, а муж ее — геолог, до него в тайге не достучаться. Бабушка заахала, потерялась: и здесь парнишка на ее руках, и там неизвестно что. Санины родители в это время гуляли по Ленинграду или катили в Таллин, все сошлось лучше некуда для Сани, и он заявил: останусь один. Выручила тетя Галя, бабушкина соседка, она согласилась не только кормить бабушкиных поросят, но и доглядывать за ее внуком, а на ночь брать его в свою избу. Бабушка уехала, а тетя Галя и думать забыла про Саню. Про поросят она, правда, помнила, и этого было достаточно.

Саня зажил как кум королю. Он полюбил ходить в магазин, варить себе немудреную еду, справлять мелкую работу по дому, без которой не обойтись, полюбил даже пропалывать грядки в огороде, чего раньше терпеть не мог, и сделал одно важное открытие: в своей собственной жизни он выдвинулся поперед всего, что окружало его и с чем он прежде постоянно вынужден был находиться рядом. Ничего, казалось бы, не изменилось, внешне все оставалось на своих местах и в своем обычном порядке… кроме одного: он получил удивительную способность оглянуться на этот мир и на этот порядок с расстояния, мог войти в него, но мог из него и выйти. Люди только на чужой взгляд остаются в общем ряду, каждый из них в отдельности, на свой взгляд, выходит вперед, иначе жизнь не имеет смысла. Многое для Сани находилось тут еще в тумане, но ощущение того, что он вышел вперед, было отчетливое и радостное, как ощущение высоты, когда открываются дали. Больше всего Саню поражало, что к этому ощущению и к этому открытию он пришел благодаря такому, казалось бы, пустяку, как взявшаяся в нем откуда-то необходимость возиться с грядками — самой неприятной работы. Это было и не желание, и не понуждение, а что-то иное: поднялся утром, и при мысли, как лучше собрать предстоящий день воедино, едва ли не раньше всего остального приходит на ум напоминание о грядках, которое точь-в-точь сходится с твоей собственной потребностью движения и дела, подобно тому, как вспоминаешь о воде лишь тогда, когда появляется жажда.

Ночевать одному в старой избе, в которой постоянно что-то скрипело и вздыхало, поначалу было невесело, но Саня справлялся со страхом своим способом — он читал перед сном «Вечера на хуторе близ Диканьки». Книжка была читаная-перечитаная, истрепанная до последней степени, что еще больше заставляло сердце замирать от рассказанных в ней жутких историй, которые в новой книжке можно принять за выдумку, а в старой нет, в старой поневоле поверишь, но после них, после этих историй в книге, вознесенных в своей красоте и жути до самого неба, с подголосками из самой преисподней, сил и страхов на свои заугольные и застенные шорохи уже не оставалось, и Саня засыпал. В его представлении призраки и нечистая сила, которые были там, в книге, почему-то не соединялись с теми, которые могли быть здесь, словно не желая признавать теперешнюю исхудавшую и обесславленную породу за свое будущее, и Саня, откладывая книгу, лишь с жалостью и недоумением думал о всем том, чего он порывался бояться, с жалостью не к себе, а к ним: вот ведь какую имели власть и до чего докатились!.. А потом привык. Привык различать дальние, как стоны, сигналы пароходов в море, шум ветра, который набирается за день и гудит в стенах ночью, тяжкий скрип старых лиственниц во дворе и глухой, могучий гуд от Байкала, который в темноте зовет и не может дозваться какую-то свою потерю.

Так Саня прожил неделю, потихоньку гордясь собой, своей самостоятельностью и хозяйственностью, и беспокоясь лишь о том, чтобы не нагрянула бабушка, от которой не было никаких известий. У бабушки на стене в горнице висел отрывной календарь; Саня снимал с него листочки и складывал их на тумбочке рядом с толстой бабушкиной горкой своим отдельным порядком, видя в этом какой-то неуясненный, но значительный смысл.

В пятницу после обеда пришел Митяй. Он не знал, что Саня живет один, но видел его за день до того в магазине, поэтому рассчитывал застать здесь Саниного отца. К нему Митяй и шел за помощью и теперь, растерянный и расстроенный, сидел на табуретке у входной двери и внимательно и невидяще смотрел, как Саня иголкой нанизывает на двойную нитку разрезанные подберёзовики. Он смотрел долго, с усилием морща лицо и переживая, чтобы кусочки грибов на прогнувшейся длинной нитке не задевали о пол, затем спросил:

— Сушишь?

— Сушу.

— Молодец.

Не похвала подействовала на Саню, нет, он знал, что она ничего не стоит и сказана не от сердца, ему просто жалко стало Митяя, вспомнив, как жалел его в таких случаях и заступался за него перед мамой и бабушкой папа, когда Митяй вот так же приходил, садился и ждал.

— Дядя Митяй, вам, наверно, три рубля надо. Я могу дать, у меня есть.

Митяй, всматриваясь в Саню возрождающимся взглядом, пуще прежнего поморщился и ответствовал:

— Ты корову теткой не зовешь?

— Зачем?

— То-то и оно… зачем?.. Митяй — кличка, как у быка. Кто ж кличку дядькает? Зови, как все, Митяй, чего там… Не подавлюсь.

— А вообще-то как тебя зовут? — Саня не решился сказать «вас». Но они и вправду знакомы были давно, и «ты» у Сани по-свойски проскакивало и раньше.

— Митяй. Так и зовут. Хошь — спроси у моей мамаши, она умерла сто лет назад.

И это было знакомо Сане, и об этом говорил папа, замечая, что, когда Митяю неловко за себя, его «заносит» в обратную сторону. Как, впрочем, и многих, о чем Саня мог судить по себе. «Он не от обезьяны выродился, а от дьявола, — сурово сказала бабушка, когда Саня попытался однажды объяснить ей теорию происхождения человека. — Ежли бы от обезьяны, он бы помалкивал, не позорил себя. А ему, вишь, чем хужей, тем милей. Это от него, от нечистого».

Саня достал из тумбочки, где у него хранились деньги, три рубля одной бумажкой и подал Митяю. Тот, как-то особенно строго взглянув на Саню, взял и вместо благодарности сказал:

— Дурак твой отец. Ягода пошла, а он укатил. Ягоды нонче — от и до.

Эх, слышал бы это папа, слышал бы… У него и там, в достославных Риге, Калининграде и Бресте, стоном застонала бы душа, просясь обратно, — до того любил он и ждал весь год эту ягодную пору, ухитряясь каждое лето приурочивать свой отпуск именно на нее, на эту пору. Он и нынче угадывал на нее и сколько, поди, старался, сколько волновался и бился, чтоб не раньше и не позже, а вот не пришлось. Слышал бы он это «от и до», означающее на языке Митяя богатство редкое, полное, выпадающее раз в пять, а то и десять лет. Митяй зря говорить не будет, уж что-что, а такое за ним не водится, он, напротив, как все местные жители, боящиеся сглазу, готов скорее преуменьшить, чем преувеличить. Значит, на славу уродила тайга. И бабушка, уезжая, вздыхала: «Люди говорят, сыпом ноне насыпано ягоды, а я и на горку на свою не сбегаю. Плакала моя ягодка».

На ягоде папа с Митяем и сошлись. Уже много лет они ходили вместе, умудряясь даже в неурожайные годы что-нибудь да набрать. Если не бруснику, то голубицу; если не смородину, то жимолость; если не малину, то чернику. Ездили однажды поздней осенью и за облепихой, но ехать надо было далеко, в чужую тайгу, они попали под снег и вернулись ни с чем. Своей же ягоды, из своей тайги, кроме редких, совсем уж пустых лет, обычно бывало вдоволь. Бабушка не успевала варить ее и толочь, Саня не успевал бегать в магазин за сахаром. К зиме широкие, в два ряда полки в кладовке у бабушки были сплошь заставлены банками, где на наклеенных бумажках Саниным почерком крупно было написано, где кислица и где малина, где толченье и где варенье. Половина этих банок переправлялась затем в город и съедалась под гостеванье и бытованье, половина оставалась у бабушки, да много ли бабушке одной надо, и доживала до весны и до лета, когда, снова собравшись вместе, наваливались на ягоду всей семьей — только подавай!

Мама была отсюда, из этого поселка, выросла здесь, а папа городской, но именно он постоянно тянул ее сюда, а мама если и ехала, так нехотя, без удовольствия, лишь бы не обидеть бабушку.

И дружба папы с Митяем не нравилась маме. Митяй когда-то «сидел», кроме того, он «пил» — были, были у него особого рода меты, которые отпугивают благочинных людей. Он и не скрывал их, а чувствуя неприязнь к себе Саниной мамы, любил, когда его «заносило», рассказывать при ней тюремные истории или пьяные свои похождения, по которым выходило, что за два года в неволе он зарезал там не менее двадцати человек, а не позже чем вчера ограбил на берегу возле столовой пятерых туристов. Митяй уж больно преувеличивал, нажимая при этом на лагерный жаргон, и мама, конечно, верила не всему, но кое к чему относилась всерьез, считая, что для того и рассказываются небылицы, чтобы скрыть правду, заинтересованную в том, чтобы ее скрывали. Что же касается теперешних похождений Митяя, мама не могла не знать, что, осужденный в свое время за пьяную драку, Митяй с тех пор больше смерти боится всякого мужицкого шума и старается отойти в сторонку, едва лишь он назревает. Папа, защищая Митяя, в споре с мамой начинал горячиться, а потому мало что мог сказать, он повторял лишь раз за разом, что даже в самом скотском виде Митяй остается человеком и ведет себя как человек, не то что некоторые трезвенники. Бабушка, не любившая споров и тоже боявшаяся их, как Митяй драк, примирительно вздыхала: «Он мужик-то не дурной, нет, только из круга выбился». Вот это «из круга выбился» почему-то больше всего и возбуждало в Сане интерес к Митяю. Есть, значит, люди в круге и есть за кругом — и что же, не может или не хочет он вернуться обратно в круг?

Митяй не спрятал Санину трешку, вертел ее в руках, раздумывая, очевидно, что пообещать, какой назначить себе и Сане срок, чтобы вернуть деньги. И неожиданно пожаловался:

— Я, Санек, уж три ведра ягоды задолжал народу. Завтра надо топать.

Это означало, что он занимал деньги под ягоду. Тем он и отличался, то и ставил ему всегда папа в заслугу, что Митяй не попрошайничал, как некоторые в поселке, которые знали одно: любым способом взять, выманить, выпросить — нет, Митяй сразу назначал, когда и чем он может вернуть долг, и, за редкими исключениями, возвращал потом в точности, а исключения эти заключались в том, что в назначенный срок Митяй, пьяный или трезвый, приходил и говорил: сегодня, хоть режь меня, не могу, а смогу тогда-то.

Он вертел в руках трешку и вел какие-то уж очень сложные подсчеты, но, ничего утешительного, по-видимому, не вычислив, вдруг предложил:

— А хошь — пойдем завтра со мной заместо отца. Ягода есть — я бегал, смотрел. Промнешься, чем дома сидеть.

И когда Саня, удивленный и обрадованный, согласился без раздумий, Митяй посмотрел на него внимательней и строже, словно только теперь дотянув тяжелым своим умом, что перед ним совсем еще не тертый в тайге, да и нигде не тертый, домашний городской парнишка. Саня заметил его неуверенность.

— Да ты что, Митяй, ты думаешь, не дойду, что ли? Я хожу нормально, ты не бойся.

— Не дойдешь, там останешься, — сердито буркнул Митяй и спрятал трешку в карман. — Только это… с ночевой пойдем, запас бери. Одежонку, главно, потеплей бери на ночь.

Саня ахнул и невольно приостановился, когда, спустившись с горы и вывернув из-за послед-него дома, увидел он утром на площадке, где притормаживал поезд, огромную толпу народа. В серых и вялых утренних сумерках, когда не свет, не темь, толпа действительно казалась огромной — много больше, чем живет в поселке, и люди с трех сторон все подходили и подходили. В четвертой стороне, на воде, один за другим взревывали оглушительно моторы, и лодки с пригнувшимися и настороженными, как на гонках, фигурами устремлялись вдоль берега вправо. То, что ждали поезда, держались группами и тоже были почему-то насторожены и малоразговорчивы.

В этом незнакомом по большей части и недружелюбном многолюдье Саня не сразу отыскал Митяя. Сегодня это был совсем другой человек, чем вчера. С хитровато и уверенно поблескивающими глазами, с плутоватой улыбкой на широком и поздоровевшем за ночь лице Митяй сидел на рельсе и, по-монгольски подогнув под себя короткие ноги в сапогах, задирал стоящего перед ним и в чем-то перед ним виноватого, хмурого и растрепанного с головы до пят, помятого мужика, рассказывая тому что-то, что тот не помнил и не хотел помнить. Хмуро отнекиваясь, мужик с надеждой смотрел в сторону вокзала, откуда должен был появиться поезд. Когда Саня подошел и поздоровался, он тут же, воспользовавшись случаем, отодвинулся от Митяя, и — за спины, за спины…

— Куда?! — весело закричал ему вслед Митяй. — Ну, Голянушкин, пустая голова, я тебя в тайге разыщу, ты от меня не спрячешься.

Саня оглянулся: почему пустая голова? — но мужика уже и след простыл. А оглянулся Саня потому, что у Митяя на голове была шапка, старая и матерчатая, выцветшая до столь скорбной окраски, что ее нельзя уже и назвать, но как-то удивительно подходящая для Митяя, для всего его ладного в это утро и подогнанного вида. Все по отдельности было некстати — шапка, голубенькая майка под темным пиджаком с подвернутыми рукавами, широкие, как шаровары, и светлые от частой стирки брюки, заправленные в разношенные, намазанные дегтем сапоги — и все вместе казалось именно тем, что и должно быть на человеке, который отправляется в лес не на прогулку. То ли благодаря лицу, то ли фигуре, то ли чему еще. Саня знал уже, что есть такие счастливые люди, на которых любая нескладина сидит так, что позавидуешь, но у Митяя было что-то иное, у него этот лад шел словно бы от какого-то согласия с собой, когда человеку все равно, что надеть, лишь бы было удобно, и потому все надетое вынуждено выглядеть ловко и хорошо.

Митяй увидел за спиной у Сани рюкзак с высовывающимся краем ведра и спросил:

— А горбовик отцов где?

— Он большой сильно.

— Из большого не выпадет. Зря ты. Он, главно, легкий, по спине. Ладно, полезли, не зевай.

Подходил поезд, и Митяй, нацеливаясь, где лучше встать, сделал несколько шагов по ходу и придержал возле себя за рюкзак Саню. Как раз напротив них оказалась раскрытая дверца вагона, Митяй быстро и сильно втолкнул в нее Саню, прыгнул сам, и, пока давились в дверях, они сидели уже за столиком у окна. Довольный первой удачей, Митяй весело посматривал в окно на толкотню, подергиваясь и порываясь в особенно интересные моменты что-то крикнуть и все-таки удерживаясь. И опять Саня подивился той перемене, которая произошла с ним со вчерашнего дня, будто и не Митяй с ним был, а его двойник, всегда веселый и беззаботный. Впрочем, Саня еще раньше начал подозревать, что у каждого человека должен существовать где-то в мире двойник, чтобы по результатам двух одинаковых по виду и противоположных по своей сути людей кто-то единый мог решать, что ему делать дальше.

— Ну, орда, ну, орда! — громко и вызывающе-счастливо крикнул Митяй, когда поезд двинулся и их сдавили на той и другой скамьях так, что не пошевелиться. — Держись, тайга!

— Что-то уж сильно много, — озираясь, осторожно заметил Саня, у которого испуг от многолюдья все еще не прошел. — Неужели они все за ягодой?

— Ягоды хватит, когда бы по-людски ее брать. Только это орда. Она не столь соберет, сколь потопчет. Счас пёром попрет. — Митяй вытягивал шею, кого-то высматривая. — Ничё, Санек, мы им не попутчики, они скоро вывалят. Это все на обыденок, а мы ягодники сурьезные. Мы туда пойдем, где ихая нога не ступала.

Поезд шел медленно и неровно, подергивая старый скрипящий вагон, выслуживший пять сроков, какого на сквозных линиях давно не встретишь. И только здесь они все еще служат, удивляя заезжего человека грубым, на теперешний взгляд, затрапезным видом: тяжелые деревянные полки; маленькие и подслеповатые, как в зимовье, окна в рамах, узкие проходы с торчащими углами и в избытке оставленные на память, вырезанные на стенах, окнах, дверях и полках имена и пожелания жаждущих вечности путников.

Да это и не было тем, что принято называть поездом, а скорее грузовой состав, к которому прицеплялось для пассажиров когда три, когда четыре вагона, а зимой так хватало и одного. Рано утром устаревшее сборное чудо-юдо уходило из поселка и поздно вечером возвращалось, толкая в вагонах, выгородках и открытых платформах уголь и бензин, сборные деревянные дома и ящики с водкой, металлические конструкции и печенье-конфеты-галеты, огромные и красивые, сияющие яркой краской заграничные машины и отечественные походные электростанции. Весь этот груз в поселке перегружался на корабли и по Байкалу доставлялся потом на северную стройку.

