Как называется вид комического заключающийся в добродушной насмешке: ЛИТЕ8-В006 Как называется вид комического, заключающийся в добродушной насмешке? Выберите один

Викторина «Британника»

Женская история: цветные женщины в комиксах

С самого начала возникли две основные группы тем: политическая мораль и личная мораль. Сохранившиеся полосы до 1550 года, большинство из которых представляют собой немецкие гравюры на дереве, посвящены таким темам, как жития святых (подразделенные на манер позднесредневековых расписных запрестольных образов, которые были решающим фактором в разделенном расположении плакатов), рассказы о современных чудесах. , насмешка над мирской любовью и политически инспирированные обвинения против евреев.

Реформация и последовавшие за ней религиозные войны на протяжении 17 века, особенно в протестантской Германии и Нидерландах, породили множество пропагандистских и патриотических идей, основанных на современных политических событиях.

В течение XVII века нарративная полоса, до сих пор представлявшая собой неопределенное и нерегулярное явление, стабилизировалась и обычно принимала форму аллегорического графического центра, окруженного повествовательными каймами. Хотя эти полосы часто были грубыми по стилю, им удавалось передать отчеты о политических интригах и трогательные описания военного террора; наиболее известным в последней категории является изысканно выполненное и тщательно продуманное повествование о Тридцатилетней войне Жака Калло. Малоизвестны, но столь же убедительны обвинения Ромейна де Хуге в преследовании гугенотов при Людовике XIV. Ромейн, первый названный художник, последовательно посвятивший себя повествовательной ленте, также оставил красочные, убедительные и тщательно продуманные графические описания прихода Вильгельма III к власти в Нидерландах и Англии. Английские граверы, вдохновленные голландским примером и возглавляемые Фрэнсисом Барлоу, изображали сложные политические события того периода (например, Папский заговор 1678 года) в виде игральных карт, которые часто продавались в виде неразрезанных листов.

Оформите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

Самые ранние ленты, касающиеся личной морали, являются немецкими и рассказывают о жестоких формах убийства и их публичном наказании, причем акцент смещается с последних (в 16 веке) на первые (в 18 веке). Криминальная лента в конечном итоге превратилась в более или менее преувеличенную и романтизированную жизнь знаменитого разбойника, которая является предшественником детективной ленты начала 20 века.

Нарративы, основанные на более широком спектре аморального и преступного поведения, взяли за отправную точку иллюстрации к притче о блудном сыне, гравюрные версии которых, независимо от библейского текста, были впервые созданы Корнелисом Антонишем из Амстердама. Разгульная жизнь блудного сына, обогащенная элементами из иллюстраций к семи смертным грехам ( см. смертный грех) и Десяти заповедям, была переработана в различных итальянских жизнеописаниях блудниц и распутниц, наиболее всеобъемлющие и резкие из которых относятся к середине. Венецианец 17 века. Спустя поколение болонский художник Г.М. Мителли придавал своим повествованиям и семинарской сатире почти карикатурный моральный акцент. Немецкие художники 17 века специализировались на сатирическом разоблачении тирании сварливых жен и предложении насильственных средств. Голландцы в это время производили специально для детей откровенно фарсовые полоски примитивного дизайна. К середине 18 века русские тоже делали сатирические ленты.

Различные социальные и нравственные темы, грубо трактовавшиеся в разных странах и в разное время, послужили исходным материалом для английского художника Уильяма Хогарта, поднявшего широкоформатный картинный рассказ на редко превзойденный эстетический уровень. Обладая широкой и глубокой социальной проницательностью, непревзойденным чувством сатирического контрапункта и актуальности ссылки, а также исключительной физиогномической ловкостью, Хогарт имел дело с типами из всех классов общества. Богатство его повествования полностью визуальное, поскольку он избавился от всех широкоформатных атрибутов заголовка-выноски-легенды-комментария, позволив только такие надписи, которые можно было натуралистично ввести в сцену. Моральная позиция Хогарта также была новой: он изображал безрассудство и наказание своих главных героев с долей сочувствия, приберегая весь огонь своей сатиры для тех, кто эксплуатирует этих несчастных. Среди многочисленных последователей Хогарта выделяются двое: немец Даниэль Ходовецкий, сведший хогартовскую картинную историю к рамкам иллюстраций альманаха, и англичанин Джеймс Норткот, пытавшийся соединить хогартовский реализм с неоклассической сентиментальностью (9).0023 Усердие и Распущенность , 1796).

