Эстезис — Жанр номера: плач

Если мы скажем, что плач – не только один из древнейших жанров, но и один из самых трудных для определения, это не будет преувеличением. Устная причеть (или плач в произведениях фольклора) оставила свой след не только в плачах светской литературы, но и в полуцерковных княжеских житиях, а отголоски мы сможем найти даже в современной лирике.

Жанр: плач

Время появления: точкой отсчета принято считать 2 тысячелетие до н.э. ­

Распространение: фольклор и мировые литературы

Особенности: похоронный плач бытует до сих пор

Истоки: где и когда?

Дорогой читатель, будем честны перед тобой. Точного ответа на вопрос, когда возник этот жанр, попросту нет. Дело в том, что плач теснейшим образом связан с реакцией психики человека на определенную ситуацию, то есть представляет собой неконтролируемую психомоторную реакцию. Как фольклорный (устный) феномен он возникает уже на ранней стадии развития человечества в результате его социализации и ритуализации.

У разных народов постепенно вырабатываются представления о том, уместен ли плач в той или иной ситуации. Обычно плач (или причеть) сопровождает переходные (погребение, свадьбу) и поминальные обряды. Например, для переходных обрядов в севернорусской традиции характерно, как правило, включение вербальных текстов ритмической природы. Все они имеют в основе факт преодоления границ мира живых и «иного» мира. Так скорбящая просит мертвого вернуться хоть на минуту, последний раз «посмотреть» на семью и родных перед дальней дорогой между миром мертвых и живых.

 

Стань-восстань-ко ты, родимай да милай бра<тенька>!

Ой, ты открой-ко ты свои да ясны оченьки,

Ай, ты размахни-ка ты свои да белы рученьки,

А стань на резвыя свои да белы ноженьки…

 

Плач в качестве элемента входит в обряд проводов Масленицы, а многие народы в мире используют его в составе приветствия («приветствие слезами»).

Наполняется плач возгласами и заклинаниями, испрашивающими защиты у потусторонних сил.

 

Плач в русской фольклорной традиции: особенности

Первое, на что обычно обращают внимание исследователи при изучении поэтики причета, особенно сопровождающего похоронный и свадебные обряды, – это метафоризация речи, которой подвергаются не только такие понятия, как жизнь-смерть, радость-горе, но и реалии быта. Причитающая женщина называет себя не по имени, не указывает на свой социальный статус, она именует себя «горемычницей», «кукушицей», «кручинной головушкой», а мужа, хозяина дома – «семеюшкой», «роженым сердеченьком», детей – «жемчужинками», «сиротиночками горькими». Девушку-невесту будет называть, как правило, «белой лебедушкой»; соседок и родственниц – «белыми лебедями». Последний путь называют часто «торной дороженькой», а поминание – «днем рожденьица».

 

 

Гробница Рамосы. Плакальщицы.

Принято считать, что такие именования – это результат страха перед негативными последствиями, которые можно накликать, напрямую называя тот или иной предмет (верования в магическую силу слов).

Еще одна заметная черта фольклорного плача – обилие эпитетов. Практически каждому понятию, реалии быта, лицу дается определение, определяющее состояние плакальщицы или содержащее экспрессивную оценку. Многие из эпитетов хорошо знакомы нам с вами по русским народным сказкам. Тут и «удалой добрый молодец», и «вино заморское», и «лебедушка белая»:

 

Любезные мои подруженьки,

Не расплетайте вы мою русу косыньку,

Как вам не жалко расплетать мою русу косыньку…

Создается впечатление, что смысл как бы ускользает от плакальщицы, при употреблени таких сочетаний как «крутая гора да высокая», «по пути да по дороге». Фольклористы, которым довелось записывать похоронный обряд, отмечают медитативность исполнения импровизационного текста, которая явно ощущается слушающим.