Прежде тут проходила знаменитая Транссибирская магистраль. Из Иркутска она шла левым берегом Ангары и здесь этим берегом Байкала устремлялась дальше на восток. На знаменитой Транссибирской магистрали Кругобайкальская железная дорога была еще более знаменитой — по трудности прокладки и эксплуатации пути, а главное — по красоте и по тому особенному и необыденному духу, который и в работе, и в дороге может дать только Байкал. Теперь едут, чтобы доехать, а прежде ехали, чтобы еще и посмотреть, и вот в таком путешествии (теперь и слово-то «путешествие» кажется столь же устаревшим, как, например, «фаэтон») эти места были самое главное, самое желанно-жданное и самое памятное. Поезд останавливался не ради себя, а ради пассажиров на удобном и красивом береговом километре, и расписания так составлялись, чтобы он мог постоять, а люди могли поплескать друг другу в лицо байкальской водичкой, поохать и поахать над всем тем, что есть вокруг, и ехать потом дальше с затаенной мечтой увидеть и почувствовать все это снова. На станции Байкал в истоке Ангары продавался в деревянных рядах омуль соленый, копченый, вяленый, жареный, с душком, с лагушком, шла бойкая и беспрерывная жизнь со свистками и гудками, с объявлениями по радио и криками на перроне — и куда все это подевалось?!

«Как в другой жизни было», — говорила бабушка, но говорила без печали, точно о молодости, которая в надлежащем порядке была и прошла.

Эта прежняя жизнь оборвалась по обыкновенной теперь уже причине: стали строить Иркутскую ГЭС, и потому железную дорогу с берега Ангары, который затоплялся новым водохранили-щем, потребовалось переносить выше. От Иркутска ее спрямили, выведя без зигзагов сразу в самую южную точку Байкала — на станцию Култук, а эта часть дороги от Култука до Байкала осталась таким образом не у дел и уперлась в тупик. Одну рельсовую нитку сняли, другую на всякий случай оставили. Разъезды и полустанки опустели, люди выехали из поселков, которые за десятки лет стали им родными, бросив и огороды и дома. Только на станциях, бывших когда-то немаленькими и существовавших не одной лишь дорогой, теплилась еще жизнь; там, впрочем, старики и дотягивали.

Но то, что не разобрали вторые пути, теперь, когда загремел БАМ, оказалось кстати, и хотя поезд делал по-прежнему за день один круг, рано утром уходя и поздно вечером возвращаясь, шел он обратно тяжелей и был длиннее. Ягодников это расписание как нельзя более устраивало, чтобы доехать до нужного места, загрузиться, насколько позволит удача, а иной раз и под завязку за долгий летний день, и тем же ехалом в тот же день домой. А места здесь — не было бы счастья, да несчастье помогло, став малодоступными для горожан, все еще могли считаться богатыми. Проникал, конечно, и сюда по-родственному и по-приятельски горожанин, да не так, как по новой дороге, где он, как саранча, выгрызал все от черемши до кедровых орехов подчистую. Если бы не горбовики, в вагоне с этим народом было бы, пожалуй, даже просторно. С горбовиком, на который навьючены еще и одежда, и котелки, человек занимает в два раза больше пространства. Но, глядя на ягодников, Саня жалел уже, что не взял папин горбовик — из гнутой фанеры, легкий и удобный для таски, с которым можно падать, можно проваливаться в ямы: ягода останется в целости и сохранности. Он бы и взял его, да, примеряя вчера, обнаружил, что лямки ему великоваты. Но лямки, наверное, можно было укоротить, Митяй бы помог. Санин новый зеленый рюкзак с выпирающим ведром выглядел среди этой дружной и ладной оснащенности уж очень нелепо — будто парень собрался не в тайгу, а на базар.

— Станция Березай! Кому надо, — вылезай! — крикнул от ближней двери картавый и нездоровый голос. Митяй, заглядывая в окно, пояснил:

— Восьмидесятый. Счас будет полегче.

Километраж здесь сохранился прежний: когда-то досюда насчитывалось восемьдесят километров от Иркутска.

Поезд начал тормозить, и горбовики зашевелились, закачались, потом, отбивая в купейные боковины остающихся, поплыли к выходу, куда их втягивало, как в воронку, и с силой выносило на простор, разметывая на стороны, где они обретали наконец хозяев, окликающих друг друга и собирающихся опять своими группами. Вышло едва не половина народу, и в вагоне действительно стало полегче. Видно было, когда поезд тронулся, как вышедшие длинной очередью, выстроив-шись друг за другом, уходили в распадок мимо покинутых домов, сквозящих в окнах пустотой и холодом.

Отсюда, из окна вагона, картина эта поразила Саню. День поднимался пасмурный, серый, тайга еще не согрелась от света, и люди, удаляющиеся в темный распадок мимо нежилых домов, как мимо чужих гробов, казались уходящими туда в поисках своего собственного вечного пристанища и несущими в этих странных посудинах итоги своей жизни. Что там ягода?! Ягода так, для отвода глаз. И пока не скрылся из виду распадок, у Сани было полное и яркое ощущение того, что он смотрит изнутри на старое место захоронения, и над домами, точно над могилами, где-то там, по другую сторону, стоят, как и положено, памятники.

Папа, читая однажды книгу, вслух произнес оттуда фразу: «смертный ужас рождения». «Как, как?» — переспросила мама. Папа повторил. «Что за глупость?» — растерянно сказала мама, на что папа не сразу и задумчиво произнес: «Не такая уж, однако, и глупость. Тут есть что-то такое, что нам не положено знать. Тут, может, это случайно сказано, но за этой случайностью — бездна». Он отложил книгу и в еще большей задумчивости, неестественным, странно удаленным голосом продолжал: «Нам чудится, что мы живем, а нас, может, давно похоронили, но мы ничего не помним. Мы суетимся тут, хлещемся… Как перевертыши. И не понимаем, что нас нет, что это кто-то собрал наши грехи и страсти, чтобы посмотреть, какими мы были». Мама испугалась: «Перестань, не говори хоть при Сане свои глупости. Он же запомнит». Папа посмотрел на Саню и улыбнулся: «И правда глупости. Живи, Саня, так, будто ты только здесь и родился».

Но мама была права: Саня запомнил, и папина фраза из книжки прозвучала сейчас на остановке голосом того неизвестного, кто ее впервые сказал.

Раз за разом пошли тоннели, которыми славится дорога, недлинные и чистые, с красиво отделанными порталами; на освободившейся от вторых путей обочине стояли в тоннелях копны с сеном, в опущенное окно наносило горьковатой сыростью, мелькали белые наросты на стенах, извивающиеся полосами и похожие на сосуды в утробе, поднимался и нарастал, самооглушаясь, шум поезда, сильнее скрипел и болтался вагон, но странно: сумрак тоннелей нравился Сане, он начинал возбуждать в нём какое-то особое, глубинное чутье и не успевал — снова вырывались в широкий и светлый, небесный сумрак дня и снова ненадолго наддавал поезд. Саня не бывал здесь и смотрел во все глаза. За тоннелями в опасных местах тянулись оградительные от камнепада стенки, ровно и аккуратно, будто вчера только, выложенные; на одной из них торчал огромный, как танк, валун. Невозможно было представить, как удалось ему запрыгнуть на стенку и удержаться на ней, будто это и имел он целью: встать, словно памятник на постаменте, в виду исполинской скалы в подтверждение того, что стена здесь стоит не напрасно.

Пялясь на дорогу, Саня и не заметил, когда к ним подсел пожилой, много старше Митяя, мужик с белым не по-здешнему и дряблым лицом, но по напорам, по уверенности в себе здешний. Сначала он услышал голос Митяя:

— А я тебя гляжу, гляжу… Уж думал, остался… Или проспал.

— Под самый конец залез. Едва протолкался, — ответил кто-то незнакомый, и тут Саня обернулся к ним от окна. Мужик в выпущенной поверх штанов толстой байковой рубахе сидел рядом с Митяом и, готовясь к еде, выуживал из раскрытого горбовика помидоры.

— Чаю утром не успел попить. Парень, что, с нами идет? — не глядя на Саню, спросил он.

— С нами.

— Ты не говорил.

— Ну и что? Когда бы я сказал?

— Да ладно, я сам в пристяжке. Дождь вот не снарядился бы, дождем пахнет.

Саня насторожился: он тоже не знал, что они с Митяем идут не вдвоем. С третьим в тайге, конечно, надежней и веселей, но отчего-то неприятно было, что он узнал о нем только сейчас.

На 94-м километре, где остановки не полагалось, но машинистов, своих мужиков, уговорили притормозить еще, быть может, вчера, посыпались вниз с задраенными горбовиками, как сбрасываемые части какого-то одного разобранного огромного существа. Так показалось Сане. Машинисты, поторапливая, подергивали состав, и люди, устанавливаясь на земле на ногах, смеялись и грозили в голову состава кулаками. В вагоне осталось всего несколько человек, но они были снаряжены не для тайги и ехали в райцентр. Митяй, обойдя вагон, повеселел и, вернувшись на свое место, задиристо сказал:

— Ты только, дядя Володя, не каркай. Дождя не должно быть. Правильно я говорю, Санек?

Они втроем сошли на 102-м, и Митяй, дурачась, замахал рукой: трогай, больше нам тут никто не нужен.

— Пошто, говоришь, они все там остались, а мы сюда? А по то, Санек, что там ходьба легкая. Час, ну, чуть боле враскачку — и на месте. А тут покуль дойдешь, надо три раза ноги, как коней, менять, да сколь потов сойдет. Усек? — Митяй, обращаясь к Сане, говорил это и дяде Володе, который тоже шел здесь впервые, предупреждая их таким образом о трудной дороге.

Бессчетное число раз переходили они речку с берега на берег, поднимаясь встречь ей по распадку, то прыгая по камням, то перебираясь по упавшим поперек лесинам, то вброд, а то перешагивая в узких глубоких горловинах, в которых клокотала темная вода. Тропа на белых, как высушенных, камнях терялась, не оставалось, сколько ни всматривался Саня, никакой мало-мальской приметы, но Митяй словно бы видел ее поверху и точно выходил на ее продолжение. Они шли то по крутому откосу, где больше сил тратилось, чтобы, упираясь, не скатиться вниз, чем передвигаться вперед, то по такому узкому прижиму рядом со скалой, на котором не только не разминуться вдвоем, но и одному было тесно, так что приходилось заплетать ноги, чтобы шагать в линию; то по высокой, выше человеческого роста, траве в заболоченных низинах. Но затем тропа, давая отдохнуть, забирала в лес, становилась сухой и широкой, шагу ничего не мешало, и идти по ней было одно удовольствие.

Тайга стояла тихая и смурная; уже и проснувшись, вступив в день, она, казалось, безвольно дремала в ожидании каких-то перемен. Про небо в густой белой мути нельзя было сказать, низко оно или высоко, из него словно вынули плоть, и осталась одна бездонная глухая пустота. Солнце сквозь нее не проникало, не было и ветра — тяжелые, раздобревшие за лето деревья стояли недвижно и прямо, охваченные истомой, и только над речкой, повинуясь движению и шуму воды, подрагивали на березках и кустах листья. Время от времени вспархивали птицы, однажды, шагая, они вспугнули с тропы выводок рябчиков, но и он снялся и улетел спокойней обычного, чтобы не нарушать общей тишины.

Чем дальше уходили они, тем больше становилось кедрача и тем чаще задирал Саня голову, высматривая шишки. Их было много, и висели они — как сидели в густой темной хвое, пузато заваливаясь на сторону в поисках опоры. А после того как Митяй, идущий впереди, поднял с тропы несколько потревоженных кедровкой, Саня стал сигать едва не под каждое дерево и тоже нашел одну шишку, наполовину вышелушенную, и две вместе на общем отростке, сорванные ветром и нисколько не пострадавшие. Как тут было утерпеть, чтобы не похвастаться! Саня побежал к Митяю, тот, не убирая шага, кивнул:

— Орех нонче есть. От и до. Но и кедровка, подлюка, уж полетела. — И добавил неодобрительно: — Ты шибко-то не прыгай. Скоро нам ног мало будет, на карачках поползем.

Это «скоро» началось после того, как, отдохнув и поев без чая, они оставили речку и взяли от нее влево. До этого все время тянулся подъем, то положе, то круче, он и теперь продолжался, но они пошли наискось горе и шли, обманывая ее, поначалу легко. Кедрач и ельник остались внизу, начался осинник с высокой и уже полегшей травой, закрывшей с обеих сторон тропу так, что ее нащупывали только ноги. Потом и осинник поредел, все снова пошло вперемешку — кедры, сосны, березы, ели, а гора, которую они старательно обходили, словно перехитрив их, развернулась и встала перед ними в рост. Они полезли.

Митяй по-прежнему шагал первым, и только он один знал, что ждет их впереди. Лес все больше и больше редел, освобождая небо, — казалось, вот-вот они заберутся наконец на вершину, откуда начнется крутой спуск: оттого и открылось небо. Дядя Володя дышал тяжело, с подсвистом. Саня не решался обходить его, они шли все в том же порядке, как вышли, но Саня с дядей Володей теперь уже далеко отстали от Митяя, вздернутый горбовик которого, закрыв голову, двигался словно бы самостоятельно, на собственных ногах и не знал устали.

Крутизна действительно поубавилась, в лицо дохнуло свежестью… Саня шел с опущенной головой, глядя себе под ноги, и едва не натолкнулся на горбовик дяди Володи. За ним, развернувшись, стоял Митяй и ожидающе улыбался.

— Ты что это?.. Ты куда нас? — испуганно озираясь, спрашивал дядя Володя.

— Перекур! — объявил Митяй и сел на первое поваленное дерево, как-то без удовольствия, мрачно довольный тем, что он может им показать. — Дальше по-пластунски.

Саня не верил глазам своим: только что шли по живому, как всегда, на перевале аккуратному, весело и чисто стоящему лесу и вдруг… Отсюда, где они остановились, и докуда-то дотуда впереди, где это кончалось, огромной и неизвестно сколько длинной полосой вправо и влево все было снесено какой-то адской, чудовищной силой. Деревья, наваленные друг на друга, высоко вверх задирали вывороченные вместе с землей гнезда корней, топорщились сучьями с необлетевшей еще желтой хвоей, валялись обломками, треснувшими вдоль и поперек. Таких завалов Саня и представить себе не мог. То, что не выворотило с корнями, — больше всего это были ели и кедры, — обломало, оставив уродливо высокие и расщепленные пни, стоящие в причудливом и словно бы не случайном порядке. Только кое-где уцелел подрост, и его зеленая хвоя и зеленые листья, уже осмелевшие и продирающиеся вверх, казались среди этого общего и чересчур наглядного поражения неуместной игрой в продолжающуюся жизнь.

— Что это?.. Что тут было? — едва опомнившись, спросил Саня.

— Смерч, — сказал Митяй.

— Какой смерч?

— Такой, с Байкала. Больше неоткуль. Я сам впервой такую разруху вижу. В прошлом году с отцом твоим по ягоду так же пошли — все нормально. А осенью я по орех… Может, главно, первый и увидел. Ты пойди погляди, до чего ровно с этой стороны обрезал. Как отмерено.

Саня прошел и посмотрел: граница между повалом и живым, стоящим лесом действительно была на удивление ровной, хотя и с зазубринами, куда бросало с обреченной полосы деревья.

— Этак и убить могло, — угрюмо заметил дядя Володя, исподлобья озирая поверженное лесное воинство.

Митяй засмеялся, Сане послышалось — не без злости:

— Могло? Да тут не могло не пришибить, когда бы ты на ту пору тут оказался. Не гадал бы счас.

— Я дома сижу. Это ты по лесам шастаешь, — не остался в долгу дядя Володя.

— А новичков-то и хлещет. Их-то, главно, и караулит. Из-за их-то и происходит. Ишь, сколь тайги из-за одного такого погубило.

— Из-за кого? — вскинулся дядя Володя. — Что ты мелешь?!

— Откуль я знаю, из-за кого. Я тут не был.

— Ну и не болтай зря. Хозяин тайги сыскался! Как это вы все не любите новичков — что Николай Иванович, что Леха, что ты… Будто свой огород… захочу — пущу, не захочу — заверну.

Митяй усмехнулся.

— Ты меня с ими не равняй, — подумав, примирительно сказал он. — Я бы такой был, как ты говоришь, я бы тебя с собой не взял. И парня бы вот не позвал. Про Леху ты тоже зря: слыхал звон, да не понял, где он. Леха — аккуратный мужик, он порядок любит. А кажного в тайгу пускать — это на разор только, ее и так разорили.

— Я рядом с тобой живу — почему я каждый?

— Я не про тебя, дядя Володя, не про тебя, — вроде бы и искренне и еще более примирительно ответил Митяй, но даже Саня почувствовал в его голосе нетвердость и пустоту: что-то Митяй недоговаривал.