Внедрение в рекламу карикатурного по своей сути комического механизма сделало «комикс» комическим по своей сути как по форме, так и по содержанию. Основными представителями карикатурной полосы в великий век английской карикатуры (около 1800 г.) были второстепенные художники, такие как Генри Банбери, Джордж Вудворд и, в частности, Ричард Ньютон, который в своей короткой карьере сочетал элементы хогартовской сатиры с гротескными преувеличениями. Томаса Роулендсона и Джеймса Гилрея. Экономия линий, мгновенность комического эффекта, визуальное и словесное остроумие теперь стали отличительной чертой ленты. Поскольку история сосредоточена на одной странице, фоны и повествовательные эпизоды были сведены к минимуму в пользу поразительных выражений лица и силуэтных поз.

Сатира и ирония

Во многом благодаря Кандиду Вольтер считается одним из величайших сатириков в литературе наряду с Джонатаном Свифтом. Сатира может быть определена как особый литературный способ сделать возможным улучшение человечества и его институтов. Сатирик занимает критическую позицию и обычно представляет свой материал с остроумием и юмором. Зная о серьезных ограничениях институтов, воздвигнутых человечеством, он может с помощью смеха попытаться произвести их перестройку, а не разрушение. Вольтера можно назвать таким сатириком, и он стремился к самой основательной перестройке человеческого поведения и институтов.

В основном сатира бывает двух родов: та, что следует традиции Горация, мягка, вежлива, добродушна и направлена ​​на исправление посредством терпимого, сочувственного смеха; и произведение Ювенала, язвительное, оскорбительное, насмешливое и наполненное моральным негодованием по поводу испорченности и зла человека и его институтов. Иными словами, можно сказать, что сатира Горация забавляется безумием, а сатира Ювенала атакует преступления или, по крайней мере, правонарушения, считающиеся антиобщественными. Очевидно, что последний тип, если он вообще вызывает смех, вызывает презрительный смех. Оба вида сатиры встречаются в Кандид. И примечательно то, что даже когда Вольтер был сильно возбужден, он прибегал к легким прикосновениям и достигал часто веселого тона, обманчивого для буквально мыслящего читателя, принимающего рассказ за преувеличенный рассказ о приключениях главного героя и не более того. . Основным приемом Вольтера как сатирика является ирония, применяемая не только к утверждению, но и к событию, ситуации и структуре.

Ирония — это риторический прием, с помощью которого действительное намерение пишущего или говорящего выражается способом, имеющим противоположное значение. Нередко, как и в творчестве Вольтера, ему свойственен мрачный юмор. Обычно автор помещает слова похвалы, подразумевающие порицание, и слова порицания, подразумевающие похвалу, причем первая практика более распространена. Как литературный прием ирония эффективна, потому что требует сдержанности. Сатирик, который зависит от него, никогда не опустится до ругани или сарказма; он ожидает, что его аудитория поймет суть. Можно понять, почему Тиеро хвалил Вольтера как «самого превосходного автора острот и шуток» и что и барон Гримм, и мадам. де Сталь подчеркивал комические аспекты Кандид , не игнорируя при этом серьезность истории.

Цели сатиры Вольтера многочисленны и разнообразны. Безусловно, первым по важности является философский оптимизм; другие включают религию, королей и государство, войну, алчность, социальную гордость и глупость того или иного рода. В нравственном порядке нападают на нечестность, притворство, проституцию и все серьезные и мелкие бесчеловечные поступки человека по отношению к человеку, точно так же, как в естественном порядке нападают на болезни, катаклизмы и уродства. В своих целях Вольтер особенно полагался на преувеличение, но он также использовал контрастирующий прием преуменьшения, часто в форме литоты, то есть преуменьшение, посредством которого что-то утверждается путем утверждения отрицательного своего противоположного — обычный прием в ироническом выражении. С ним связан эвфемизм, фигура речи, в которой косвенное утверждение заменяется прямым. Многие писатели использовали эвфемистические термины, чтобы избежать резкости или оскорбления, но они обнаруживают тенденцию быть неискренними и сентиментальными. Вольтер иронически использовал их с тонким комическим эффектом, чтобы развить свою сатиру на несправедливость, преступление и глупость. Карикатура и пародия, способы, которыми автор преувеличивал те или иные детали с той же целью, также должны быть отмечены.