 

Плач в мировых литературах

Точкой отсчета бытования плача в литературе (то есть в письменных источниках) принято считать возникновение шумерских документов «Плач об Уруинимгине» и «Плач об Уре» (около 2000 года до н. э.), плач о разрушении города Лагаш (исполнялись во время богослужения). Создание подобных плачей было очень распространено в Шумере, что повлияло и на другие культуры в последующие эпохи, возникающие на той же и прилегающих территориях:

 

В реках Шумера потекла горькая вода,

поля поросли сорняками, на пастбищах увядала трава.

… все боги покинули Урук,

они держались вдали от него,

они укрывались в горах,

они бежали в отдаленные равнины.

 

Такой плач весьма схож с древнееврейским жанром «кина» (мн. число – «кинот»), тесно связанным с богослужебной литературой. Кинот записывались, их чтение поручалось плакальщицам и плакальщикам. Сборником кинот на разрушение Храма и крушение еврейского государства является Плач Иеремии, который стал одним из образцов для религиозных церковных плачей в христианской литературе.

Древнейший сохранившийся образец европейского плача – «Плач на смерть Карла Великого» (X век). В XII—XIII веках в Европе плач занял место среди других музыкально-поэтических жанров литургической драмы, по всей Западной Европе был распространён также «Плач блаженной Девы Марии».

 

Похоронная процессия Иоанна II.

В позднем Средневековье тексты плачей появились и на современных европейских языках. Дело в том, что общеобязательного богослужебного канона литургической службы не существовало вплоть до XVI века, поэтому местная церковь могла делать вставки по своему усмотрению. Вокруг этих гимнов (вставок) группировались тексты, написанные по образцу гимнов (но в церквях не исполнявшихся) – сатирические тексты, размышления, поучения, но особенной популярностью пользовались плачи. В них лирическое чувство находило более свободный выход, лавируя между повторяющимися образами и мотивами.

 

Плач в древнерусской литературе

Фольклорный жанр по происхождению широко представлен в литературе – письменных памятниках. Если сначала древнерусские летописцы упоминали факт плача, совершавшегося по убиенному князю, то впоследствии пытались передать «краткое содержание» – ключевые моменты и даже вводили элементы плача в текст воинских повестей XI–XVI веков. Например, так изображен плач Ярополка Изяславича над убитым отцом в Ипатьевской летописи: «Отче, отче мой, что еси бес печали пожил на свете семь, многи напасти приемь от людей и от братья своея. Се же погибе не от брата, но за брата своего положи главу свою». В такие плачи включаются реальные исторические события с оценкой, в свете которых дается фигура оплакиваемого. Это придает летописным плачам оттенок публицистичности, однако в целом такие плачи хорошо передают устные элементы, представляющие стереотипные устные формулы (включающие метафоры, повторяющиеся эпитеты).

С XV века в русской литературе наблюдается усиление психологического начала, интереса к человеческим переживаниям, поэтому плач получает широкое развитие в светской повести, полусветских княжеских житиях, ему теперь отводится больше места. Житие Стефана Пермского, написанное Епифанием Премудрым, заканчивается риторическим эпилогом в форме плача, который так и называется: «Плач пермских людей», «Плач пермской церкви» и «Плач и похвала инока списующа» (плач самого автора жития).

С XV века в русской литературе наблюдается усиление психологического начала, интереса к человеческим переживаниям, поэтому плач получает широкое развитие в светской повести, полусветских княжеских житиях, ему теперь отводится больше места.

Л. Бакст. Ваза, 1906.

В начале XVII века появляется анонимный «Плач о пленении и конечном разорении Московского государства», а в конце того же столетия поэт Сильвестр Медведев написал «Плач и утешение» по поводу смерти царя Федора Алексеевича.

 

Элементы плача в поэтическом творчестве

Наряду с бытованием плача в обрядах староверов в XIX–XX (и даже в XXI) веках, его элементы мы можем найти и в поэзии хорошо известных нам авторов (кто знает, может этот элемент и придает произведению такую глубину). Прекрасные образцы причитаний и плачей были созданы Н. Некрасовым, Н. Клюевым, А. Ахматовой, М. Цветаевой.