И вот через эту полосу шириной не более километра они продирались часа полтора. Прежде Митяй уже пытался чистить здесь ход, он и сейчас шел с топором, часто останавливаясь и обрубая сучья, отбрасывая их да сторону, и все равно идти было тяжело. Они то подлезали под стволы снизу, задевая и корябая горбовиками, то и дело осаживая назад и неуклюже заваливаясь, то забирались наверх и двигались по стволам, как по перекрещенным и запутанным мосткам, перебираясь со ствола на ствол, чтобы хоть несколько шагов, да вперед. Шли замысловатыми зигзагами — куда можно было идти. Дядя Володя стонал и ругался, пот лил с него ручьями. Большой зеленый узел, оказавшийся плащ-палаткой, с его горбовика сдернуло — ее подобрал Саня, который и без того замучился со своим поминутно сползающим с плеч рюкзаком. Спохватившись и увидев свою поклажу в руках у Сани, дядя Володя лишь бессильно кивнул головой: неси, пока не вышли, так и быть.

Но когда выбрались они наконец из завала и, пройдя еще минут пятнадцать по чистой тропке, поднялись на вершину, обрывисто стесанную слева и соступающую вправо каменистым серпантином, когда неожиданно ударил им в глаза открывшийся с двух сторон необъятный простор в темной мерцающей зелени, победно споривший в этот час с белесой пустотой неба, — за все, за все они были вознаграждены. Среди огромных валунов, заросших брусничником, важно и родовито, не имея нужды тянуться вверх, стояли — не стояли, а парили в воздухе — могучие и раскидистые сосны, как и должно им быть царственными и могучими в виду многих и многих немеренных километров вольной земли. Здесь был предел, трон — дальше и внизу, волнисто воздымаясь к дымчатому горизонту и переливаясь то более светлыми, то более темными пятнами, словно бы соскальзывая и упираясь, широким распахом стояла в таинственном внимании державная поклонная тайга.

Митяй, сняв горбовик, весело и громко возгласил:

— Ну вот, дядя Володя, а ты говорил! Зачем ты неправду говорил?!

Дядя Володя, тяжело, с кряхтеньем усаживаясь на камень, не отозвался.

— Вот это да-а! — ахнул Саня, подошедший последним.

— От и до, Санек, а?! — крикнул ему Митяй. — Запоминай — во сне потом будет сниться!

Где-то рядом, сердито заявляя свои права на эту округу, засвистел бурундук. Митяй засмеялся:

— Да уйдем, уйдем, парень. Посидим и уйдем. Что ж ты, дурак такой, и меня не помнишь?

«Не может быть, — не однажды размышлял Саня, — чтобы человек вступал в каждый свой новый день вслепую, не зная, что с ним произойдет, и проживая его лишь по решению своей собственной воли, каждую минуту выбирающей, что делать и куда пойти. Не похоже это на человека. Не существует ли в нем вся жизнь от начала и до конца изначально и не существует ли в нем память, которая и помогает ему вспомнить, что делать. Быть может, одни этой памятью пользуются, а другие нет или идут наперекор ей, но всякая жизнь — это воспоминание вложенного в человека от рождения пути. Иначе какой смысл пускать его в мир? Столь совершенного, совершенству которого Саня начинал удивляться все больше и больше, все больше упираясь в этом удивлении в какую-то близкую и ясную непостижимость; столь законченного в своих формах и способностях и столь возвышенного среди всего остального мира — и вдруг, как перекати-поле, на открытую дорогу — куда ветром понесет? Не может быть! К чему тогда эти долгие и замечате-льные старания в нем? Столько сделать внутри и оставить его без пути? Это было бы чересчур нелепо и глупо».

Сане казалось, что таким именно он это место и видел, как можно видеть предстоящий день, стоит только сильней обычного напрячь память. Не совпадали лишь кой-какие детали. Вернее, он не заставил себя рассмотреть их в подробностях, увидев главное и решив, что этого достаточно. Через пять минут, после того как подошли к шалашу, Саня уже не сомневался, что он бывал здесь. Конечно, он не бывал в действительности, но он словно бы, не свернув с тропы, как лежащего перед ним пунктира, пришел туда, куда должен был прийти, и застал то, что должен был здесь застать. Но застал и увидел в полной картине, а не в голых представлениях, во всех красках и полной, не имеющей нигде больше подобия, жизни.

Славное это было место: на сухом взгорке среди елей и кедров. Под защитой огромного, густо и широко разросшегося кедра и стоял шалаш, крытый корой и ветками и устланный от земли старым лапником и травой. Рядом чернело кострище, аккуратно и по-хозяйски обустроенное и обложенное камнями, с наготовленным таганком и свисающими с него закопченными березовыми рогульками для котлов, а чуть поодаль со стороны речки высоко упавшую лесину сверху затесали и приспособили под стол. И чисто, обжито было здесь: ни бумаги, ни банок, ни склянок — порядок, заведенный человеком, поддерживала и тайга. Сухие сучья, накиданные ветром, словно приготовлены были для растопки, чтобы не искать ее человеку, и загорелись сразу. Митяй, распоряжавшийся весело и нетерпеливо, сгонял Саню за водой, и, пока дядя Володя нарезал хлеб, пока доставали каждый с излишней готовностью принесенную еду и раскладывали ее в ряд на длинном и узком постолье, пока то да сё — чай был готов. Пили его после трудной дороги всласть и, попив, разморились, осоловели от сытости, от густо и недвижно стоящего воздуха и усыпляющего бульканья воды в речке — потянуло отдохнуть. Позевывая, Митяй позволил:

— Ладно, полчаса на отлежку — само то. Только чтоб ни одна нога не хрумкала. Успеем, наломаемся.

Он лег подле затихавшего костра, подложив под голову шапку и подстелив под себя телогрейку, которая зимовала и летовала у него здесь не один уже год и превратилась в подобие телогрейки, не потерявшее все же, по-видимому, способности греть и мягчить. Дядя Володя ушел в шалаш и скоро засопел там, а Саня сидел у лесины, где пили чай, на камне и, расслабившись, безвольно и дремотно, смотря и не видя, слушая и не слыша, открылся для всего, для всего, что было вокруг: для широкой заболоченной низины за речкой, сплошь заросшей голубичником и размеченной корявыми березками; для низкого неба, начинающего постепенно натекать какой-то мутной плотью; для приглушенных и зыбких звуков, доносящихся, как неверное эхо, из глубины переполненного тишиной мира. И все это вливалось, входило, вносилось нароком и ненароком в забывшегося в сладкой истоме парня, все это искало в нем объединяюще-продолжительного, в иную, не человеческую меру участия и правильного расположения — все это заворожило и обморило его до того, что захотелось застыть здесь как истукану и никуда не двигаться.

Было душно; по щеке неподвижно лежащего на боку с закрытыми глазами Митяя струился пот, его пила большая сизая муха, то отбегая, то снова припадая бархатной членистой головкой к натекающей влаге и не давая ей скатиться за шею. Эта муха в конце концов разбудила Митяя, он сел, встряхнулся, отер рукавом пиджака пот и осмотрелся.

— Кончай ночевать, мужики, — негромко сказал он, позевывая и внимательней всматриваясь в небо. — Выпросил ты все ж таки дождя, дядя Володя, выпросил. Надо успеть до него.

А через минуту уже опять весело и напористо распоряжался:

— Давай, давай, Санек, пошевеливайся. Чтоб, главно, полведра сегодня у тебя стучало. Ого, ты гляди, дядя Володя-то у нас!.. Держись, ягода! — Он увидел, как дядя Володя, подстегнув на ремень котелок, встал на изготовку с совком в руке. — А давай на спор, дядя Володя, что я без совка больше твоего нахвостаю. Давай? Боишься? Чего ее совком драть, когда ягода такая?! Ты ее рукой в леготочку натрясешь. И ягода будет чистая — хоть на базар. Совком только лист обрывать, ты вполовину с листом ее домой попрешь.

Дядя Володя, не отвечая, первым двинулся к речке.

— Почали, Санек, почали, — возбужденно повторял Митяй, когда и они перешли речку и встали перед ягодником. Дядя Володя уходил слева в глубину низины, под ногами его чавкала и переливалась вода. Издав губами отрывистый, понукающий звук, Митяй наклонился над кустарником, и Саня услышал, как голо, отрывисто упали в его котелок первые ягоды, а потом, падая и падая, перешли в частый и мягкий бормоток.

Столько ягоды Саня никогда еще не видывал. И не представлял, что ее может столько быть. Он ходил раньше не раз с бабушкой за малиной, ходил в прошлом году с папой и Митяем здесь же, на Байкале, в падь Широкую за черной смородиной, то был первый его серьезный выход в тайгу, окончившийся удачно, но они брали тогда по оборышам, подчищая оставшееся после других, и хоть набрали хорошо, большого удовольствия это не доставляло. Тут же на этот раз они были первые, никто до них ягоду тут не трогал и не мял, а наросло ее на диво, в редкий год, по словам Митяя, удается такой урожай. Теперь Саня знал, что это такое — кусты ломятся от ягоды: они действительно ломились, лежали от тяжести на земле или стояли согбенно, поддерживая друг друга в непосильной ноше.

Саня раздвигал кусты и замирал от раскрывшегося потревоженного густоплодья. Дымчато-синяя, сыто и рясно подрагивающая сыпь ослепляла, вызывая и удивление, и восторг, и вину, и что-то еще, чему Саня не знал имени и что западало в душу все это вместе скрепляющим чувством — смутным и добротворным. Нагибая к себе куст, обряженный то круглыми, то продолговатыми плодами, Саня приступал к нему с игрой, которая вызвалась сама собой и нравилась ему. «Не обижайся, — наговаривал он, — что я возьму тебя… я возьму тебя, чтоб ты не пропала напрасно, чтоб не упала на землю и не сгнила, никому не дав пользы. И если я тебя не возьму, если ты не успеешь упасть на землю и сгнить, все равно тебя склюет птица или оберет зверь — так чем же хуже, если сейчас соберу тебя я? Я сберегу тебя, — Сане не хотелось признаваться, что он будет варить или толочь ягоду, это казалось варварством, — и зимой маленькая девочка по имени Катя, которая часто болеет… — И грубым, бестактным казалось называть себя — то, что он станет есть ягоду, и Саня вспоминал свою двоюродную сестру, которой и в самом деле перепадало немало варенья, так что Саня здесь не совсем лгал. -…и маленькая девочка по имени Катя… она очень любит голубицу, любит тебя, ты очень помогаешь этой девочке. Когда мы приедем домой, ты увидишь ее и поймешь, как ты нужна ей… не обижайся, пожалуйста».

Пальцы скоро научились чувствовать податливость ягоды, ее крепость и налив, и трогать ее то одним легким касанием, то осторожным нажимом, то с мягкой подкруткой, чтобы не оборвать плоть, когда ягода не хотела отставать от ростка; пальцы делали свое дело быстро и на удивление ловко, чего Саня и не подозревал в себе, словно и это пришло к нему как недалекое и желанное воспоминание. И, обминая, обласкивая каждую ягодку, подталкивая их одну за другой в ладонь и ссыпая затем в пристегнутый к ремню бидон, болтавшийся у него на животе, повторяя во множес-тве одни и те же движения, он и не замечал их однообразия, как не замечал времени, с головой уйдя в это живое и чувственное рукоделье и потерявшись совершенно в его частом и густом узоре. И когда что-то — посторонний звук или неосторожное движение — приводило его в память, он, с трудом узнавая, озирался вокруг: вот он, оказывается, где, это он, оказывается, ягоду берет, а ему чудилось… Но что ему чудилось, сказать было нельзя.

И как приятно было, не заглядывая в бидон, ощущать его все возрастающую и возрастающую тяжесть, а потом, опуская ягоду, словно бы ненароком натолкнуться рукой на его поднявшееся теплое нутро: так быстро! И идти с наполненным бидоном к шалашу, постоять подле ведра, прежде чем высыпать в него, засмотревшись на парную и живую, томно дышащую, каждая ягодка отдельно, светло-глянцевую синеву сбора. Снизу, когда Саня высыпал голубицу в ведро, она была уже отпотевшей и темной и казалась задохнувшейся. Отсюда, снизу, можно было кинуть наконец несколько ягодок в рот, обмереть на мгновение от растекшейся под языком сладости и нежно тающей плоти и, причмокивая, медленно возвращаться обратно к кустарнику, а там на десять, на пятнадцать минут и вовсе забыть про бидон, словно бы допивая начатое снадобье, все дополняя и дополняя его неоговоренную меру.

Нет, нету на свете ягоды нежней и слаще голубицы, и стойким надо быть человеком, чтобы принести ее из лесу в посудине.

Пошел дождь, но никто из них троих ничем не отозвался на него, не заторопился в шалаш, каждый еще больше заторопил руки. Митяй и Саня по-прежнему держались неподалеку друг от друга, к ним постепенно приближался из глубины болотины дядя Володя. Дождь, падая на кустарник, шумел густо и звучно; мокрую ягоду брать стало трудно, она давилась, мялась, к рукам налипали листья. Быстро темнело, и только тогда, спохватившись, Митяй прокричал отбой. Саня успел к этой поре высыпать в ведро три трехлитровых бидона, наполнив его больше чем наполовину.

В темноте и под дождем они рубили и подтаскивали дрова, наготавливая их на сырую и неспокойную ночь. Митяй ругал и себя, и дядю Володю за то, что, как маленькие, заигрались на ягоде и припозднились, но чувствовалось, что ругается он так, для порядка, довольный сам, что брали до последнего и успели немало. Гоношиться под дождем с варевом не захотели, вскипятили опять чай и, забравшись в шалаш, пили его при свете костра долго и сладостно, как можно наслаждаться им только в тайге после нелегкого и удачного, несмотря ни на что, дня.

Это была первая Санина ночь в тайге — и какая ночь! — точно взявшаяся показать ему один из своих могучих пределов. Тьма упала — хоть ножом режь, в ней не видно было ни неба за кругом костра, ни сторон, сплошным шумом шумел там дождь. Он то примолкал ненадолго, то припускал сильней, и сильней тогда начинал шипеть костер, сопротивлявшийся воде, с досадой выстреливая вверх угольками и принимающийся время от времени для острастки поддувно и сердито завывать. Но огонь горел хорошо, Митяй перед тем, как окончательно укладываться, навалил на костер, положив их рядом, две сухие лесины, которых должно было хватить надолго. Саня сидел и смотрел, как мечутся по этим лесинам маленькие древесные муравьи, как отгорает и опадает щепа, обнажая источенное ими, похожее на опилки, зернистое крошево. Когда он поднимал глаза к небу, там все так же стояла исполинская тьма, начинавшаяся сразу от земли и поднимавшаяся до неизвестно какой бесконечности. Дождь, проходящий сквозь нее, казалось, мог быть только черным, И до чего жалок, беспомощен и игрушечен, должно быть, представлялся откуда-то оттуда этот костер! Но кому, кому мог он представляться, кто, кроме сидящего подле него Сани, мог его видеть? Но не для того ли и тьма, тьма-тьмущая, чтобы можно было его видеть из таких далей, которые трудно представить? А рядом Саню — настороженного и готового ко всему, ждущего чего-то с неба ли, со стороны ли с нетерпением и уверенностью: нет, что-то должно случиться… Такая ночь не напрасно. Вот спит уже Митяй, давно похрапывает укрывшийся с головой плащ-палаткой дядя Володя — почему только ему, Сане, не хочется спать? Но не потому ли и уснули они, не потому ли их усыпили, чтобы он мог остаться один и наедине?.. Кто внушил ему, и это внушение он ощущал в себе все отчетливей, будто сразу не расслышал и только после расшифровал по оставшимся звукам сказанное, — кто внушил ему, что именно теперь и должно что-то для него открыться? Нетерпение становилось все сильней — и ближе, значит, было исполнение, точно что-то, невидимое и всесильное, склонилось и рассматривает, он ли это. Нет, не рассматривает, Саня вдруг понял, что он ошибается и рассматривать его не могут, но это что-то улавливает все его чувства, всю исходящую из него молчаливую тайную жизнь и по ней определяет, есть ли в нем и достаточно ли того, что есть, для какого-то исполнения.

Дождь опять стал примолкать, во вздымающемся воздухе ощутимо донесся запах багульника и кедровой смолы. Перевернулся с боку на бок и что-то пробормотал спросонья Митяй. И еще тише стал дождь, он висел над костром на темном фоне парящим бусом. Саня замер, приготовившись, почему-то предчувствуя, что вот сейчас… И вдруг тьма единым широким вздохом вздохнула печально, чего-то добившись, затем вздохнула еще раз. Дважды на Саню дохнуло звучанием исполински-глубокой, затаенной тоски, и почудилось ему, что невольно он отшатнулся и подался вослед этому возвеченному, невесть как донесшемуся зову — отшатнулся и тут же подался вослед, словно что-то вошло в него и что-то из него вышло, но вошло и вышло, чтобы, поменявшись местами, сообщаться затем без помехи. На несколько мгновений Саня потерял себя, не понимая и боясь понять, что произошло, приятное тепло сплошной мягкой волной разлилось по его телу, напряжение и ожидание исчезли новее, и с ощущением какой-то особенной полноты и конечной исполненности он поднялся и перешел в шалаш.

Он уснул быстро, пристроившись на свободное место между Митяем и дядей Володей, но, засыпая, услышал, как снова припустил дождь и закапало сверху сквозь ветки и корье. И вдруг проснулся — дядя Володя, перегнувшись через него, расталкивал Митяя и испуганно шептал:

— Митяй! Митяй! Поднимайся! Кто-то ходит.

— Кто ходит… Медведь, наверно, ходит, — недовольно отвечал Митяй. — Кому тут еще ходить?!