Главной целью Вольтера при написании Кандид было разрушить теорию оптимизма, и для этой цели преувеличение служило ему лучше всего. Он противопоставлял абсурду грубую нелепость — доктрину, многократно озвученную Панглоссом и подхваченную его учениками, — выводам, которые следует делать из описанных фантастических переживаний. Кандид изгнан из того, что для него и других в замке барона было «лучшим из всех возможных миров». Резня булгаро-абарского конфликта, буря и землетрясение, кажущаяся смерть Кунигунды и настоящая смерть ее родителей, переживания во время инквизиции — эти и все другие важные события описываются с преувеличением.

Превосходная степень доминирует с самого начала. Жизнь в замке Гром-тен-тронкх — утопия, жизнь полного счастья. Это «самый красивый замок». Кандид представлен как «самый мягкий из персонажей», который сочетал в себе довольно здравый смысл с большой простотой ума. Барон — великий и могущественный лорд Вестфалии; баронесса — лучшая из всех баронесс; Кунигунда — идеальная красота. Панглосс представлен как оракул, самый мудрый философ в королевстве. Абсурд уже противостоит абсурду. Мы узнаем, что этот самый красивый и приятный из всех возможных замков, как называет его Вольтер в последнем предложении главы, достаточно груб, имея одну дверь и окно и один гобелен. Баронесса страдает ожирением; барон явно примитивный персонаж. Но все это преувеличение, все превосходные степени подготавливают читателя к грядущим ужасным событиям. Точно так же и в рассказе о неведомой стране, Эльдорадо, и в описании резиденции дона Иссахара в лесу с ее просторными садами и великолепными убранствами Вольтер снова использовал преувеличение как прелюдию к неблагоприятной судьбе.

Автор использовал различные формы, чтобы противостоять Оптимизму. Формула «лучший из всех возможных миров» появляется вновь и вновь только для того, чтобы быть опровергнутой с сатирической и иронической остротой. Одна из этих форм включает в себя тип преуменьшения. Кандид мастер этого — непреднамеренно. Часто, испытав ужасную опасность и страдания, он немедленно реагирует на то, что доктор Панглосс, возможно, — всего лишь возможно — начнет сомневаться в своей собственной философии. Выслушав рассказ старухи во всех его ужасных подробностях, он замечает: «Очень жаль, что мудрый Панглосс был повешен, вопреки обычаю, на аутодафе: он бы рассказал нам восхитительные вещи о телесном и моральное зло, покрывающее землю, и я чувствовал бы себя достаточно сильным, чтобы отважиться на несколько уважительных возражений». Вспомним также его немедленную реакцию, когда он узнал, что орейлоны, приняв его за иезуита, намеревались зажарить или сварить его, а затем съесть: «Все хорошо, спорить не буду, но должен признать, что это жестокая судьба — потерять леди Кунигунду, а затем быть поджаренным на вертеле Орейонами». В гостинице в испанской деревне старуха выразила убеждение, что отец-францисканец украл деньги и драгоценности Кунигунды. Кандид заметил, что он должен был оставить им достаточно, чтобы закончить путешествие. В рассказе о проигрышах Кандида в карты в Париже также можно найти ироническую преуменьшение. Юноша был озадачен, потому что у него никогда не было тузов, но, как писал Вольтер, Мартин не был удивлен. Часто именно такими лаконичными высказываниями автор добивается остроумной недосказанности.

Вольтер имел естественную склонность к эвфемизмам, и примеры этого риторического приема многочисленны в Кандиде. Доктор Панглосс неизбежно использовал эвфемизм, озвучивая клише оптимизма, чтобы доказать, что даже большое зло ведет к добру. В вопросах, касающихся церкви и государства, эвфемистическое клише также служило цели Вольтера. Рассказ об инквизиции, например, предоставил ему прекрасную возможность для сатирических, эвфемистических комментариев. Следует вспомнить почти церемониальную вежливость темнокожего инквизитора, когда он осведомился о взглядах Панглосса в конце главы V. Не менее церемонно было описано бедственное положение Панглосса и Кандида (глава VI).

«Их разделили, и каждого поместили в чрезвычайно прохладную комнату, где никого не беспокоило солнце. Неделю спустя они оба были одеты в санбенито и бумажные митры. В таких одеждах они шли процессией и слышали глубоко трогательное проповедь, за которой последовала красивая полифоническая музыка. Кандид был выпорот во время пения, бискайца и двух мужчин, отказавшихся есть свинину, сожгли, а Панглосса повесили, хотя это не было принято».