Поэт Серебряного века Николай Клюев известен, в частности, своей стилизацией – поэмой «Плач о Сергее Есенине», написанной сразу после смерти последнего:

 

Лепил я твою душеньку, как гнездо касатка,

Слюной крепил мысли, слова слезинками,

Да погасла зарная свеченька, моя лесная лампадка,

Ушел ты от меня разбойными тропинками!

 

Анна Ахматова во время Первой мировой войны создает цикл стихотворений («Июль 1914», «Утешение», «Молитва»), обретающих форму плачей и молитв. Недаром Марина Цветаева называет Анну Ахматову «Музой плача». Ахматова часто использует фольклорный элементы похоронного плача и в более поздних стихотворениях («Сзади Нарвские были ворота…», 1944):

 

Вот о вас и напишут книжки:

«Жизнь свою за други своя»,

Незатейливые парнишки –

Ваньки, васьки, Алешки, Гришки, –

Внуки, братики, сыновья!

Элементы мужского и женского плача лежат в основе поэмы «Реквием».

Долгую жизнь элементам плача в поэтическом творчестве обеспечивает психофизиологическое происхождение этого феномена, поддерживаемое традициями книжного плача, пришедшие во многие литературные традиции через книги Священного Писания. Этот жанр найдёт своё отражение даже в бардовской поэзии 1960-70-х гг. Стоит вспомнить «На реках Вавилонских…», водящее в цикл «Русские плачи» А. Галича:

 

Что ни год – лихолетье,

Что ни враль, то Мессия!

Плачет тысячелетие

По России – Россия!

 

Столетия сменяют столетия, новые темы попадают в поле зрения авторов, но элементы плача удивительным образом оказываются подходящим инструментом для создания лирического переживания. ■

Наталья Дровалёва

Плач — литературный жанр, а также произведение, созданное в этом жанре

Похожие презентации:

Иван Алексеевич Бунин и Липецкий край

Проект по литературному чтению «Они защищали Родину»

Бауыржан Момышулы (1910-1982)

Исследовательский проект «Пушкин – наше всё»

Жизнь и творчество Льва Николаевича Толстого

Петербург Достоевского. Сцены уличной жизни

Олжас Омарович Сулейменов (род.1936 г.)