— Слышишь? Ты послушай!

Митяй, продолжая сердито ворчать, поднялся и стал подживлять костер. Затрещали посыпавшиеся в стороны искры, затем ровно загудел огонь. Когда Митяй вернулся на свое место, Саня уже спал: слова о медведе мало встревожили его — или он окончательно не проснулся, или подействовал спокойный голос Митяя.

И еще раз он услышал сквозь сон, как дядя Володя снова расталкивает Митяя, но слова его звучали где-то далеко-далеко и были плохо слышны. И там же, далеко, но с другого конца Митяй ворчливо объяснял:

— Да ты не бойся, спи. Походит и уйдет. Ему же интересно поглядеть, кто это тут, вот он и выглядывает. Больше мы ему ни про что не нужны. Если бы ты тут жил, а к тебе бы, главно, медведи без спросу приперлись, на твою территорию, — тебе что, неинтересно было бы? И ты бы так же бродил.

Больше Саню уже ничто не могло разбудить.

Его растормошил Митяй. Первое, что увидел Саня, открыв глаза, было солнце — не случайно выбравшееся из-за туч, чтобы показаться, что оно живо-здорово, а одно-единственное во все огромное чистое небо, склоненное от горы за речку и дальше, чтобы солнцу легче было выкатить-ся на простор. Возле горы лежала еще тень, слабая и начинающая подтаивать, от нее, казалось, и натекала небольшая сырость, но вся низина сияла под солнцем, и взрывчато, звездчато взблески-вали там на кустах яркими вспышками погибающие капли воды. И куда все так скоро ушло — и беспросветная, бесконечная тьма в небе, и дождь, и ночные тревоги и страхи — нельзя было представить.

Митяй успел не только вскипятить чай, но и приготовить варево, которое дружным согласием решили оставить на обед — перед тем как уходить обратно. Костер догорал, слабый дымок редкой и тонкой прядью уходил прямо вверх, куда чувствовалась общая тяга. Саня и ступал как-то необыкновенно легко и высоко, словно приходилось затрачивать усилия не для того, чтобы ступать, а чтобы удержаться на земле и не взлететь. Деревья стояли с задранными ветками, и вытянуто, в рост, прямилась трава.

Они попили чаю и посидели еще, наслаждаясь солнцем и поджидая, пока оно подберет мокроту. Митяй был весел и громок и потрунивал над дядей Володей, над его ночным бденьем. Дядя Володя по обыкновению отмалчивался, но на этот раз с видимой затаенностью и злостью. Это в конце концов почувствовал и Митяй и отстал от него. Саню же все в это яркое утро приводило в восторг — и то, как обрывались с кедра и шлепались о шалаш и о землю последние крупные капли дождя; и то, как умиротворенно и грустно, вызывая какую-то непонятную сладость в груди, затихал костер; и то, как дурманяще и терпко пахла после дождя лесная земля; как все больше и больше выбеливалась низина, куда им предстояло идти; и даже то, как неожиданно и дурноголосо, напугав их, закричала над головами кедровка.

Солнце вошло в силу, воздух нагрелся — пора было приниматься за дело. Саня заглянул в свое ведро, стоящее по-прежнему в рюкзаке под кедром, — ягода в нем заметно осела и сморилась, и все-таки больше двух бидонов, прикинул он, в ведро уже не войдет. Можно не торопиться. Но только начал он брать, только потекла сквозь пальцы первая ягода, еще больше налившаяся, отличающаяся от вчерашней тем, что произошло в эту ночь, и вобравшая в себя какую-то непростую ее силу, только окунулся он опять в ее живую и радостную россыпь — руки заработали сами собой, и удержать их было уже невозможно. Под солнцем голубица скоро посветлела и стала под цвет неба — стоило Сане на секунду поднять глаза вверх, ягода исчезала совершенно, растекалась в синеве воздуха, так что приходилось затем всматриваться, напрягать зрение, чтобы снова отыскать ее — по-прежнему рясную, крупную, отчетливо видимую.

Он и не заметил, как набрал один бидон, потом другой… Ведро было полнехонько, а он только разохотился. Обвязав сверху ведро чистой тряпицей, которую он для этой надобности и прихватил с собой, чтобы не высыпалась по дороге ягода, он неторопливо стал спускаться по тропке обратно. Митяй, не разгибая спины, рывками шевелился за строем реденьких березок справа, дядю Володю видно не было, он, похоже, предпочитал оставаться один. От избытка счастья Саня сладостно вздохнул — так хорошо было, так светло и покойно и в себе и в мире этом, о бесконечной, яростной благодати которого он даже не подозревал, а только предчувствовал, что она где-то и для кого-то может быть. Но чтоб для него!.. И в себе, оказывается, многого не знал и не подозревал — этого, например, нечеловечески сильного и огромного чувства, пытающегося вместить в себя все сияние и все движение мира, всю его необъяснимую красоту и страсть, всю обманчиво сошедшуюся в одно зрение полноту. Саню распирало от этого чувства, он готов был выскочить из себя и взлететь, поддавшись ему… он готов был на что угодно.

Захотелось вдруг пить, и он, спустившись к речке, попил, прихлебывая из ладони.

Солнце поднялось высоко, день раздвинулся шире и стал глубже и просторней. Все вокруг было как-то по-особенному ярко и свежо, точно Саня только что попал сюда совсем из другого, тесного и серого, мира или, по крайней мере, из зимы. Воздух гудел от солнца, от его ровно и чисто спадающего светозарного могучего течения; теперь, после ночи, пила и не могла напиться и насытиться солнцем земля, и так до новой ночи, когда небо опять потребует от нее свою долю. Всякий звук, всякий трепет листочка казался не случайным, значащим больше, чем просто звук или трепет, чем обычное существование их во дню, как и сам день не мог быть лишь движением времени. Нет, это был его величество и сиятельство день, случающийся на году лишь однажды или даже раз в несколько лет, в своем величии, сиянии и значении доходящий до последних границ. В такой день где-то — на земле или в небе — происходит что-то особенное, с него начинается какой-то другой отсчет. Но где, что, какой? Нет, слишком велик и ничему не подвластен, слишком вышен и всеславен был он, этот день, чтобы поддался он хоть какому-нибудь умственному извлечению из себя. Его возможно лишь чувствовать, угадывать, внимать — и только, а неизъяснимость вызванных им чувств лишь подтверждает его огромную неизъяснимость.

Саня принялся опять за ягоду, за дело, которое было ему по силам, но, смущенный и раздосадованный то ли неумелостью, то ли оплошностью своей, помешавшим понять ему что-то важное, что-то такое, что было совсем рядом и готово было помочь ему, расстроенный и недовольный собой, он провозился с последним бидоном долго. «Что-то», «какой-то», «где-то», «когда-то» — как все это неверно и неопределенно, как смазано и растерто в туманных представлениях и чувствованиях, и неужели то же самое у всех? Но ведь, как никогда прежде, близок он был к этим «что-то» и «какой-то», ощущал тепло и волнение в себе от их дыхания и вздрагивал от их прикосновения, с готовностью раскрывался и замирал от их обещающего присутствия. И чего же недостало в нем, чтобы увидеть и понять? Какого, способного отделиться, чтоб встретить и ввести вовнутрь, существа-вещества, из каких глубин какого изначалья? Или его только дразнили, играли с ним в прятки, заметив его доверчивость и любопытство? И как знать: если бы он оказался в состоянии угадать и принять в себя эту загадочную и желанную неопределенность, раскрыть и назвать ее словом — не стало бы это примерно тем же, что говорящий попугай среди людей?

Увидев, что дядя Володя направляется к шалашу, Саня пошел вслед за ним и хотел высыпать из своего бидона в его далеко не полный горбовик, но дядя Володя неожиданно грубо и резко не позволил. Саня, очень удивленный, отступил и поставил бидон на землю рядом с рюкзаком. Делать больше было нечего. Он сел на камень возле потухшего костра и, задумавшись и заглядевшись без внимания, окунулся опять в тепло и сияние до конца распахнувшегося, замершего над ним во всей своей благодати и мощи, раскрытой бездонности и нежности, без сомнения, заглавного среди многих и многих, дня. Он сидел и слабой, усыпленной, завороженной и отрывистой мыслью думал: «Что же мне еще надо? Так хорошо! В одно время он, такой день, и я… в одно время и здесь…»

И когда на обратном пути поднялись они с тяжелой поклажей на вершину перевала, на тот таежный каменный «трон», откуда волнами уплывали вдали леса; когда, встав на краю обрыва, оглядел на прощанье Саня это сияющее под солнцем без конца и без края и синеющее уже под ним величественное в красоте и покое первобытное раздолье — от восторга и непереносимо-сладкой боли гулко и отрывисто застучало у Сани сердце: пусть, пусть что угодно — он это видел!

В поздних и мягких сумерках они вышли к Байкалу, перешли через рельсовую дорогу и в высоко и округло, как остров, стоящем лесном отбое между дорогой и берегом скинули со спин поклажу. Мягкие сумерки — верный признак того, что сегодняшний день по звонкой и чистой мощи своей не повторится ни завтра, ни послезавтра, долго-долго. Земные праздники мы знаем — то был праздник неба, который оно, небо, не может справлять только в своих просторах, то было щедрое пограничье между двумя пределами. И вот он кончился, и вот оно минуло. Догорел свет, небо потухло, не давая глубины, и затмилось; сглупа выскочили над Байкалом слабые, мутные звездочки и тут же, как одернутые, скрылись. Резко и отчетливо выделяясь, темнел лес, не вставший еще сплошной стеной, выказывающий разнорсст и глубину, в нем длинными и тоскливыми вздохами пошумливал верховой ветер. Резко очерчивались густой синью и дальние берега на той стороне Байкала; вода в море, притушенная скучным небом, едва мерцала дрожащим и искривлен-ным, как бы проникающим из-под дна свечением.

До поезда оставалось минут сорок. Растянувшись на траве у края обрывистого берега, они не шевелились: не было сил. Гудели ноги, гудели спины — без боязни хоть сколько-нибудь ошибиться, это можно было сказать о всех троих. Они замешкались сначала на ягоде из-за дяди Володи, которому хотелось добрать горбовик, потом замешкались в дороге, соблазнившись шишками, когда Митяй отыскал припрятанный колот и показал, как им пользуются в деле. Так что шли они из тайги с двумя разными урожаями — не шли, а, припозднившись больше, чем можно, последние километры бежали едва не бегом, чтобы успеть при свете. В темноте по этой тропе сам черт ногу сломит, не то что они. Спина у Сани саднила: нижней тяжелой кромкой ведра, прыгающего при каждом шаге, он набил себе кровавую полосу, только теперь по-настоящему оценив достоинства горбовика. Дядя Володя к концу дороги совсем запалился, он и теперь дышал со всхлипами, делая попытки ругаться и давясь словами. Митяй молчал; привычный и не к таким марш-броскам, он устал, но не изнемог и лежал отдыхая, а не так, как Саня с дядей Володей — пластом, мало что и видя и слыша вокруг себя.

Отдышавшись, Митяй поднялся, нашел справа от леска спуск к Байкалу, у воды разделся до пояса и стал шумно плескаться, пошлепывая руками по телу и вскрикивая; Саня подумал, что и ему надо бы тоже помыться, но ноги не поднимали. Митяй, взбодренный и повеселевший, вернулся с котелком воды и, развязывая притороченную к горбовику торбу с оставшейся едой, сказал:

— Хорошо бы чаек сварганить, да не успеем.

Саня потянулся к рюкзаку, достал из него хлеб и мятые яйца, кое-как вытянул из кармашка кружку. Что хотелось, так это пить. Теперь, когда немного отдохнули и вязкая горечь из горла ушла, давала знать себя глубокая, требовательная жажда. Он залпом выпил кружку, хотелось еще. Дядя Володя тоже потянулся к котелку и принялся пить через край, толстое и морщинистое горло его ходило как мехи. Митяй подождал, пока дядя Володя оторвется, выплеснул остатки и протянул ему котелок:

— Теперь твоя очередь.

— Вон парень сходит, — прохрипел дядя Володя, передавая котелок Сане.

Саня спустился, заставил себя умыться, вытер лицо рукавом рубашки и, замерев, прислушался. Все вокруг затаенно жило своей отдельной, не сходящейся в одно целое, жизнью: так же пошумливал в верхушках деревьев вялый, прерывистый ветер, слабо шевелилась с облизывающимся причмокиванием вода, пестрела, отдавая теплом, россыпь камней на берегу, плавали в воздухе над водой с резким моторным звуком круглые черные жуки. Сверху доносились неразборчивые и недружелюбные голоса дяди Володи и Митяя. Когда Саня подошел, они смолкли. Он снова налил в кружку воды и принялся очищать яйцо. Есть по-прежнему не хотелось — по-прежнему хотелось пить, но, чтобы получить у кого-то право на воду, он заставил себя проглотить невкусную и теплую мякоть яйца.

Рюкзак сполз с ведра, и оно, обвязанное сверху тряпкой, выделялось в темноте резкой, раздражающей глаз белизной. Саня не поленился и прикрыл ведро.

— Ну и что ты собираешься делать с этой ягодой? — вдруг спросил дядя Володя, спросил негромко, но как-то значительно, с ударением.

— Не знаю, — пожал плечами Саня. Он решил, что дядя Володя спрашивает потому, что не уверен, сумеет ли он, Саня, обработать без взрослых ягоду. — Сварю, наверно, половину… половину истолку.

— Нельзя ее варить, — решительно и твердо сказал дядя Володя. И еще решительней добавил: — И есть ее нельзя.

— Почему?

— Кто, какой дурак берет ягоду в оцинкованную посуду? Да еще чтоб ночевала! Да такая ягода!

Саня ничего не понимал: какая такая особая ягода? При чем здесь ночевала? Что такое оцинкованное? Шутит, что ли, дядя Володя?

Митяй не сразу, с какой-то излишней задумчивостью и замедленностью поднялся, нагнулся над Саниным рюкзаком и стащил с ведра тряпку. И увидел — ведро действительно оцинкованное.

— Ты, гад!.. — оборачиваясь к дяде Володе, начал он. — Ты что же это делаешь, а? Ты что же это?.. — Он двинулся к дяде Володе, тот вскочил. — Ведь ты же видал, ты знал, ты, главно, там видал! И дал парню набрать, дал ему вынести — ну, не гад ли, а?! Я тебя!..

— Только тронь! — предупредил дядя Володя, отскакивая, и закричал: — А ты не видал? Ты там не видал? Ты не знал? Чего ты ваньку валяешь? Оно на виду, оно открытое стояло! Ты что, маленький?!

Митяй опешил и остановился.

— Да видал! Видал! — завопил он. — Знал! Но у меня, главно, из головы вон. Я смотрел и не видел. А ты, гад, ждал. Я забыл, совсем забыл!

— Больше не забудешь. Учить вас надо. И парень всю жизнь будет помнить.

Митяй заметался, словно что-то подыскивая под ногами, на глаза ему попалось ведро с открытой ягодой, — решительно и вне себя он выхватил это ведро из рюкзака и резким и быстрым движением вымахнул из него ягоду под откос. Она зашелестела, скатываясь, и затихла.

— Митяй, ты что?! — вскочил до того сидевший и все еще ничего не понимавший Саня. — Зачем ты, Митяй?! Зачем?!

— Нельзя, Саня, — торопливо и испуганно забормотал Митяй, и сам пораженный той решимостью, с которой он расправился с ягодой. — Нельзя. Она, главно, за ночь сок дала… сам отравишься и других… никак нельзя в оцинкованное… Ну, идиот я, ну, идиот. От и до. Ходи с таким идиотом…

Он сел и затих. Саня подобрал ведро и поставил его в рюкзак, потом аккуратно, со странной внимательностью следя за собой, как за посторонним, застегнул рюкзак на все застежки.

— Теперь, дядечка Володечка, ходи и оглядывайся, — неожиданно спокойно сказал Митяй. — Такое гадство в тайгу нести… мало тебе поселка?!

— Сядешь, — так же спокойно ответил дядя Володя. — Сидел и еще сядешь.

— А я об тебя руки марать не буду, — уверенно и как дело решенное заявил Митяй. — На тебя первая же лесина сама свалится, первый же камень оборвется. Вот увидишь. Они такие фокусы не любят… ой, не любят!

Стал слышен стукоток поезда.

…Сане снились в эту ночь голоса. Ничего не происходило, но на разные лады в темноту и пустоту звучали в нем разные голоса. И все они шли из него, были частью его растревоженной плоти и мысли, все они повторяли то, что в растерянности, в тревоге или в гневе мог бы сказать он. Он узнавал и то, что мог бы сказать через много-много лет. И только один голос произнес такое, такие грязные и грубые слова и таким привычно-уверенным тоном, чего в нем не было и никогда не могло быть.

Он проснулся в ужасе: что это? кто ото? откуда в нем это взялось?