На несоответствие этой сцены указывают формальные эвфемистические термины, в которых она описана, а также ссылка на опыт Кунигунды в качестве зрителя в инквизиции (глава VIII). Великий инквизитор, чья незаконная страсть к ней пробудилась, когда он увидел ее на мессе, оказал ей «честь, пригласив ее присутствовать. . Как будто она побывала на модном светском рауте!

Восторженные похвалы Какамбо правительству иезуитов в Парагвае — еще один пример. «Правительство у них замечательное. Царство уже более семисот пятидесяти верст в поперечнике и разделено на тридцать провинций. У отцов все, у народа ничего; это шедевр разума и справедливости. кто-нибудь столь же божественный, как отцы».

Булгаро-абарский конфликт дал Вольтеру не менее хороший шанс для сатиры, в которой он максимально использовал эвфемизм (глава II). Завербовав Кандида на службу к «самому очаровательному из королей», один из завербовавших сержантов сказал: «Теперь ты опора, опора, защитник и герой булгар: твоя удача сделана и твоя слава заверил». Сразу же после этой высокопарной речи Кандид был закован в кандалы и доставлен в полк. Во всем этом эпизоде ​​изобилует эвфемизм, противопоставленный реальности. Мы читаем о ярких мундирах, волнующей музыке — и узнаем о мрачных фактах войны (глава III):

«Ничто не могло быть более великолепным, блестящим, умным или упорядоченным, чем две армии. Трубы, гобои, барабаны и пушки произвели гармонию, равной которой не было слышно в аду. Сначала пушки поразили около шести тысяч человек с каждой стороны. , то ружейный огонь удалил из лучшего из миров около девяти или десяти тысяч негодяев, наводнивших его поверхность».

После страшной бойни в каждом лагере пели Te Deums: тщательно наблюдали за свойствами — таков взгляд Вольтера на «славную войну».

Еще одно довольно забавное и эффективное использование эвфемизма заслуживает внимания. В первой главе прекрасная и невинная Кунигунда наблюдала за Панглоссом и Пакетом в самой компрометирующей ситуации. Вольтер успешно старался не называть вещи своими именами:

«Однажды, когда Кунигунда гуляла возле замка в роще, известном как «парк», она увидела в кустах доктора Панглосса, который давал урок экспериментальной физики горничной своей матери, очень хорошенькой и послушной брюнетке. Госпожа Кунигунда глубоко интересовалась науками, она, затаив дыхание, наблюдала за повторяющимися опытами, которые производились у нее на глазах. Она ясно видела достаточное основание доктора и действие причины и следствия».

Преувеличение, преуменьшение и эвфемизм явно поддаются карикатуре и пародии, на что мы сейчас обращаем особое внимание. Абсолютная карикатура очевидна в характеристиках, пусть и кратких, барона и баронессы в главе I. Ученый доктор Панглосс, ранний и поздний, представляет собой примечательную карикатуру, как и барон-иезуит с его заявлениями о бессмертии. преданность, а затем и его полный поворот. Губернатор Буэнос-Айреса с его многочисленными именами и невыносимой гордостью послужил другим примером. Весь дефляционный эффект в главе I, с ее контрастом наивности и догматизма, — сплошная пародия, особенно пародийная трагедия изгнания Кандида из замка.

Ранее упоминалась романтическая проза семнадцатого и восемнадцатого веков, особенно пасторальный роман и героически-галантные приключенческие повествования, большинство из которых почти бесконечно длинны. Вольтер, который не мог переварить их не больше, чем его прославленные предшественники Мольер и Буало, возражал как по стилю, так и по содержанию, как он ясно дал понять в своем « Siècle de Louis XIV». Что касается стиля, то главным отклонением от нормы была préciosité. По происхождению l’esprit precjeux был поиском элегантности и отличия в манерах, стиле и языке. Его приверженцы искали новые выражения, особенно метафорические; они избегали низких или варварских терминов и — к их большой чести — стремились к ясности и точности. В лучшем случае préciosité означало чувствительность вкуса и чувства. Но у него была тенденция к сужению, и стиль типичного писателя-романтика легко приводил к излишествам. Страницы их произведений были заполнены красноречивыми заверениями о неугасающей любви, потоками слез, обмороками героинь, сценами внезапного узнавания, насильственной смертью, путешествиями из одной страны в другую. В Кандид , Вольтер, без сомнения, наслаждался пародированием жанра : его герой путешествовал повсюду; Панглосс был повешен, но выжил; Сообщалось, что Кунегонду выпотрошили, но она снова появилась; были гибели противников и бегства во временное убежище.