Жизнь и творчество Алишера Навои

XIX век в зеркале художественных исканий

Своя игра. Викторина по сказкам Г.Х. Андерсена

ЧАСТНОЕ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ТЮМЕНСКОГО ОБЛАСТНОГО
СОЮЗА ПОТРЕБИТЕЛЬСКИХ ОБЩЕСТВ
«ТЮМЕНСКИЙ КОЛЛЕДЖ ЭКОНОМИКИ, УПРАВЛЕНИЯ И ПРАВА»
ПЛАЧ
Руководитель:
Хучахметова Лилия Тимуровна
Выполнили:
Артемьева Анастасия и Дубровина Дарья,
группа ЗИО-20-09
Что такое плач?
Плач — литературный жанр, а также произведение, созданное в этом
жанре, — традиционные импровизации, связанные, преимущественно, с
похоронами, свадьбами и другими обрядами. Это жанр бытовой
народной поэзии, лирико-драматическая импровизация в стихах.
История плача
Точного ответа на вопрос, когда возник этот жанр — нет. Дело в том, что плач
теснейшим образом связан с реакцией психики человека на определенную
ситуацию.
Жанр плача проявился в годы Второй мировой войны. В нынешнее время жанр
плача присутствует в ряде литературных и музыкальных произведениях.
У разных народов постепенно вырабатываются представления о том, уместен ли
плач в той или иной ситуации.
Какими бывают плачи?
Причитания принято классифицировать по функциональному принципу на
три основных категории.
рекрутские
свадебные
Плач
похороннопоминальные
Отдельно выделяют так называемые бытовые внеобрядовые причитания,
которые могли слагать женщины в тяжёлых ситуациях (например,
после пожара, во время тяжёлой работы).
Как и где использовали плач?
Похоронно-поминальные и рекрутские плачи близки друг другу по
содержанию. В них оплакивается умерший или уходящий на военную службу
родственник. При этом уход на военную службу был аналогом смерти
человека при жизни, потому что на службу забирали практически на всю
жизнь. Похоронные причитания выражали горе родственников, потерявших
умершего человека.
Свадебные причитания
Свадебные причитания – это тексты, исполняемые невестой, ее родителями
и родственниками, которые охватывают близкий ей круг, тем самым,
описывающие ее переживания и чувства. Основной мотив свадебных
причитаний – оплакивание девичьей свободы, страх перед вступлением в
новую семью, осознание своего полного бесправия в ней.
Примеры плача в литературе
Примером плача является описанный в «Слове о полку Игореве» плач
Ярославны, где княжна оплакивает погибших войнов, которые не вернулись
из военного похода.
Плачи – это языческая традиция, в которой представления о смерти не
соответствуют аналогичным представлениям в христианстве.
Именно поэтому церковь долгое время боролась с плачами, пытаясь
искоренить в народе привычку сильно оплакивать умерших. Однако,
искоренить это, вовсе так и не удалось.
Плач Ярославны
(чтение Ирины Вахитовы)
Отрывок из
художественного фильма

English     Русский Правила

Плакать при чтении сквозь века

Что значит плакать над книгой? В последнее время этот вопрос актуален благодаря «Великому Ю.А. Дебаты 2014 года» — разговор, начатый Рут Грэм в прошлом месяце в Slate, о достоинствах «Виноваты звезды» Джона Грина и других произведений для молодежи. Дебаты касались многих вещей, в том числе напряженности между высоким и популярным искусством, роли критики и судьбы зрелости как культурной ценности. Но это также было — особенно — о ценности и значении слез. «Я читатель, который не плакал», — с вызовом написал Грэм. «Это делает меня бессердечным? Или это делает меня взрослой?» Напротив, Лорин Штайн, редактор «Парижское обозрение» сообщил, что читал книгу лежа, «чтобы избавиться от необходимости носить носовой платок»; Дана Стивенс, кинокритик Slate, оставила киноверсию с сухими глазами и задалась вопросом: «Я плохой человек?» То, что могло быть чисто интеллектуальным спором о нашем коллективном литературном вкусе, часто сводилось к личному, эмоциональному вопросу: плакал ли я?

Слезы занимают удивительно видное место в истории романа. Читатели всегда задавались вопросом о роли эмоций в чтении: что значит быть глубоко тронутым книгой? Какие книги являются достойными объектами наших чувств? В разные эпохи люди по-разному отвечали на эти вопросы. В восемнадцатом веке, когда роман был еще новой формой, плач был признаком читательской добродетели. «Сентиментальные» романы, полные нежных и патетических сцен, давали читателям повод проявить свои «тонкие чувства». Твои слезы доказали твою восприимчивость к чужим страданиям. Историк литературы Ричард Дарнтон пишет, что, просматривая почту поклонников Руссо, «отовсюду поражаешься звуку рыданий». «Надо написать тебе, что задыхаешься от волнения и плачешь», — писал поклонник «Юлии, или Новой Элоизы» Руссо. «Я никогда не плакал такими вкусными слезами», — написал другой. «Я искренне верю, что пролил пинту слез», — писала ему одна из поклонниц Сэмюэля Ричардсона, леди Брэдшей, после прочтения «Кларисса»:0005

и мое сердце все еще разрывается, хотя они не перестают течь в этот момент, и не будут, я боюсь, в течение некоторого времени . .. в агонии я бы отложил книгу, снова взял ее, прошелся по комнате, пусть прольется поток слез, вытри мне глаза, прочитай еще раз, может быть, не три строчки, выбрось книгу, крича: извините меня, добрый мистер Ричардсон, я не могу продолжать.