Русское воспитание и русская природа в деревенской прозе Валентина Распутина на JSTOR

Информация журнала

Русское обозрение — многопрофильный научный журнал, посвященный к истории, литературе, культуре, изобразительному искусству, кино, обществу и политике народов бывшей Российской империи и бывшего Советского Союза. Каждый выпуск содержит оригинальные исследовательские статьи авторитетных и начинающих ученых, а также а также обзоры широкого круга новых публикаций.»Русское обозрение», основанное в 1941 году, — летопись. продолжающейся эволюции области русских / советских исследований на Севере Америка. Его статьи демонстрируют меняющееся понимание России через взлет и закат холодной войны и окончательный крах Советского Союза Союз. «Русское обозрение» — независимый журнал, не связанный с любой национальной, политической или профессиональной ассоциацией. JSTOR предоставляет цифровой архив печатной версии The Russian Рассмотрение.Электронная версия «Русского обозрения» — доступно на http://www.interscience.wiley.com. Авторизованные пользователи могут иметь доступ к полному тексту статей на этом сайте.

Информация для издателя

Wiley — глобальный поставщик решений для рабочих процессов с поддержкой контента в областях научных, технических, медицинских и научных исследований; профессиональное развитие; и образование. Наши основные направления деятельности выпускают научные, технические, медицинские и научные журналы, справочники, книги, услуги баз данных и рекламу; профессиональные книги, продукты по подписке, услуги по сертификации и обучению и онлайн-приложения; образовательный контент и услуги, включая интегрированные онлайн-ресурсы для преподавания и обучения для студентов и аспирантов, а также для учащихся на протяжении всей жизни.Основанная в 1807 году компания John Wiley & Sons, Inc. уже более 200 лет является ценным источником информации и понимания, помогая людям во всем мире удовлетворять их потребности и реализовывать их чаяния. Wiley опубликовал работы более 450 лауреатов Нобелевской премии во всех категориях: литература, экономика, физиология и медицина, физика, химия и мир. Wiley поддерживает партнерские отношения со многими ведущими мировыми обществами и ежегодно издает более 1500 рецензируемых журналов и более 1500 новых книг в печатном виде и в Интернете, а также базы данных, основные справочные материалы и лабораторные протоколы по предметам STMS.Благодаря растущему предложению открытого доступа, Wiley стремится к максимально широкому распространению и доступу к публикуемому контенту, а также поддерживает все устойчивые модели доступа. Наша онлайн-платформа, Wiley Online Library (wileyonlinelibrary.com), является одной из самых обширных в мире междисциплинарных коллекций онлайн-ресурсов, охватывающих жизнь, здоровье, социальные и физические науки и гуманитарные науки.

Чтение на языке наших предков

На стене Виктора А.В офисе МакКьюсика в Балтиморе висит портрет женщины с печальным лицом, держащей шестипалого младенца. Фотография, которую он называет «Мадонной амишей», была сделана 40 лет назад во время пионерских исследований МакКьюсиком амишей старого порядка в Пенсильвании. МакКьюзик описал генетические заболевания у этих и других пациентов задолго до того, как появились инструменты для точного определения ошибок в их ДНК.

МакКьюсик — седая фигура в темном костюме, по-прежнему энергичная и прямая, но в 80 лет слегка дрожит.Рядом с портретом Мадонны амишей он держит ряд книг, в которых хранятся плоды своего пациента и неустанные усилия по превращению генетики в основное русло клинической медицины. « Менделирующее наследование в человеке», впервые опубликованное в 1966 году, а теперь уже в 12-м издании, представляет собой постоянно расширяющийся каталог человеческих генов и связанных с ними заболеваний. МакКьюзик по-прежнему курирует составление каталога, который принес ему звание «отца медицинской генетики». Его офис находится в одноименном Институте генетической медицины МакКьюзика-Натанса, который является частью Медицинской школы Джонса Хопкинса, где МакКьюзик работал со времен Второй мировой войны.

Некоторые болезни передаются по рецессивному типу, как и голубые глаза. Кареглазые родители, у каждого из которых есть ген карих глаз (B) и ген голубых глаз (b), будут иметь голубоглазого ребенка, если ребенок унаследует обе копии b. Иллюстрация Дэна Винтерса и Гэри Танхаузера

МакКьюзик прославился связью генов с болезнями, но в небольшом единичном томе оригинального Менделирующего наследования у человека не было зафиксировано реальных генов, хотя в нем описаны сотни генетических нарушений.Их местонахождение неизвестно. Третье издание отражает медицинскую генетику начала 1970-х годов. «Он записал все гены, которые были нанесены на карту в то время», — с улыбкой говорит МакКьюсик. «Это заняло одну страницу». В те ранние годы МакКьюсик собирал генетические заболевания одно за другим, работая сначала в одиночку, а затем с помощью сотрудников и других сотрудников. Он собрал журналы для выявления редких состояний и записал свои собственные наблюдения. Он наблюдал, как медицинская генетика из захолустья исследований превратилась в горячую точку медицинских исследований.

В последние годы усовершенствования в геномике — подробное изучение структуры и функции генов — значительно ускорили его задачу. С помощью автоматических секвенирующих машин и суперкомпьютеров исследователи собрали электронные банки генетического кода и начали анализировать их на предмет возможных связей с болезнями. В июне 2000 года их усилия привели к получению первого чернового наброска последовательности генома человека — внимательному прочтению 3,2 миллиарда химических букв, которые определяют наш вид и управляют нашими клетками. «Виктор МакКузик начал все это с ходу», — говорит Фрэнсис Коллинз, директор государственного Национального института исследования генома человека.«Он тот парень, который привел нас сюда».

Тем временем в каталог влились последовательности генов, а количество печатных изданий опуса МакКьюсика увеличилось. à С 1987 года существует онлайн-версия «Интернет Менделирующее наследование в человеке », доступная бесплатно через правительственный веб-сайт; по последним подсчетам он содержал более 13 000 записей.

По мере роста созвездия геномики, обещающей множество медицинских преимуществ, эта область до сих пор произвела гораздо больше ослепления, чем полезные приложения.В этом смысле мало что изменилось. В то время как он диагностировал и каталогизировал несчастные болезни своих пациентов, Виктор МакКузик не мог предложить никаких лекарств. На стене над его компьютером Мадонна, ее белая фуражка, создающая что-то вроде нимба, мрачно смотрит вниз. Однажды доктор использовал ее фотографию для рождественской открытки.

МакКьюсик всегда знал, что его интерес к необычным генетическим заболеваниям можно рассматривать как «коллекционирование марок». «С самого начала, — пишет он в предисловии к последней версии « Менделирующее наследование в человеке », — я думал об этих каталогах.. . как фотографический негатив, из которого можно составить позитивное изображение генетической конституции человека ». Любитель истории, МакКьюсик любит цитировать из письма, написанного Уильямом Харви в 1657 году:« Природа нигде не привыкла более открыто раскрывать свои тайные тайны. чем в тех случаях, когда она показывает следы своей работы отдельно от проторенного пути ».

Термин« ген болезни » беспокоит многих ученых. Они не любят продвигать идею, говорит Фрэнсис Коллинз, что« единственная причина существования гена в геноме — создать хаос.«Люди привыкли читать о недавно открытом гене« того или иного », даже о генах поведенческих характеристик, таких как« гомосексуальность », маниакальная депрессия или риск. Почти всегда в отчетах имеется в виду то, что ген с написанием, отличным от обычного, был статистически связан с определенным признаком. Для сравнения, люди, которые не болеют или не проявляют этого признака, несут нормальную или обычную форму гена. Часто сам ген не идентифицировали, только его область на хромосоме.

Виктор МакКьюсик происходит из большой семьи в Кентукки, члены которой страдают синдромом Марфана. Это одно из многих наследственных заболеваний, которые он изучал с 1950-х годов. Фотография Джиллиан Лауб

Гены — это как материя, так и сообщение, структура и информация. Структурный компонент — это двухцепочечная молекула ДНК, состоящая из нуклеотидов аденина (A), тимина (T), цитозина (C) и гуанина (G). Информационная составляющая находится в порядке этих As, Ts, Cs и Gs.Эта последовательность, называемая генетическим кодом, говорит клетке собирать аминокислоты, чтобы производить определенные белки.

Один ген может состоять из сотен или тысяч букв, и если мутация приводит к неправильному написанию какой-либо части последовательности, может возникнуть болезнь. «Я предпочитаю термин« аллельная вариация », а не« мутация », — говорит МакКьюсик, яростный сторонник своего выбора слов. Он определяет ген болезни как ген, имеющий «связанные с заболеванием аллели». Аллель — это просто вариант, версия с другим написанием, которая может быть унаследована от родителя или возникать случайно.

Первый ген болезни, который был нанесен на карту (прослежен до хромосомы), был для типа красно-зеленой цветовой слепоты, обнаруженной в основном у мужчин, в 1911 году. Исследователи знали, что болезнь передавалась в семьях от матери к сыновьям. Это указывало на проблему с хромосомами X и Y, которые являются хромосомами, определяющими пол. У девочек две Х-хромосомы, по одной от каждого родителя. Если одна из Х-хромосом неисправна, обычно девочка сохраняет здоровье с помощью другой. Но мальчики наследуют мужскую Y-хромосому от отца и X-хромосому от матери, поэтому у плохой X-хромосомы у них нет резервной копии.Все ранние карты генетических нарушений были связаны с Х-хромосомой, потому что исследователи изучали нарушения, которые затрагивали только мужчин. Другая причина заключалась в том, что X и Y были единственной парой хромосом, которую ученые могли различить с помощью своих грубых микроскопов.

Когда МакКьюсик поступил на факультет Медицинской школы Джонса Хопкинса в 1946 году, картирование генов почти не продвинулось дальше Х-хромосомы. Гены по-прежнему оставались абстракциями, загадочными частичками наследственности. Однако проблемы, вызванные генетическими ошибками, были поразительно реальными.Странные и редкие уродства часто возникали в инбредных популяциях по узнаваемым образцам — образцам, которые соответствовали правилам, установленным Грегором Менделем, монахом и ботаником 19-го века. В своих селекционных экспериментах Мендель наблюдал предсказуемые закономерности наследования. Генетики называют эти паттерны доминантными или рецессивными, и теперь они признают, что многие наследственные заболевания у людей, если они не связаны с Х-хромосомой, наследуются, как предсказывал Мендель.

Гены, как уже отмечалось, передаются парами, по одному от каждого родителя.При доминантных расстройствах требуется только одна дефектная копия гена, чтобы вызвать заболевание. Таким образом, ребенок заболеет, если больной родитель передаст ему дефектную копию гена. Вероятность этого — один к двум. При рецессивном заболевании ребенок заболеет только в том случае, если обе копии гена имеют дефекты. Но у родителей нет никаких признаков болезни, потому что у каждого обычно есть вторая здоровая копия гена, которая может компенсировать проблему. Если оба родителя несут ген рецессивного заболевания, шанс родить больного ребенка составляет каждый четвертый.

В середине 20-го века отслеживание родословных менделевских болезней сделало генетику увлекательной для ученых, но эта область была разочаровывающей для врачей. Разница была между медицинской генетикой, исследовательским интересом, и генетической медициной, клинической необходимостью. «Когда я занялся этим, люди думали, что я совершаю профессиональное самоубийство», — вспоминает МакКьюсик, который изначально специализировался на кардиологии. Врачи предпочли бы бороться с инфекционными заболеваниями, используя недавно открытые антибиотики, такие как пенициллин и сульфамидные препараты.Тогда инфекции были главными убийцами человечества.

Когда ученые раскрыли структуру и принцип работы ДНК, они узнали, что гены производят белки, а белки заставляют тело работать. Генетическое заболевание возникает, когда неправильное написание или аллельная вариация в ДНК наносят вред или выбивают соответствующий белок. Диагноз может быть поставлен на основании отсутствующего или мутировавшего белка. В некоторых случаях, если белок представляет собой фермент, болезнь можно лечить с помощью диетических мер. Ранней историей успеха была фенилкетонурия, или ФКУ, рецессивное заболевание.Младенцы, у которых отсутствовал фермент расщепления фенилаланина, становились умственно отсталыми. Исключение продуктов, содержащих фенилаланин, может предотвратить заболевание.

Первая книга МакКьюсика, Наследственные заболевания соединительной ткани, , опубликованная в 1956 году, включала описание синдрома Марфана, доминирующего генетического заболевания. Люди с болезнью Марфана имеют аномалии скелета. Они, как правило, высокие, с длинными конечностями, изогнутыми шипами и деформированной грудью. Их глазные яблоки удлиняются, и они склонны к вывиху линз и отслоению сетчатки.Их ступни становятся плоскими под тяжестью их тел. Худший признак — увеличенная аорта, артерия, по которой течет кровь из сердца. Он может фатально лопнуть, когда человеку всего 30 лет. По данным Национального фонда Марфана, «по оценкам, не менее 200 000 человек в Соединенных Штатах страдают синдромом Марфана или связанным с ним заболеванием соединительной ткани». МакКьюсик стал ведущим специалистом по диагностике этого расстройства и проследил его менделевскую родословную во многих семьях.

Королевская болезнь

В 1960-х годах он передал те же навыки амишам Старого Ордена на ферме в Пенсильвании.Столетия смешанных браков между членами этого небольшого сообщества уменьшили разнообразие их генофонда, увеличив вероятность обмена дефектной ДНК. Одно генетическое заболевание, называемое синдромом Эллиса-ван Кревельда, заинтриговало МакКьюсика. У этих пациентов есть лишние пальцы на каждой руке, шумы в сердце и низкий рост. Хотя амиши, как известно, подозрительно относятся к посторонним, прямолинейность этого бывшего мальчика с фермы Новой Англии в конечном итоге их покорила. Изучая их генеалогические записи, МакКьюзик проследил происхождение заболевания до иммигранта, прибывшего в Соединенные Штаты в 1800-х годах.Либо этот мужчина, либо его жена были «основателями» этого рецессивного расстройства среди американской секты.

У королевских семей Европы XIX века была проблема. Потомки мужского пола английской королевы Виктории были на удивление уязвимы для гемофилии. Частичная родословная (справа) повторяет ветвь ее семьи, в которой родился, возможно, самый известный гемофилий в истории: Алексей Романов, сын Николая II, царя России. Красным обозначены здоровые члены семьи. Затронутые участники показаны золотом.Носители, здоровые члены, несущие ген и передавшие его ребенку, показаны обоими цветами. Исторические записи предполагают, что мутация, вызывающая болезнь, возникла от королевы Виктории. (Сам МакКусик однажды предположил, что недостаток мог быть внесен в сперматозоиды ее стареющего отца. Ему было 52 года, когда она родилась.) У Виктории был больной сын, но все ее дочери были здоровы. У ее дочери Алисы тоже были здоровые дочери и больной сын. Дочь Алисы Александра вышла замуж за Николая II и родила четырех здоровых девочек и очень больного сына Алексея.Они требовали всевозможной заботы о нем, включая услуги легендарного Распутина. Семья была казнена во время русской революции; Неизвестно, унаследовала ли какая-либо из дочерей Александры дефектную Х-хромосому. Это был специфичный для пола образец передачи, который подсказал генетикам проблему с Х-хромосомой. Из всех 23 пар человеческих хромосом X является единственной хромосомой, которую сыновья наследуют только от своих матерей. Иллюстрация Дэна Винтерса и Гэри Танхаузера

МакКьюзик пришел к своему призванию.Он исследовал истории гемофилии в колониальной Новой Англии, семейной средиземноморской лихорадки среди армян, иммигрировавших в Калифорнию, и различных рецессивных заболеваний в Финляндии. Он просмотрел научные журналы — и попросил своих учеников Хопкинса сделать то же самое — в поисках отчетов о медицинской генетике. Первое издание Mendelian Inheritance in Man , выпущенное в 1966 году, формализовало коллекции. «Это было на мэйнфрейме, где делались огромные распечатки еще до того, как это было даже в печатной форме», — с гордостью говорит МакКусик.

МакКьюсик вскоре понял, что разрозненный описательный каталог болезней менделевского типа никогда не будет исчерпывающим. Основные данные о генах отсутствовали. Более того, для более распространенных болезней, которые, как правило, передаются в семье, таких как рак груди и высокое кровяное давление, оказалось, что задействованы несколько генов, пересекающихся по непредсказуемым схемам. Поэтому в 1969 году он предложил «полное картирование» всех генов человека, идея, которая на 20 лет опередила свое время, потому что технологии для ее реализации еще не существовало.

Постепенно исследователи начали отображать гены на определенных участках хромосомы. Картировать ген — это не то же самое, что его идентифицировать. В качестве аналогии представьте ряды кирпичных домов вдоль городской улицы. Каждый дом представляет собой ген. Карта может привести вас к улице (хромосоме), а затем по точному адресу. Но вы не понимаете, что происходит внутри каждого дома (гена). Необходимо определить жителей — последовательность гена.

Первоначальный метод картирования генов включал идентификацию белка, связанного с заболеванием, и обратную работу с различными зондами для определения местоположения гена, который его создал.Этот подход был не только медленным и громоздким, но и требовал точного знания того, какой белок вызывает унаследованное заболевание. В 1980-х годах ученые разработали более эффективный метод, позволяющий выявить мутировавшие гены, для которых дисфункциональный белок был неизвестен. Исследователи взяли образцы ДНК пораженных членов семьи и искали отличительный маркер — участок ДНК, которым все они обладали. Маркер был подобен фонарному столбу в начале улицы, освещая вероятное местонахождение гена. К концу десятилетия они нанесли на карту достаточно маркеров, чтобы начать расшифровку всего генетического ландшафта — генома.

В 1988 году МакКьюсика назвали основателем-президентом HUGO, международной организации по геному человека, которая способствовала созданию общественного консорциума в 1990 году. Он также стал сторонником Дж. Крейга Вентера, который разработал способ захвата гены в массе. Когда Вентер отделился от государственного предприятия в 1998 году, чтобы основать Celera, частную компанию, занимающуюся геномикой, МакКьюсик поддержал оба усилия и держался в стороне.

Тем временем, когда генетическая информация быстро увеличивалась, МакКьюсик и его помощники изо всех сил старались не отставать от поля боя.В 1995 году Национальный центр биотехнологической информации взял на себя обслуживание онлайн-версии Mendelian Inheritance in Man . Сегодня McKusick, его штат из девяти человек и несколько фрилансеров прочесывают литературу; они обновляют архивы почти каждый день. McKusick расширил критерии для включения, так что менделевская схема болезни больше не требуется. Само заболевание больше не требуется. В этих архивах количество описанных генов (генотипов) превысило количество описаний болезней или фенотипов.Для исследователей и врачей архив — это единственный мост между исходными значениями As, Ts, Cs и G генетических последовательностей и условиями жизни человека, представленными в учебниках и кабинетах. «Если вам нужна функциональная информация о гене, — говорит МакКьюсик, — вам нужно Менделирующее наследование в человеке ». Персонал даже не знает количество записей в каждой категории онлайн-каталога. Они слишком заняты сбором новой информации.

Что делает Виктора МакКусика гигантом? Он всего лишь М.Д. и признает, что не умеет работать в лаборатории — «не очень умеет вручную», как он выражается. Когда в 1973 году он был избран членом Национальной академии наук, некоторые задались вопросом, был ли он ученым или просто «естествоиспытателем». МакКьюзик отвечает: «Я всегда думал, что существует различие между ученым, который знает все больше и больше о все меньшем и меньшем, и ученым, который знает предысторию своей области».

Его сила, как и у гребца, применяется, когда он смотрит назад.Когда он был назначен главным врачом больницы Джона Хопкинса в 1973 году, МакКьюсик получил должность, которую на рубеже 20-го века занимал великий диагност сэр Уильям Ослер. МакКьюсик любит показывать посетителям пространство под золотым куполом центрального здания, где Ослер написал свое знаменитое медицинское руководство. Он сравнивает свой собственный каталог с работами Ослера и другой интенсивно исследуемой классикой: энциклопедией Дидро и др. 18 века и Оксфордский словарь английского языка Мюррея 19 века.

Менделирующее наследование в человеке , по его оценке, занимает около трех четвертей его времени. Большая часть его обновлений выполняется на его домашнем компьютере, медицинские журналы распространяются перед ним, но несколько дней в неделю он появляется в своем офисе в Хопкинсе. Есть конференции, которые нужно запланировать, звонки, чтобы вернуться. У МакКьюсика выразительный акцент майнера, а иногда и резкости мэнского языка. Посмотрите в сторону, и он уйдет, покидая комнату посреди мысли или разговора, не потому, что его разум заблудился, а потому, что он резко повернулся на 90 градусов к более насущной проблеме.

«Медицинская генетика как клиническая дисциплина была введена мной», — заявляет МакКьюсик, возвращаясь к своей карьере. «Я способствовал развитию людей в этой области. В 1970-х годах медицинская генетика была немного похожа на питание, поскольку в сообществе не было отдельных практикующих врачей. Но в 1990-х годах, с появлением хромосомных и ДНК-тестов, разработка репродуктивной и пренатальной генетики, а также того факта, что мы могли сделать гораздо больше в этой области, у нас была потребность в регулировании и в сертификации практики советом.«Короче,« я считаю себя учителем, исследователем, врачом ».

Есть намеренный порядок в списке?

« Я бы предпочел не взвешивать их », — отвечает МакКьюсик.

Тем не менее, с генная терапия человека далеко не эффективна, что делает генный врач для пациента?

«Я не чувствую, что ушел из клинической медицины, — говорит он. — Я горжусь тем, что до сих пор принимаю пациентов. Когда я был заведующим кафедрой, я трижды в неделю ходил со студентами.»

МакКьюсик ушел со своей должности в медицинском институте в 1985 году, но он по-прежнему работает неоплачиваемым профессором и консультантом в генетической клинике больницы. Сегодня он будет посещать пациента по имени Рой М. на ежегодном приеме. У Роя М. есть болезнь Марфана. Синдром, состояние, которое МакКьюсик исследовал почти 50 лет назад, когда он начал собирать данные о нарушениях соединительной ткани, вызванных генами болезней.

Коротко постучав в дверь кабинета, входит МакКьюсик и находит пациента, сидящего на консультации с молодым врачом. .У пациента, афроамериканца, длинные руки, доходящие почти до пола. У него синдром Марфана, но он не Рой М. МакКьюзик уходит, и вскоре приходит его собственный подопечный. Удивительно, но этот человек тоже афроамериканец. Его тело выглядит нормальным, за исключением хирургического шрама посередине груди. Шрам — доказательство ценности правильного генетического диагноза. Несколько лет назад растянутая аорта Роя М. и неисправный сердечный клапан были заменены пластиковыми деталями.

У отца пациента в 1981 г. произошел разрыв аорты, что вскрыло посмертно синдром Марфана.Доктора обследовали молодого Роя и обнаружили, что он унаследовал болезнь отца. Профилактическая операция, возможно, спасла ему жизнь, но болезнь продолжалась. Он не мог выкладываться на полную во время занятий спортом. Сейчас ему 30 лет, он болеет сердцем почти 20 лет; он задается вопросом, стоит ли ему иметь детей. В экзаменационной комнате он, кажется, осторожно двигается и говорит тихо, как будто хочет напрячься.

После краткого осмотра МакКусик изучает лекарства, принимаемые пациентом, и последние результаты анализов. Он заявляет, что удовлетворен.

«Так звучит нормально?» — спрашивает Рой М., имея в виду свое сердце и свое будущее.

«Похоже, у вас все хорошо, — твердо говорит МакКьюсик. «Я бы ничего не сделал по-другому. Рад тебя видеть, Рой».

Этот пациент знал, что с ним не так. Он не был в беде, в отличие от некоторых семей, которые приходят в клинику Хопкинса из небольших населенных пунктов в отдаленных штатах, недоумевая, почему их дочь больна, почему их сын ненормальный. МакКьюсик и его коллеги ставят диагноз пациенту и лечат симптомы как можно лучше.Врач признал, что его глаза загораются, когда он сталкивается с новым фенотипом, еще одной записью в каталоге. Справедливо сказать, что Виктор МакКьюсик воплощает в себе оба толкования слова «клинический», одно из которых имеет отношение к медицинской клинике, а другое указывает на холодность или холодность зрения.

Исследования МакКьюсиком общин старых порядков амишей в Пенсильвании помогли воспламенить его интерес к медицинской генетике. В одной из его родословных прослеживается наследственность заболевания, поражающего этого ребенка, рожденного с 12 пальцами. Фотография предоставлена ​​Виктором МакКусиком

«Для семей, которые приходят ко мне, иметь лейбл — большое утешение, — говорит он, — хотя мы мало что можем сделать. Тогда они могут найти другие семьи, присоединиться к группам поддержки. .. »

Он делает паузу, поворачивает голову в сторону и защищает свой подход:« Интеллектуальный вызов генетических расстройств, да. Есть очарование проблемы определения. сочувствие пациентам и их семьям.Им не помогает то, что меня пугает их положение. Вы должны смириться с этим. Если бы меня уничтожил один пациент, ну, у меня были бы десятки таких ».

Он снова делает паузу, формулируя свой ответ.« Самое известное эссе Ослера называлось «Aequanimitas». Он имел в виду, что для того, чтобы делать все возможное для своих пациентов, вы должны сохранять определенную невозмутимость ».

То, что два пациента Марфана в клинике были афроамериканцами, поднимает еще один щекотливый вопрос. Нет, говорит МакКьюзик, Марфана больше не будет. чаще встречается среди афроамериканцев, чем среди других групп.Это просто случайность, что эти двое были здесь. Гены мало что говорят нам о расе. Расовые характеристики обусловлены относительно небольшим количеством генетических вариантов. Сравните любые два человека в мире, скажем, африканца с европейцем, и их ДНК будет в среднем на 99,9% одинаковой. Но геном человека содержит столько ДНК, что учитывает все врожденные индивидуальные различия в состоянии здоровья.

То же самое и с двумя мужчинами в клинике. В пределах 0,1 процента их различий были аллельные вариации синдрома Марфана.Разное написание гена болезни привело к разным фенотипам — их разному внешнему виду.

Заболевания, которые интересуют исследователей геномики и фармацевтические компании, не являются синдромами Марфана или Эллиса-ван Кревельда. Это рак, болезни сердца, артрит и диабет: сложные заболевания, в которых участвует множество генов. Перестановки в ДНК, которые способствуют сердечным заболеваниям или высокому кровяному давлению, почти бесконечны. Хотя гены, которые вы унаследовали, играют определенную роль, эта роль не является ни решающей, ни количественной.Семейный анамнез указывает на риск, но генетическая предрасположенность человека настолько запутана, что Мендель и миллион монахов никогда не смогли бы их понять.

Вот почему обладание полной последовательностью ДНК человека не приведет в ближайшее время к чудесам медицины. Это не только из-за нашей изменчивости. Гены заставляют белки и белки взаимодействовать способами, которых мы не понимаем. В недавней публикации МакКусик предупредил: «В целом, HGP [Human Genome Project] увеличивает разрыв между тем, что мы знаем, как диагностировать, и тем, что мы знаем, как лечить.. .. Существует также риск того, что разрыв будет увеличиваться между тем, что действительно известно науке, и тем, что, по мнению общественности, известно ».

Но постоянно обновляясь, МакКьюсик входит в научно-консультативный совет Celera, частной компании, которая произвела последовательность генома одновременно с общественными усилиями. Как и многие другие геномные компании, Celera планирует продавать информацию о генах, которые могут привести к созданию новых вакцин и лекарственных препаратов. Во всей отрасли человеческие гены, которые могут быть или не быть генами болезней патентованы волей-неволей.

Беспокоит ли МакКьюсика, что жажда фармацевтической промышленности к генам болезней искажает приоритеты исследований?

«Наука — это самокорректирующаяся деятельность, в которой правда выходит наружу», — говорит он. «Но конкуренция в биотехнологической отрасли также может быть корректирующим фактором. Мотив получения прибыли не обязательно плох. Он помогает добиться результатов, как показали проекты по определению последовательности. Союз между академией и промышленностью очень важен».

Он допускает, что фармацевтические компании пренебрегают редкими, генными отклонениями — теми самыми расстройствами, на которых он построил свою карьеру.«Есть орфанные заболевания, которым может помочь новая ферментная терапия», — говорит он. «Но [пренебрежение] — не новая проблема. В целом я доволен тем, что вижу. Медицинская генетика, или генетическая медицина, как мы можем ее сейчас назвать, никогда не была более захватывающей».

Посетите сайт Фонда Ласкера: www.laskerfoundation.org/library/mckusick.

Онлайн-Менделирующее наследование в человеке: www.ncbi.nlm.nih.gov/entrez/ query.fcgi? Db = OMIM.

Путешественник остался на Девять: DestinyLore

Я писал об этой теории раньше, но не после откровений, которые мы получили в книге «Разоблачение».Итак, с некоторой новой информацией, я подумал, что снова поделюсь своей теорией.

Теория: Путешественник остался и сражался с Тьмой не за человечество, а за Девять.

Итак, давайте разберемся с простыми вещами:

Согласно Сновидениям Альфы Лупи, когда Странник вошел в Сол, он увидел лица планет и услышал музыку. Поначалу это может показаться цветистым языком. Но теперь, когда мы знаем, что Девять — это тела из темной материи, которые существуют вокруг планет, это имеет больше смысла.Вот несколько примеров:

Одно лицо покрыто волдырями, другое погрузилось в жестокий холод. Так было всегда? Вы помните жаркие океаны, сытную атмосферу. Но что-то произошло, выбросило то, что было влажным и плодородным, в космос, похитив все ценное. Или, возможно, то, что процветало здесь в течение дня или десяти миллионов лет, решило уйти, сдирая влажную органику с костей. «

» Пламя находится внутри гнезда маленьких миров, все еще слишком далеких, чтобы делиться своим теплом, но явно смотрящих наружу на тебя.Появляется лицо, нарисованное из плазмы и излучения … В его реве должен быть смысл. Вы слушаете внимательно и внимательно, и иногда кажется, что из случайного шума возникает ясная мелодия. Радость укрепляет, и первая надежда в веках преображает вас. Кажется важным, даже критическим, сказать каждой звезде отсюда до черноты между галактиками, что вы снова станете сильными.

Это всего лишь два примера. Итак, когда Странник вошел в Сол, он смог увидеть Девять. И он решил остаться и построить цивилизацию, человечество, населявшее эти планеты.

С новой информацией в книге «Разоблачение» мы узнали, что Странник — это идея сложности и роста:

«Нет, — сказал садовник, — я — рост и сохранение сложности. Я сделаю себя в закон в игре «.

И согласно карте знаний Девять, Девять довольно сложны и постоянно растут:

С ужасом откровения, настолько абсолютным, что она свела бы ее с ума, если бы у нее все еще было здравомыслие, чтобы потерять, Лавиния понимает, где Девять всегда были.Они есть внутри каждого, каждой системы, каждого живого и движущегося объекта. Триллионы и пентиллионы тонких щупалец темной материи пронеслись по всем нашим телам, поглощая всю сложность наших жизней и мыслей.

Таким образом, было бы логично, что сложное и растущее существо будет весьма заинтересовано в существах, которые чрезвычайно сложны и постоянно растут.

Согласно карте Девять, Девять не может существовать, если жизнь на планетах, вокруг которых они собираются, уничтожена. Другими словами, чтобы обеспечить выживание Девяти, выживание гуманитарных наук должно быть гарантировано.Вот запись из карты знаний:

«Итак, Девять проснулись. И со временем они поняли, что они столь же хрупки, как и могущественны; ибо, если жизнь, посеявшая их мысли, когда-нибудь исчезнет, ​​они тоже исчезнут».

Стражи — защитники Человечества и, по сути, Стражи Девяти. Пока существует человечество, существование Девяти гарантировано. Но здесь все становится интереснее. В «Открывающей книге» Тьма утверждает, что очень интересуется Стражами.Фактически, его самое большое желание — убедить нас, что Путешественник был неправ и прав:

Вы — последний аргумент садовника. Это означало бы все, если бы я мог убедить вас, что я прав и единственно верен. Я искренне ценю тебя. Для садовника вы — средство достижения цели. Для меня вы величественны. Величественный. Вы полны единственной вещи, которая вообще ничего стоит.

Тьма хочет убедить нас встать на ее сторону. Потому что, что является большей победой? Чтобы просто разрушить королевство? Или убедить защитников этого Королевства уничтожить его самостоятельно?

Эта концепция убеждения защитника в их ошибочности довольно распространена в знаниях.Сатана убедил Адама и Еву предать заповедь Бога. Саргерас был убежден уничтожить то, что он защищал. В случае Стражей мы защищаем человечество и, по сути, Девять.

tl; dr: Путешественник обнаружил Девятку, когда она прибыла в Сол. Путешественник, космологическая сила сложности и роста, был очарован Девятью, которые являются чрезвычайно сложными существами и постоянно растут. Путешественник хотел, чтобы Девять выросли и стали более сложными, но их существование зависит от существования жизни в Солнце, человечества.Итак, Странник отбился от Тьмы, чтобы защитить человечество, тем самым защищая Девять. Затем он создал Стражей, чтобы продолжать защищать Человечество и, соответственно, Девять. Но теперь Тьма желает убедить Стражей включить именно то, что они защищают, человечество и, соответственно, Девять

Железный мост | Культура Викия | Фэндом

Ошибка скрипта: нет такого модуля «about». Ошибка скрипта: нет такого модуля «Unsubst». Ошибка скрипта: нет такого модуля «Unsubst».

Шаблон: Infobox UK place

Айронбридж — деревня на реке Северн, в самом сердце ущелья Айронбридж в Шропшире, Англия. Он расположен в гражданском приходе Ущелья, в районе Телфорд и Рекин. Железный мост развивался рядом и получил свое название от знаменитого Железного моста, 30-метрового (100 футов) чугунного моста, который был построен через реку в 1779 году.

Район вокруг Айронбриджа описывается теми, кто продвигает его как туристическое направление, как «место рождения промышленной революции».Это описание основано на идее, что Авраам Дарби усовершенствовал технику плавки железа с коксом в Коулбрукдейле, что позволило производить железо гораздо дешевле. Однако промышленная революция «началась» не в одном месте, а во многих.

Выплавка чугуна в Дарби была лишь небольшой частью этой всеобщей революции, и вскоре ее вытеснили крупные области выплавки чугуна. Тем не менее, мост — первый в своем роде, сделанный из чугуна и один из немногих, сохранившихся до наших дней, — остается важным символом начала индустриальной эпохи. Ошибка скрипта: нет такого модуля «Unsubst».