Сентиментальные романы пользовались огромной популярностью; «Памела» Ричардсона, история добродетельной служанки, которую терроризирует ее работодатель, мистер Б., стала одним из первых примеров бестселлеров в английской художественной литературе. Но сентиментализм также с самого начала был уязвим для нападок. Слезы, в конце концов, не имели обязательной связи с настоящей добродетелью, и их можно было притворить. (В «Шамеле», все еще забавной пародии Генри Филдинга на «Памелу», героиня Ричардсона разоблачается как интриганка, которая использует свои слезы, чтобы заставить «мистера Буби» жениться на ней.) Они также могут баловаться. Как указывает критик Джон Муллан, к концу восемнадцатого века, согласно OED, слово «сентиментальный» («проявляющий утонченные и возвышенные чувства») приобрело новое значение — «пристрастие к поверхностным эмоциям» — приближая ее к тому значению, которое она имеет для нас сегодня.

В девятнадцатом веке значение слез развивалось в двух противоположных направлениях. Некоторые писатели стремились вызвать у своих читателей еще более «возвышенные» чувства: викторианские сентименталисты писали вызывающие слезы сцены, часто сосредоточенные на смерти ребенка, чтобы вдохновить на социальные и политические реформы. (Вспомните Диккенса или Гарриет Бичер-Стоу.) Другие писатели подхватили идею «зависимости» от эмоций. Роман-сенсация, другой тип викторианского бестселлера, показал, что слезы сами по себе могут доставлять удовольствие. Романы-сенсации были предшественниками современных триллеров, детективов и слезливых романов; насыщенные прелюбодеянием, шантажом, двоеженством, тайнами, безумием и мелодраматическими поворотами и разоблачениями, они были известны тем, что вызывали у своих читателей физические «ощущения» — мурашки по коже, озноб, учащенное сердцебиение, а в мелодрамах, таких как «Ист-Линн» Эллен Вуд ,» слезы. Но это были слезы без нравственной цели и следствия: ощущение ради ощущения. Рецензенты сочли романы неприятными; читатели покупали их толпами. (Некоторые из них сохранились хорошо: Т. С. Элиот и Дороти Сэйерс считали «Лунный камень» Уилки Коллинза лучшим детективным романом из когда-либо написанных.)

Удовольствие и моральное чувство, конечно, не обязательно должны быть исключительными: от просмотра «Слов нежности» всегда хочется позвонить маме. Но, после романа-сенсации, о слезах стало можно говорить исключительно с точки зрения удовольствия. Сегодня это привычный способ общения. Недавно читатель, ищущий рекомендации книг на сайте Ask Metafilter, написал: «Я хочу выплакать глаза над книгой… если она заставила вас всхлипнуть и всхлипнуть и в какой-то момент сказать: «Вау, я этого не выношу». это, наверное, золото». Более восьмидесяти человек написали в ответ с рекомендациями, начиная от «Костяных людей» («Это хорошо, и это больно») до «Брюстера» («Я могу обещать сильную ужасную печаль… Так хорошо») до «Марли и я» — одобрено, в удивительной манере леди Брэдшей, пользователем под ником «волосатый террариум»:

Ода книгам о слезах

Этот контент содержит партнерские ссылки. Когда вы покупаете по этим ссылкам, мы можем получать партнерскую комиссию.

Посвящать слезам целые книги в обществе, которое не одобряет плач и считает его эмоцией, которой мы должны стыдиться, — это радикальный поступок. Охватить человечество в его наиболее уязвимой форме и превратить его в литературу — выдающийся подвиг. Таким образом, в некотором смысле книги о плаче — это прославление самой жизни, даже если она является ее наименее идеальной версией. Они могут научить нас «любить жизнь, любить ее, даже если у вас нет на это смелости». И, надеюсь, в будущем они будут написаны более разнообразными авторами, что позволит еще больше взглянуть на этот аспект человеческого существования.