Внук первого Авраама Дарби, Авраам Дарби III, построил знаменитый мост, изначально спроектированный Томасом Фарноллсом Причардом, чтобы связать эти две области. Строительство началось в 1779 году, и мост открылся на Новый год 1781 года. Вскоре после этого древний рынок Мадли был перенесен на новую специально построенную площадь, а Джорджиан Баттер Кросс и бывшее рассредоточенное поселение Мэдли Вуд приобрели запланированный городской акцент как Айронбридж, коммерческий и административный центр угольного месторождения Coalbrookdale.

Владельцы Iron Bridge также построили отель Tontine для размещения посетителей нового моста и промышленных объектов ущелья Северн. На склоне холма над рекой расположены каменный охотничий домик 16-го века в Линкольн-Хилле, множество рабочих коттеджей 17-го и 18-го веков, некоторые внушительные георгианские дома, построенные мастерами по металлу, владельцами шахт и речных барж, а также многие ранние викторианские виллы построены из разноцветных кирпичей и плиток местности.

Церковь Святого Луки (1837 г.) в простой готике комиссаров работы Сэмюэля Смита из Мадли, украшена витражами Дэвида Эванса из Шрусбери.Когда в 1847 году из Мэдли был основан приход, живущие были предоставлены в качестве приходского священника, и теперь они являются объединенным приходом с Колбрукдейлом и Литтл Венлоком в Херефордской епархии.

Бывший Железный мост и железнодорожная станция Брозли на линии Северн-Вэлли (GWR) от Хартлбери до Шрусбери до 1966 года располагались на южной стороне Железного моста. Деревня была местом рождения капитана сборной Англии по футболу Билли Райта. .

Файл: Ironbridge002.JPG

Железный мост

К 19 веку у Айронбриджа было много известных посетителей, в том числе Бенджамин Дизраэли, но к середине 20 века поселения и промышленность ущелья пришли в упадок.Однако в 1986 году Айронбридж стал частью Всемирного наследия ЮНЕСКО (который охватывает более широкую территорию ущелья Айронбридж) и стал главной туристической достопримечательностью в Шропшире. Большинство отраслей в Айронбридже сейчас связаны с туризмом; тем не менее, компания по производству плюшевых мишек Merryghtt (основанная в 1930 году) все еще производит в Айронбридже и имеет там небольшой музей. Помимо прочего, в деревне по-прежнему есть почтовое отделение, аптека, различные пабы, кафе и множество успешных небольших магазинов.

В четверг, 10 июля 2003 г., королева и герцог Эдинбургские нанесли визит в Шропшир, который включал посещение Айронбриджа и прогулку по самому мосту. ^[1]

Ежегодная регата Coracle проводится в августе на реке Северн в Айронбридже, как и многие другие мероприятия в течение года. В основном это связано с тем, что семья Роджерса, сотворившая лодку, жила в Айронбридже несколько поколений. Недалеко от Айронбриджа в Колбрукдейле находится Институт Айронбридж, партнерство между Бирмингемским университетом и Фондом музеев ущелья Айронбридж, предлагающее аспирантуру и профессиональное развитие в области наследия.

Ironbridge имеет ежегодно повторяющуюся проблему наводнения из реки Северн, как и многие другие части Шропшира. Наводнение ранее причинило значительный ущерб причалу, в которой расположены пабы The Swan и White Hart, а также различные частные дома. Начиная с февраля 2004 года, DEFRA совместно с Агентством по окружающей среде внедрили переносной барьер, который устанавливается во время наводнений. На пике паводковые воды достигли глубины одного метра от преграды.

Шаблон: Очистить слева

Ошибка скрипта: Нет такого модуля «Проверить неизвестные параметры».

Ошибка скрипта: нет такого модуля «Боковой ящик». Шаблон: Wikivoyage

Шаблон: Река Северн Образец: Северн от Лландринио до Айронбриджа Шаблон: Северн от Железного моста до Бьюдли Шаблон: Шропшир

Ошибка скрипта: Нет такого модуля «Авторитетный контроль». Ошибка скрипта: Нет такого модуля «Проверить неизвестные параметры».

водных путей царей | Благородная Каледония

Справочник судов

Пожалуйста, ознакомьтесь с дополнительной информацией, относящейся к судну, или щелкните буклет, чтобы загрузить его.

Мы очень рады, что вы выбрали для своего путешествия по Российским водным путям корабль MS Volga Dream.

МС «Волга Дрим» поступил на вооружение весной 2007 года.Это элегантное судно было полностью перестроено из корабля, который первоначально вмещал более 200 пассажиров, а теперь вмещает всего 100 человек. В результате получилось великолепное и просторное судно, предлагающее самые лучшие условия проживания и считающееся лучшим на Волге с элегантными линиями. , удобный декор и изысканная кухня. Каюты и люксы расположены на четырех палубах, а удобства на борту включают восхитительный ресторан, предлагающий лучшие блюда русской и интернациональной кухни, приятный лаундж с большими панорамными окнами и баром, открытую террасу для загара, библиотеку и фитнес-центр.

Атмосфера на борту является дружелюбной и неформальной, и, хотя ваша ежедневная программа на берегу будет насыщенной, круиз также запланирован с учетом времени, чтобы расслабиться на борту. Русский экипаж, который все говорит по-английски, сделает многое, чтобы вы получили удовольствие от пребывания на борту.

ТЕХНИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ СОСУДА

Пассажиров: 100
Длина: 96 метров
Ширина: 14,5 метров
Зарегистрировано: Россия
Экипаж: 65

КОНДИЦИОНЕР ВОЗДУХА

Все каюты имеют индивидуально регулируемое отопление и кондиционер.

ТРЕВОГА

В случае аварии раздастся сигнал тревоги. Пожалуйста, следуйте инструкциям на борту, чтобы действовать в случае возникновения чрезвычайной ситуации.

ВСЕ НА БОРТУ

Время посадки и высадки будет предоставлено вашим круизным директором / тур-менеджером.

ОБЪЯВЛЕНИЯ

Во время вашего пребывания на борту экипаж корабля и круизный директор / тур-менеджер будут делать различные объявления.Пожалуйста, прислушайтесь к этим объявлениям, так как они будут важны или интересны.

ИНФОРМАЦИЯ О КАБИНЕ

Все каюты имеют панорамное окно, кроме стандартных кают на палубе кают и стандартных одноместных кают на палубе Променад, в которых есть иллюминатор. Все каюты имеют конфигурацию с двумя односпальными кроватями, за исключением кают, названных двухместными или одноместными. В числе удобств собственная ванная комната с душем, просторный шкаф, кондиционер, телефон с прямым набором номера, телевизор с широким экраном и спутниковыми каналами, электронный сейф, мини-бар, радио, фен, халаты, тапочки и приветственная корзина с фруктами по прибытии.

КРУИЗНЫЙ ДИРЕКТОР

Местный круизный директор будет сопровождать вас в вашем путешествии вместе с тур-менеджером Noble Caledonia.

ВАЛЮТА

Валюта на борту — российский рубль. Судно принимает карты Visa, MasterCard и American Express.

ЕЖЕДНЕВНАЯ ПРОГРАММА

Каждый вечер программа следующего дня будет доставлена ​​в вашу каюту.

ДРЕСС-КОД

Несмотря на то, что на борту нет официального дресс-кода, днем ​​для экскурсий рекомендуется удобная и практичная одежда, а вечером — что-нибудь более нарядное.Более формальная одежда требуется только для приветствия и капитанского ужина (черный галстук не требуется).

ЭЛЕКТРИЧЕСТВО

Электричество на борту 220В, розетки 2-х полюсные. Рекомендуем взять с собой адаптер.

ЛИФТ

На борту нет лифта.

ВЫСАДКА / ВЫВОД

Время посадки и высадки будет предоставлено вашим круизным директором.

АВАРИЙНЫЕ ПРОЦЕДУРЫ И БЕЗОПАСНОСТЬ

Полная информация о судовых мерах предосторожности и безопасности будет предоставлена ​​после вашей посадки.Обратите внимание, что на борту судна находится врач.

ПОЖАРНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ

На двери вашей каюты есть план палубы с указанием ближайших (и всех других) аварийных выходов. Аварийные выходы обозначены зеленым цветом, во всех коридорах установлены огнетушители.

ПЕРВАЯ ПОМОЩЬ И МЕДИЦИНСКИЕ ВОПРОСЫ

На борту корабля есть врач (платно). В случае возникновения чрезвычайной ситуации за дополнительной медицинской помощью можно обратиться в одну из больниц на берегу реки.Если вам потребуется экстренная помощь, позвоните на судовую стойку регистрации.

ФИТНЕС-ЗАЛ

На борту судна имеется тренажерный зал.

ЧАСЫ

Чаевые включены в стоимость вашего отпуска как за береговую экскурсию, так и за персонал корабля.

МАГАЗИН ПОДАРКОВ

На борту судна есть небольшой сувенирный магазин, в котором продаются практичные и сувенирные товары.

ПАРИКМАХЕРСКАЯ

На судне нет парикмахерской.

ДОМ

Ваша каюта будет убираться один раз в день, а ночью вам будет предложена подготовка постели ко сну.

КЛЮЧИ ОТ КАБИНЫ

Каждая каюта получит свой собственный ключ от каюты. Перед тем, как покинуть корабль, мы убедительно просим всех пассажиров обменять ключ от каюты на береговый пропуск, который вам выдадут на стойке регистрации корабля. После возвращения на корабль верните свой береговой пропуск на стойку регистрации в обмен на ключ от каюты.

ПРАЧЕЧНАЯ

На борту есть прачечная. Прейскурант можно найти в вашей каюте. В отеле нет химчистки.

БИБЛИОТЕКА И ИГРЫ

На борту есть небольшая библиотека, а для вашего удовольствия доступны различные настольные игры.

УТЕРЯННОЕ ИМУЩЕСТВО

Утерянное имущество можно передать на стойке регистрации судна. Перед возвращением домой убедитесь, что у вас есть все свои вещи.Если вы оставите предметы на борту корабля, мы сможем вернуть их вам только за ваш счет.

ПИТАНИЕ

Завтрак, обед и ужин на борту. Завтрак подается в виде «шведского стола», обеды представляют собой сочетание «шведского стола» и сервированных блюд, а ужины — в форме сервировки. По запросу могут быть приготовлены диетические блюда. Просьба направлять любые такие запросы в письменной форме в Noble Caledonia во время бронирования и, пожалуйста, повторить эти запросы менеджеру судового отеля при посадке.

Швартовка

Место для дока выделяется местными речными властями. Иногда могут потребоваться другие речные круизные суда для швартовки к нашему судну. Это может привести к ограничению обзора из каюты, а также может повлечь за собой необходимость посадки и высадки с корабля через общественные места другого судна и / или к пассажирам другого судна, чтобы сделать то же самое.

Москиты

Убедитесь, что вы принимаете соответствующие меры предосторожности для защиты от укусов комаров.

ОПЕРАЦИИ И ИЗМЕНЕНИЯ

Несмотря на наши кропотливые усилия по планированию, могут быть моменты, когда необходимо внести изменения в ежедневную программу из-за обстоятельств, не зависящих от нас, таких как интенсивное движение по реке или колебания уровня воды. Капитан и команда корабля сделают все возможное, чтобы найти лучшее и самое безопасное решение. О любых изменениях в расписании дня будет сообщено как можно скорее.

ОПЛАТА

Валюта на борту — российский рубль, на борту принимаются карты Visa, MasterCard и American Express.Детализированный счет будет представлен каждому пассажиру перед высадкой на все товары, приобретенные во время круиза.

ПОСТ

В сувенирном магазине судна есть открытки и марки, которые вы можете приобрести (при наличии), и элементы могут быть отправлены от вашего имени экипажем корабля (хотя, поскольку они не могут сделать это в каждом порту захода, это может занять больше времени. чем если бы вы разместили себя). Обратите внимание, что ни судно, ни Noble Caledonia не могут нести ответственности за почтовые отправления, которые не были доставлены от вашего имени.

АНКЕТЫ

Анкета будет предоставлена ​​всем пассажирам в конце пути. Будем признательны, если вы заполните и вернете это письмо.

ПРИЕМНАЯ

Стойка регистрации работает ежедневно с 07:00 до 23:00. С членом экипажа можно в любое время связаться по телефону.

НОМЕР ОБСЛУЖИВАНИЯ

Доступно обслуживание номеров.

БЕЗОПАСНЫЙ

Все каюты оборудованы сейфами, и мы рекомендуем размещать ценные вещи в сейфе, когда вы находитесь вдали от своей комнаты.Пожалуйста, не забудьте вынуть все предметы из сейфа перед тем, как покинуть судно в конце круиза.

БЕЗОПАСНОСТЬ

Пожалуйста, внимательно ознакомьтесь со всеми инструкциями по технике безопасности, предоставленными вам капитаном и экипажем судна. Полные инструкции по безопасности доступны для вас в вашей каюте.

САУНА

На борту судна имеется сауна. Пожалуйста, свяжитесь со стойкой регистрации корабля, чтобы записаться на прием.

КУРИТЬ

Курение в вашей каюте или в любых общественных местах судна строго запрещено.Предусмотрены специально отведенные места для курения, о которых можно сообщить на стойке регистрации при посадке.

СОЛНЕЧНАЯ ПАЛУБА

На корабле есть солнечная палуба, доступная для отдыха гостей. Бывают случаи, например, в ненастную погоду или при низких мостах, когда необходимо закрыть солнечную террасу. Пожалуйста, внимательно выслушайте капитана и команду для получения инструкций. Также обратите внимание, что солнечная терраса и ступени могут стать скользкими, если погода прохладная или образуется роса.

ТЕЛЕФОН

Если вы хотите сделать внутренний звонок, наберите соответствующий номер кабины. Если вы хотите сделать внешний звонок, обратитесь на стойку регистрации.

ПОСЕТИТЕЛИ

Посетители не допускаются на борт судна, однако с предварительного согласия приемной службы это иногда возможно. Пожалуйста, предоставьте как можно более подробное уведомление старшему персоналу, чтобы можно было принять необходимые меры.Операторы судна оставляют за собой право отказать в посадке любым посетителям.

ВОДА

Бесплатная вода предоставляется во время завтрака, обеда и ужина. Вода в бутылках пополняется ежедневно в вашей каюте.

WI-FI

Wi-Fi включен в праздничную цену, но имейте в виду, что услуги могут быть нестабильными и не могут быть гарантированы, особенно за пределами основных районов города.

ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ:

Приведенная выше информация является точной и правильной, насколько нам известно на момент публикации.Noble Caledonia не несет ответственности за какие-либо ошибки или упущения, и никакие устройства или особенности судна, описанные в настоящем документе, которые конкретно не описаны в нашей рекламе и в вашем праздничном счете как включенные в вашу отпускную цену, не будут считаться включенными в вашу стоимость. праздничный пакет. Если вам нужна дополнительная информация о судне или о каких-либо праздничных мероприятиях, пожалуйста, не стесняйтесь обращаться к нам.

В.3 Декабрь 2018 г.

Лоуренс Солан, Джанет Эйнсворт, Роджер В.Шуй — Говоря о языке и праве_ Беседы о работе Питера Тиерсмы | Кельты

Вы читаете бесплатный превью
Страницы с 15 по 44 не показаны при предварительном просмотре.

Вы читаете бесплатный превью
Страницы с 53 по 76 не показаны при предварительном просмотре.

Вы читаете бесплатный превью
Страницы с 85 по 102 не показаны в этом предварительном просмотре.

Вы читаете бесплатный превью
Страницы с 111 по 113 не показаны при предварительном просмотре.

Вы читаете бесплатный превью
Страницы с 122 по 124 не показаны в этом предварительном просмотре.

Вы читаете бесплатный превью
Страницы с 134 по 143 не показаны в этом предварительном просмотре.

Вы читаете бесплатный превью
Страницы с 147 по 153 не показаны при предварительном просмотре.

Вы читаете бесплатный превью
Страницы с 163 по 165 не показаны при предварительном просмотре.

Вы читаете бесплатный превью
Страницы с 169 по 170 не показаны при предварительном просмотре.

Вы читаете бесплатный превью
Страницы с 174 по 188 не показаны при предварительном просмотре.

Вы читаете бесплатный превью
Страницы с 204 по 235 не показаны в этом предварительном просмотре.

Вы читаете бесплатный превью
Page 251 не отображается в этом предварительном просмотре.

Вы читаете бесплатный превью
Страницы с 258 по 294 не показаны при предварительном просмотре.

Вы читаете бесплатный превью
Страницы с 305 по 314 не показаны в этом предварительном просмотре.

Вы читаете бесплатный превью
Страницы с 319 по 326 не показаны при предварительном просмотре.

Санкт-Петербургский музей декоративно-прикладного искусства

Санкт-Петербургский музей декоративно-прикладного искусства (часть Художественного училища им. Мухиной) имеет удивительную коллекцию русских кукол, фарфора, мебели и изразцовых печей, при этом каждый зал выполнен в своем стиле — ренессанс, барокко, фламандский и средневековый русский.В зале Медичи находится копия фриза Пергамского алтаря (оригинал Пергамского музея в Берлине) с рельефными резными изображениями битвы между богами и гигантами, изображенными с необычайным чувством движения и драматической напряженности.

Художественное училище Мухиной является ведущей школой прикладного искусства в России с момента его основания банкиром-филантропом бароном Штиглицем в 1876 году. Штиглиц верил в то, что вдохновляет студентов, окружая их изобразительным искусством и дизайном, и пожертвовал свою коллекцию гобеленов, посуды и т. Д. мебель и картины, как и его сын.После революции все самое лучшее было отправлено в Эрмитаж (но все же есть много интересных экспонатов), а Штиглицы были изображены как феодальные эксплуататоры.

Китайский дворец, созданный во времена Екатерины Великой. Это уникальная резиденция в стиле рококо со знаменитым рабочим кабинетом из горна. Это единственный дворец в окрестностях СПб, переживший Вторую мировую войну. Это одна из частных резиденций, а это значит, что туда могут приехать только избранные, быть одним из них.Наслаждайтесь этим уникальным архитектурным чудом, которое выглядит гораздо более впечатляющим внутри, чем снаружи. Почувствуйте себя особенным, ведь это только второй сезон, когда вы можете фотографировать внутри.

Этот потрясающий павильон был создан для жены Николая I, где можно было расслабиться после торжественных приемов. Он расположен на искусственном острове и оформлен в стиле Помпеи и итальянских загородных домов XVIII века. Павильон — мечта об Италии, оазис южного рая на севере России.Сюда могли прийти только избранные. Присоединяйся к ним!

Есть шанс заглянуть в Янтарную мастерскую, чтобы увидеть, как мастера, ответственные за реставрацию Янтарной комнаты, продолжают создавать другие шедевры; будет возможность сфотографироваться в мастерской, так как в самой Янтарной комнате это делать нельзя.

Особая сокровищница с дарами послов и личными вещами русских царей, сделанная из золота и покрытая бриллиантами, рубинами и изумрудами; посетить его можно только с гидом по музею, по предварительному заказу

Одна из самых известных коллекций французских импрессионистов и постимпрессионистов за пределами Франции находится в Главном штабе в Санкт-Петербурге — прямо напротив главного музейного комплекса Эрмитаж (через Дворцовую площадь) — сообщите нам, если вы заинтересованы, и мы бронируйте билеты заранее.

Мы предлагаем уникальное событие, которое выпадает раз в жизни, которое стало кульминацией посещения Санкт-Петербурга для многих наших гостей: обед с русской семьей в их квартире. Наслаждаясь домашней кухней и разговаривая с хозяином и хозяйкой, вы узнаете много нового о русской культуре, традициях и образе жизни, увидите, как живут местные жители, и обсудите с ними все, что находится под солнцем!

Павловский дворцово-парковый ансамбль — одна из лучших царских резиденций в окрестностях Санкт-Петербурга.В отличие от других известных королевских резиденций Павловск обладает неповторимым шармом частной усадьбы. Дворец выдержан в сдержанном классическом стиле и будет по достоинству оценен настоящими ценителями искусства. Во время экскурсии по Павловскому дворцу вы не только сможете увидеть потрясающие парадные залы, используемые для официальных церемоний и торжеств во дворце, но и некоторые частные комнаты, где семья могла бы собраться вместе вечером.

Интерактивный музей советских игровых автоматов, составляющих основу коллекции.Их здесь более пятидесяти. Билет включает в себя несколько жетонов для игры. Музей поможет вам вернуться в прошлое и больше узнать о Советской России. Что касается ваших детей, то им будет любопытно узнать, что было интересно их отцам и дедам.

Один из самых уютных и гостеприимных музеев нашего города.

В музее 12 залов художественного пространства. Здесь выставлены интерьерные куклы, театральные куклы, сказочные куклы, куклы, изображающие обычаи и традиции.Всего в музее более 40000 экспонатов. Его охраняют мурлыкающие духи — 3 кота, которые появляются, когда музей закрывается и куклы просыпаются … Единственный минус — с куклами нельзя играть, можно только смотреть на них.

Уникальное и первое в России арт-пространство, где представлены экспонаты теневого искусства. Здесь вы узнаете историю нашего города на языке света и тени, познакомитесь с Петром Великим, его основателем, и даже столкнетесь с собственной тенью. Готовы ли вы взглянуть на все и даже на себя под другим углом?

Уникальный памятник XV века в стиле западной готики.Единственная гражданская постройка в этом стиле, сохранившаяся в нашей стране. Здесь принимали послов, заседали новгородский парламент и суд, проходили торжественные обеды. Сейчас здесь выставлена ​​новгородская ювелирная коллекция VI-XVII веков.

Наслаждайтесь 14 залами с более чем 250 новгородскими иконами XI-XIX веков. Новгород — один из центров иконописи нашей страны. Эта выставка является одним из лучших собраний русских икон, так как позволяет проследить историю иконописи в нашей России.

Вытяните ноги и наслаждайтесь прогулкой на общественном катере. Вы увидите вид на реку Волхов и озеро Ильмень, которое называют Славянским морем, потому что территория вокруг настолько плоская. На это уходит 1-1,5 часа.

Кремль — сердце города, крепость в центре. Во время экскурсии вы можете увидеть Софийский собор, древнейшие каменные храмы нашей страны, памятник Тысячелетию Руси и место торговли купцов, которое называется «Ярославово Дворище» — двор князя Ярослава.

Действующий русский православный монастырь. Он был основан в XI веке великим князем Ярославом, которого крестил святой Георгий, отсюда и название. Георгиевский собор, жемчужина русской средневековой архитектуры, украшен уникальными фресками и даже старинными граффити.

В этом музее-заповеднике под открытым небом выставлены деревянные дома. Здесь вы познакомитесь с крестьянским бытом, обычаями и традициями, узнаете, как в России жили простые люди, женились, работали и отмечали разные праздники.Долгожданная перемена после всех дворцов!

Казанский собор — один из величайших храмов Санкт-Петербурга с 96 колоннадами, охватывающими Невский проспект, как распростертые крылья гигантского орла; он был построен между 1801 и 1811 годами для чтимой иконы Казанской Богоматери Андрея Воронихина (крепостного графа Строганова).

Диво Остров (название в переводе с русского означает «Чудесный остров», а достопримечательность действительно находится на острове) — лучший парк развлечений в России.Он был основан в мае 2003 года и тогда имел 17 аттракционов. Сейчас их 46. Некоторые аттракционы предназначены для взрослых, некоторые — для семей, а некоторые — для детей. Диво Остров дарит неповторимые впечатления людям любого возраста. Каждый взрослый получает путевку в детство, и каждый ребенок попадает в мир своих мечтаний и фантазий.

Если вы страстный любитель поездов, это место — ваш рай: это самый большой железнодорожный музей в Европе, своего рода «Технический Эрмитаж».Здесь вы можете попрактиковаться в вождении поезда с помощью симулятора: наслаждайтесь 6 сценариями из реальной жизни! Если вы пришли с маленькими, специально для них есть игровые зоны. Если вам окончательно наскучили поезда, вы можете сделать селфи с грустным крестьянином в холодном вагоне или попрактиковаться в азбуке Морзе с гипсовым телефонистом.

Русский музей — крупнейший музей национального искусства в мире и уникальный архитектурный ансамбль исторического центра Санкт-Петербурга.Он насчитывает 400000 экспонатов и охватывает историю русского искусства от икон X века до авангарда XX-XXI веков и советской живописи. Здесь можно увидеть Илью Репина, Михаила Врубеля, Марка Шагала, Василия Кандинского, Казимира Малевича и многих других.

Ежегодный фестиваль песчаных скульптур на территории Петропавловской крепости; интернациональная команда скульпторов из разных стран Европы создает скульптуры из специального песка по заданной тематике, которая меняется каждый год; выставка будет интересна вам и вашим малышам

Морские прогулки по Санкт-Петербургу — отличный способ увидеть город под другим углом — проплыть под многочисленными мостами по рекам и каналам и послушать любопытные истории от вашего гида.Морские прогулки по Санкт-Петербургу особенно величественны в сезон Белых ночей в Санкт-Петербурге.

Частный музей представляет собой макет России, выполненный в масштабе 1:87. Модель имеет площадь 800 квадратных метров и символично изображает все регионы нашей страны. Это самая крупная модель в России и вторая по величине в мире (после Minjatur Wunderland в Гамбурге). На его выполнение у 100 человек ушло 5 лет. Модель интерактивная, так что ваши дети будут в восторге нажимать на ней кнопки.

Это музей внутри другого музея. В этом разделе представлено 2400 экспонатов, что делает его одним из самых ярких собраний подобного рода. В конце XIX века в нашей стране проживало самое большое еврейское население в мире. Итак, эта выставка показывает, как евреи жили в Российской империи. Вы узнаете все о традиционных костюмах, книгах, предметах повседневной жизни, праздниках, ремеслах, в которых участвовали евреи, праздниках, которые они отмечали, и т. Д.

Эти великолепные павильоны были созданы в 1830-40 годах для жены и дочери Николая I (дочь звали Ольга).Там царица могла расслабиться после торжественных приемов. Они расположены на искусственных островах и оформлены в стиле Помпеи и итальянских загородных домов XVIII века. Эти павильоны — мечта об Италии, оазисе южного рая на севере России. Сюда могли прийти только избранные. Присоединяйся к ним!

Агатовые комнаты — двухэтажная баня. На первом этаже принимали ванну, а на втором были знаменитые комнаты, где гости могли потом расслабиться. Их стены были украшены агатом — отсюда и название.

Этот уникальный комплекс был построен Чарльзом Камероном для Екатерины II в 18 веке и был восстановлен только после Второй мировой войны. Его удалось сохранить практически в первозданном виде. К счастью, это сокровище не так популярно среди массового туризма, как Екатерининский дворец, поэтому, если вы хотите насладиться чем-то по-настоящему аутентичным и не переполненным, это определенно ваш выбор.

Настоящим я, как Заказчик туристических услуг, включенных в туристический продукт, и уполномоченный представитель лиц (туристов), указанных в Заявке, даю согласие туроператору (сайт https: // dancing-bear-tours .com) Co Ltd «Dancing Bear Tours» (и прямые поставщики услуг — средства размещения, перевозчики и другие подрядчики, указанные в договоре о продаже туристического продукта) для обработки моих данных и данных указанных лиц (туристов) в Заявлении: фамилия, имя, отчество, дата и место рождения, пол, гражданство, серия и номер паспорта, другие паспортные данные, указанные в паспорте; адрес проживания и регистрации; домашний и мобильный телефон; Адрес электронной почты; а также любые другие данные, касающиеся моей личности и личности лиц, указанных в Заявлении, в размере, необходимом для реализации и оказания туристических услуг, в том числе тех, которые включены в туристический продукт, разработанный Туроператором, для любых действий (операция) или набор действий (операций), выполненных с моими персональными данными и данными лиц, указанных в Приложении, включая (без ограничения) сбор, запись, систематизацию, накопление, хранение, уточнение (обновление, изменение), извлечение, использование, передача (распространение, предоставление, доступ), обезличивание, блокирование, удаление, уничтожение персональных данных, а также осуществление любых иных действий, предусмотренных действующим законодательством Российской Федерации, с использованием средств автоматизации, в том числе в информационных и телекоммуникационных сетей или без использования таких средств, если обработка персональных данных без их использования соответствует естественным относительно действий (операций), совершаемых с персональными данными с использованием средств автоматической аутентификации, то есть позволяет осуществлять поиск в соответствии с заданным алгоритмом персональных данных, записанных на физическом носителе и содержащихся в картотеках или других систематизированных коллекциях персональные данные и / или доступ к таким персональным данным, а также передача (в том числе за границу) этих персональных данных Туроператору и соответствующим третьим лицам — партнерам Туроператора.

Обработка персональных данных осуществляется Агентом и его уполномоченными представителями (Туроператором и прямыми поставщиками услуг) с целью выполнения настоящего соглашения (в том числе, в зависимости от условий соглашения, с целью обработки проездных документов, бронирование номеров в объектах размещения и у перевозчиков, передача данных в консульство иностранного государства, урегулирование претензий в случае их возникновения, предоставление информации в уполномоченные государственные органы (в том числе в суды и правоохранительные органы).

Настоящим подтверждаю, что предоставленные мной Агенту персональные данные являются надежными и могут обрабатываться Агентом и его уполномоченными представителями.

Настоящим я даю свое согласие Туроператору на отправку мне электронных писем / информационных сообщений на указанный мной адрес электронной почты и / или номер мобильного телефона.

Подтверждаю, что имею право предоставлять персональные данные лиц, указанных в Заявлении, и обязуюсь возместить Агенту любые расходы, связанные с отсутствием у меня соответствующих полномочий, включая убытки, возникшие в результате санкций проверяющих органов. .

Я согласен с тем, что текст согласия, предоставленного мной по собственному желанию, в моих интересах и в интересах лиц, указанных в Заявлении, хранится в электронном виде в базе данных и / или на бумаге и подтверждает факт согласия об обработке и передаче персональных данных в соответствии с вышеуказанными положениями, и я беру на себя полную ответственность за точность предоставления персональных данных.

Это согласие дается на неопределенный период времени и может быть отозвано мной в любое время, и в отношении части, касающейся конкретного лица, субъекта персональных данных, указанного в Приложении, оно может быть отозвано этим лицом путем отправка Агенту письменного уведомления по почте.

Настоящим подтверждаю, что мои права как субъекта персональных данных объяснены мне Агентом и ясны мне.

Я подтверждаю, что последствия отзыва этого согласия объяснены мне Агентом и ясны мне.

Настоящее согласие является приложением к данному заявлению.

В музее Фаберже собраны шедевры Фаберже мирового уровня (в том числе 14 пасхальных яиц), подарочные коробки, русские эмали и др. Коллекция находится в 9 красивых залах Шуваловского дворца.Он был открыт в ноябре 2013 года и основан Культурно-историческим фондом «Связь времен», созданным российским предпринимателем Виктором Вексельбергом для репатриации утраченных культурных ценностей в Россию.

Четвертое по высоте купольное сооружение в мире. Исаакиевский собор когда-то был главным русским православным собором Российской империи. Грандиозное убранство интерьера собора, созданное в Российской Академии художеств, захватывает дух от позолоченной бронзы, малахита и лазурита вместе с бесчисленными росписями, колоннами, мозаиками.

Один из лучших частных дворцов Европы. Его настоящая жемчужина — домашний кинотеатр. Здесь выступали выдающиеся русские певцы и танцоры. В этом дворце молодой Феликс Юсупов, наследник семьи, и другие заговорщики совершили покушение на Григория Распутина. Во время посещения дворца вы узнаете о сюжете Феликса и о том, как он был воплощен в жизнь.

Петропавловская крепость здесь наш город был основан в 1703 году. Петр Великий основал крепость для защиты земель, отвоеванных у Швеции.Сейчас это одна из важнейших крепостей 18 века в России и Европе. Петропавловский собор — место захоронения почти всех русских царей от Петра Великого до последнего русского царя Николая II и его семьи.

Многие вестибюли и платформы станций метро украшены мрамором, гранитом, барельефами и мозаикой, что делает их похожими на подземные дворцы. Самые первые 10 станций появились после Второй мировой войны и имеют различную военную и советскую символику, напоминающую посетителям о славной победе над нацистской Германией.Из-за болотистой почвы города большинство линий проложено очень глубоко под землей.

Петергоф, безусловно, обязательно нужно посетить каждому, кто впервые приедет в Санкт-Петербург. Его часто называют «русским Версалем»: это настоящее «царство фонтанов» и настоящий рай для маленьких детей (как и взрослых). ) с удивительными каскадами, множеством уникальных игривых фонтанов, Большим Петергофским дворцом и другими небольшими.

Екатерининский дворец Обязательно посетите.Внутри вы найдете ряд смежных комнат в стиле барокко, а где-то в центре этой анфилады находится знаменитая Янтарная комната, которую современники называли «восьмым чудом света». Дворец сильно пострадал во время Второй мировой войны, а янтарные панели были украдены нацистами. Но реставрацию начали в 1979 году, а закончили в 2003 году.

Мемориал блокадников Санкт-Петербурга увековечивает невзгоды, которые пережили ленинградцы (советское название нашего города) во время блокады, которая длилась 900 дней (1941-1943) и унесла около 1.5 млн жизней. Самая яркая часть мемориала — это картины советских граждан, обращенных на юг в сторону врага. Он был разработан, чтобы на него смотреть издалека. В подземном мемориальном зале хранятся реликвии осадных времен.

Предлагает свежие продукты со всего бывшего Советского Союза: дыни, помидоры, фермерский мед, соленые огурцы, сметану, ветчину и корнишоны, не говоря уже об импорте, например, киви. Большинство продавцов предлагают попробовать кусочек ленты перед покупкой. За пределами рынка находятся «бабушки» (пенсионеры), которые продают то, что они вырастили на даче (даче) или собрали в лесу.

Эрмитаж — один из важнейших и старейших музеев мира. В нем одна из самых больших коллекций картин. Если вы потратите одну минуту на просмотр каждого экспоната музея, вам понадобится 11 лет, чтобы увидеть все. Коллекция французских импрессионистов выставлена ​​в Главном штабе напротив Зимнего дворца.

Наиболее известен мозаикой площадью почти 21 000 м², которая покрывает как интерьер, так и фасад здания.