Возьмем, к примеру, «Плач: естественная и культурная история слез». В нем Том Лутц наблюдает за актом плача и за тем, как, хотя это универсальный способ выражения эмоций, его интерпретации не универсальны. Это междисциплинарное исследование слез включает в себя элементы из истории, литературы, искусства и социальных наук, чтобы поставить такие вопросы, как, почему мы плачем, как реагировать на слезы другого человека, когда мы перестаем плакать и тому подобное. Плач — это не статичное действие, а текучее. Это катарсический акт? Почему плач новорожденного в течение нескольких месяцев приемлем, а плач взрослого считается постыдным? Чем плач Ахиллеса над мертвым телом Патрокла отличается от слез зрителей, возвращающихся домой после просмотра «Титаника»?

Лутц возвращается к художественному выражению плача, чтобы обсудить парадокс плача. От физиологии плача до психологии, стоящей за ним, Лутц глубоко погрузился в мир слезоточивых и их культурных контекстов. Книга Лутца феноменальна, если не сказать больше, но из всех ее достоинств, что действительно выделяется для меня, так это то, как он нормализовал то, что для того, чтобы плакать, вам не нужно выбирать тему. Он опирается на произведения Платона и Пикассо, стратегически избегая лингвистической мелодрамы, чтобы процитировать, что плач не может быть сведен к сентиментальной жалости к себе. Он разнообразен и несет в себе широкий спектр человеческих чувств, которые могут занять у нас время до вечности, чтобы полностью понять.

Затем есть «Книга плача» Хизер Кристл, которая состоит из фрагментов о различных аспектах плача и углубляется в науку, историю и социологию плача. Она проливает свет на различные виды слез: базальные, раздражающие и психогенные. Соединяя факты с личными анекдотами, с помощью искусства плача Кристл обсуждает серьезные темы, такие как горе, тревога, материнство и психические заболевания. Для нее плач — рутинное действие, то, что остается постоянным, пока она оплакивает смерть друга, переживает депрессию и готовится к материнству. Эта книга является литературной данью акту барахтанья, потому что, когда все остальное ускользает от нас, мы по-прежнему имеем полное право пользоваться собственными слезными путями.

Кристл также проливает свет на то, как мы игнорируем одни слезы и превозносим другие. Плачущую женщину часто увольняют. Кристл говорит о патологизации эмоций. Она также прослеживает, как слезы белых женщин использовались против цветных людей. Она задается вопросом, склонны ли мужчины испытывать горе в форме гнева. В книге также упоминается беременность Кристл и уверяет матерей, что быть подавленным — это нормально. Матери не всегда должны просто волшебным образом все упорядочивать. Она пишет: «Я беспокоюсь, что у меня будут колики у матери, потому что меня периодически одолевает полный, всепоглощающий страх и отчаяние, и когда я так страдаю, мой плач может продолжаться часами». Для Кристла плач — это акт воссоединения с самим собой, поскольку, выкрикивая глаза, вы удерживаете себя вместе. Вместо того, чтобы отрицать, что жалость к себе может быть весьма приятной, она обсуждает, как, плача и сочувствуя себе, мы окружаем себя воображаемой заботой.

Книги о плаче не эстетизируют страдание. Горе, когда его сдерживают, умножается, а слишком много горя невыносимо, потому что нет другого выхода, кроме как жить с ним. В Bluets Мэгги Нельсон пишет: «В конце концов я признаюсь другу в некоторых подробностях своего плача — его интенсивности и частоте. Она говорит (любезно), что, по ее мнению, мы иногда плачем перед зеркалом не для того, чтобы разжечь жалость к себе, а потому, что хотим чувствовать себя свидетелями своего отчаяния.